Последний вечер в Лондоне

Ева почувствовала взгляд Прешес, но она не волновалась, что подруга узнает правду. Прешес очень хорошо хранила тайны. Ева посмотрела на Алекса, слишком напряженная, чтобы чувствовать благодарность.

– Да. Все верно. Мой предыдущий сломался, и я подумала, что пчела довольно милая.

– А, – проговорил Дэвид, удовлетворенный ответом. Он вернул ей портсигар. – Интересно, кто был его первым владельцем. Надпись довольно пророческая, правда?

– Да, наверное, так. – Ева засунула портсигар в сумочку и защелкнула крышку. – Я просто решила, что он симпатичный, – подняла она с улыбкой глаза, понимая, что на нее пристально смотрит пара серебристых глаз.

Прешес отвернулась от окна.

– Обожаю ночной Лондон, – с улыбкой произнесла она. – Все эти огни! И люди повсюду! Дома мы жили в такой глуши, что могли не встретить ни одного человека до воскресного похода в церковь. Мне кажется, из-за этого я постоянное беспокоюсь, что пропускаю что-то. Наверное, поэтому я здесь.

Она перевела взгляд на сидящих рядом.

– Я слышала, оркестр в «Кафе де Пари» – лучший в городе. Честное слово, у меня ноги сами рвутся в пляс. – Словно в подтверждение сказанного ее ноги под подолом длинного платья принялись отбивать ритм. Ее акцент стал заметнее, когда она говорила о доме, что вызвало на губах Алекса сардоническую улыбку.

– Вы из Теннесси, верно?

Ева хотела предупредить Прешес, чтобы та не отвечала, сказать, что она сомневается в том, что Алекс просто поддерживает светскую беседу. Все его слова и действия всегда, казалось, имели больше одной цели.

– Да. Я всегда говорю, что из Мемфиса, но на самом деле мы из крошечного захолустного городка в часе езды от него. Никто не знает, где он находится, поэтому я просто называю Мемфис.

Алекс откинулся назад, положив ногу на ногу.

– Вы так далеко от дома. Должно быть, очень скучаете по семье. Как считаете, соберутся ли они когда-нибудь приехать к вам в гости?

Блеск в глазах Прешес слегка поблек.

– Мне бы очень этого хотелось, но у них не так много денег, и моему папе необходимо следить за фермой. Сестренка еще слишком мала для путешествия. Конечно, я по ним очень сильно скучаю.

Алекс сочувственно кивнул, но Ева ощутила, как между лопаток пробежал холодок.

– Ну, никогда не говори «никогда». Я искренне верю, что то, что кажется невозможным, можно сделать возможным. – Он повернулся к Еве. – Вы не согласны? Разве вам не хотелось бы снова увидеться с вашей семьей из Девона? – На его лице промелькнуло выражение фальшивой грусти. – Ох, Ева, мне очень, очень жаль. Я не хотел… – Его голос звучал почти искренне извиняющимся. – Надеюсь, я не вызвал неприятных воспоминаний. – Он повеселел. – Конечно, теперь у вас есть хорошие друзья, но я полагаю, иногда некоторые все же предпочитают друзей семье.

Он откинулся назад с довольной улыбкой, словно только что разрешил все мировые проблемы. Ева же ощущала ледяной холод. Она бросила взгляд на Софию и Дэвида, но те, казалось, были озабочены лишь друг другом и странным монотонным гулом, вибрирующим между ними.

Почувствовав беспокойство Евы, Прешес наклонилась и сжала ей руку.

– Так оно и есть. Хотя иногда хорошие подруги могут стать почти сестрами. Разве не так?

– Конечно. – Ева улыбнулась, кивнула и, чтобы избежать взгляда Алекса, принялась тушить сигарету в пепельнице на двери автомобиля. – Да, мне очень повезло, что Прешес нашла меня. По многим причинам. Я стояла на железнодорожной платформе, не имея ни малейшего понятия, что делать дальше. Дальше того, чтобы приехать в Лондон, я не думала. И вот подошла Прешес и спросила, не нужна ли мне соседка по комнате. У меня бы даже работы не было, если бы она не представила меня мадам Луштак. – Она послала своей подруге теплую улыбку. – Она очень хорошая подруга.

– А мне казалось, что это мне повезло, – с волнением проговорила Прешес. – Ева так многому научила меня.

– В самом деле? – спросил Алекс, приподняв бровь. – В каком роде?

– Ну, прежде всего, как вести себя, как разговаривать. Я была всего лишь деревенской девчонкой из Теннесси, поэтому ощущала себя белой вороной. Ева отполировала меня до блеска новенького пенни.

– Как интересно – человек родом из Девона знает так много о полировке.

