Последний вечер в Лондоне
Часть 36 из 84 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она постаралась скрыть в голосе беспокойство.
– То есть теперь они сосредоточили все внимание на тебе, чтобы убедиться, что ты в безопасности.
– Да. Им бы хотелось, чтобы я оставил работу в Министерстве внутренних дел и уехал с ними в деревню, чтобы оттуда наблюдать, чем кончится война.
– Но ведь ты не такой, да?
Она любила в нем эту сторону – отважного мужчину, жаждущего покинуть уют дома, чтобы познать жизнь в стране на другом конце света, который сдружился с буддийским монахом и распознал очарование улыбающегося дельфина.
Он покачал головой.
– Нет, не такой. И все же, кажется, моя мать довольно тщательно разработала план моего будущего. Ее взгляды достаточно далеки от моих. Но отец болен, что послужило одной из причин моего возвращения из-за границы, и я не хочу огорчать его. Особенно сейчас, когда свадьба Софии так близко. Поэтому я делаю вид, что согласен с планами матери, чтобы не огорчать ни ее, ни отца.
– Мне очень жаль. Я не знала, что твой отец так болен.
Он довольно долго пребывал в задумчивости.
– Мы многим еще не поделились друг с другом. Мне кажется, это из-за того, что ты для меня очень особенная. Я не хочу, чтобы реалии остальной части нашей жизни вмешивались и все портили. Я тебя расстроил?
Ева покачала головой, ощущая, как ее горло сжимается. Она смогла ответить не сразу.
– На самом деле нет. Я все понимаю. У меня нет семьи, но я могу представить, насколько важно оставаться близко друг к другу, особенно в такие времена.
– Я знал, что ты поймешь. Я хочу представить тебя моим родителям, позволить им узнать, что ты занимаешь особое место в моей жизни. Но я не могу этого сделать прямо сейчас. Для них это будет достаточно тяжело. Для меня не имеет никакого значения, что ты дочь сельского врача – я люблю тебя так же сильно, как если бы ты была дочерью герцога. Но, боюсь, они смотрят на это иначе. Ты можешь набраться немного терпения?
– Если ты просишь меня подождать, то я буду ждать, ты же знаешь.
Он поцеловал ее.
– Только пока отцу не станет лучше. Врачи полны оптимизма, а это чего-то да стоит.
Она наконец-то проглотила ком в горле и произнесла, стараясь, чтобы ее голос звучал весело:
– По крайней мере, твоя работа теперь сравнительно безопасна. Наверное, родителям гораздо легче от этого.
Грэм не ответил, отчего Ева бросила на него внимательный взгляд, припомнив, как Алекс совершенно справедливо отметил, что она ничего не знает о работе Грэма. Ее смутило то, как запросто Алекс мог прочитать ее; то, что он знал, насколько она простодушна. Она просто представляла себе Грэма за столом с кипами бумаг и телефоном. Это было по-детски наивно, но