Ева бросила взгляд на молодоженов. София уставилась в окно, погрузившись в свои мысли, но Дэвид, казалось, слушал внимательно.

– Вы бывали в «Кафе де Пари»? – спросил Дэвид, и Ева почувствовала, как расслабились ее плечи от того, что всеобщее внимание наконец-то оставило ее.

– Пока нет, – восторженно заговорила Прешес. – Но я много о нем слышала. Все модели Дома Луштак сгорают от зависти. Конечно, пойти туда может кто угодно, но София сказала, что мы будем сидеть за одним из лучших столиков возле оркестра. Фрея сказала, что, возможно, мы будем сидеть рядом с Маунтбеттеном или Коулом Портером. Может, даже с Ага-Ханом! Если так, то я не станцую ни единого танца. Я слишком оцепенею, чтобы двигаться, но все равно это будет восхитительно.

Алекс засмеялся.

– Говорят, что в «Кафе де Пари» все мужчины необычайно красивы, а молодые женщины – прекрасны. Как минимум половина данного утверждения верна, если судить по этому автомобилю.

Прешес премило зарумянилась, а затем заинтересовалась пейзажем за окном.

– Смотрите, машины выстроены в ряд, а на тротуаре – фотографы. – Она с волнением посмотрела на Алекса. – Как вы думаете, мы попадем в газеты? Мой папа и сестра будут на седьмом небе от счастья, если я отошлю им свою фотографию с этим шикарным автомобилем.

– Правда? – Улыбка Алекса стала шире. – Совершенно очаровательно.

Прешес, казалось, не услышала его, зачарованная скоплением людей, ждущих своей очереди, чтобы попасть в знаменитый подземный танцевальный клуб, и сверкающими огнями камер. Водитель подъехал к бордюру, открылась дверь, и Алекс, выйдя на улицу, протянул Прешес руку.

– Позвольте?

Она с радостью приняла его руку, а затем аккуратно вышла из машины. Сверкали камеры столпившихся у бордюра фотографов, пытавшихся запечатлеть пассажиров внутри автомобилей и на тротуаре. Алекс протянул руку и Еве, и после секундного колебания она позволила ему помочь ей выйти. Он держал ее крепко, даже когда она попыталась высвободиться. Помня про фотографов, она не переставала улыбаться.

– Что за игру вы затеяли?

Его улыбка не дрогнула ни на мгновение.


– Я не играю в игры, Ева. Тебе бы лучше это запомнить.

Он отпустил ее руку, оставив Еву беспомощно стоять в толпе, а сам приподнял локоть, чтобы проводить Прешес.

Дожидаясь, пока Дэвид проведет ее и Софию через толпу зевак в темный и наполненный сигаретным дымом клуб, Ева расправила плечи и натянула на лицо свою таинственную улыбку – ту, которой она обучилась во время модных показов; ту, которая должна была показывать искушенность и знание запретного плода. Под сотрясающий воздух звук духовых инструментов они спустились по одному из маршей устланной красным ковром изогнутой лестницы, окружавшей сцену. Почти все столики, расставленные по периметру зала и вокруг танцевальной площадки, занимали мужчины в смокингах и изысканно одетые женщины с темно-красной помадой на губах. Это был калейдоскоп цвета и звука, напоминавший Еве деревенскую ярмарку, на которой она однажды побывала. Разве что здесь она была внутри забора, а не прижималась к нему лицом с улицы.

Одетый в белый смокинг, подчеркивающий его смуглую кожу, знаменитый руководитель джаз-оркестра Кен «Снейкхипс» Джонсон отбивал пальцами ритм «Let’s Dance» Бенни Гудмена. Оркестр за его спиной раскачивался в такт музыке, поблескивая медными инструментами, словно охваченными пламенем в свете многочисленных огней.

Ощущая на себе взгляды публики, Ева с приподнятым подбородком двигалась вперед, безотрывно глядя перед собой, словно на очередном показе. Вот только пальцы ее стали липкими от пота, а внутри все ходило ходуном. Их провели к пустому столику прямо перед танцевальной площадкой, и, заняв свое место, она принялась искать глазами Грэма, отчаянно желая услышать его голос, прикоснуться к нему. Увидеть свет в его глазах и улыбку при взгляде на нее.

Она повернулась, чтобы занять место Грэму, поставив сумочку на стоящий рядом стул, но Алекс уже выдвигал его для себя, посадив по другую сторону от себя Прешес.

– Привет, красавица! – раздался сзади голос Грэма, и она почувствовала на щеке его теплые губы. Ева подняла глаза, не волнуясь, что он увидит в ее взгляде облегчение или бурлящий глубоко внутри шквал эмоций.

– Я думал, ты никогда не доедешь, – проговорил он. Он поприветствовал их друзей и даже похлопал Алекса по спине. – Но я очень рад, что ты все же здесь. Тут безумная давка, но всегда весело. – Он махнул проходящему мимо официанту. – Бутылку шампанского, пожалуйста – будем сегодня праздновать.

Официант кивнул. Слегка коснувшись пальцами ее затылка, Грэм отстранился и сел напротив. По ее телу пробежала сладкая дрожь, которую испортила лишь издевательски приподнятая бровь Алекса.

– Что празднуем? – спросила Прешес, с трудом сосредотачиваясь в шуме зала и постоянно вглядываясь в соседние столики в поисках какой-нибудь знаменитости.

Грэм, вмиг посерьезнев, обратился к Дэвиду:

– Я перегнул палку?

Дэвид покачал головой, а затем наклонился к Софии и взял ее за руку.

– Вовсе нет, мой друг. Я собирался сказать всем раньше, но… – Он нежно взглянул на свою жену. – Я боюсь, моя дорогая еще не до конца смирилась с этим.

– Вы ждете ребенка? – подалась вперед взволнованная Прешес. – Обожаю малышей.

Ева пожалела, что не сидела ближе к ней, чтобы пнуть ее под столом. Подобная тема определенно не годилась для смешанной компании.

София залилась румянцем.

– Ну что ты, Прешес. Еще слишком рано. Мы с Дэвидом только поженились.

– Да, – проговорила Прешес, поняв свою ошибку, – но все знают…

– Я записался в добровольцы, – выпалил Дэвид, то ли чтобы прервать Прешес, то ли чтобы побыстрее с этим покончить.

Ева смотрела на него непонимающе, но не потому, что не знала, что он имел в виду, а потому, что не могла понять, зачем он так поступил.

– В добровольцы?..

– В ополчение. Я решил, что не могу праздно стоять и ждать неминуемого. Война будет. Чемберлен сказал, что привез нам мир, но, боюсь, Гитлер не хочет мира, и он позабыл сообщить об этом нашему премьер-министру. Что бы ни произошло в будущем, я хочу, чтобы мои дети гордились мной, чтобы они знали: независимо от того, победили мы или потерпели поражение, их отец сражался за спасение Англии. Сражался за них.

За их спинами хлопнула пробка шампанского; они молча следили, как официант наполняет бокалы – до странности безмолвная и неподвижная сцена посреди водоворота цвета и звука. После ухода официанта Грэм поднял бокал.

– За короля и отечество.

– Верно, верно, – громко произнес Алекс, словно говорил о собственных короле и отечестве. Словно для него что-то из этого имело хоть какое-то значение. Все сделали по глотку из своих бокалов, кроме Софии – садясь рядом с мужем и сжимая мертвенно-бледной ладонью руку Дэвида на столе, она выглядела просто олицетворением скорби.

– Dulce et decorum est pro patria mori, – тихо проговорил Алекс.

Грэм бросил на него острый взгляд. София поднялась, задев стол и всколыхнув шампанское – пузырьки поднялись вверх, словно яростные кулаки в воздух. Не говоря ни слова, она вышла, направляясь к лестнице. Ева встала, чтобы пойти за ней, но Грэм встал тоже.

– Она – моя сестра. Позволь мне поговорить с ней.

Ева кивнула. Она все понимала, но ей хотелось утешить подругу. Казалось, заявление Дэвида прокололо пузырь, в котором она жила, и она слышала, как воздух медленно утекает из него наружу. Ева хотела окликнуть Грэма, взять с него обещание, что он не поступит настолько глупо, чтобы записаться в добровольцы на войну, которая еще даже не объявлена.

– Потанцуем?

Алекс протянул к ней руку. Ева посмотрела через стол на Дэвида, ища спасения, но тот, опустошив бокал, тянулся за бутылкой шампанского, чтобы наполнить следующий.

– Я останусь и составлю Дэвиду компанию, – сказала Прешес. – А ты иди, потанцуй.

– Но… – попыталась протестовать Ева.

– У меня еще будет много времени для танцев, а вы идите, развлекитесь.

Скрепя сердце, не в состоянии объяснить причины отказа, Ева приняла руку Алекса и позволила ему вывести их на танцевальную площадку. Оркестр сбавил темп, и теперь парочки танцевали в тесных объятиях друг друга. Алекс умело повел Еву в вальсе; фигуры были ей знакомы, потому что они с Прешес без конца тренировались в своей квартире к свадьбе Софии. Они хотели показать, что основы они изучали в классных комнатах, как все благовоспитанные юные леди.

– Это означает: «Сладка и прекрасна за родину смерть». Из «Од» Горация. – Алекс говорил, наклонившись к ее уху очень близко, его дыхание щекотало ей шею. – Я знаю, что ты не говоришь на латыни, так что решил перевести.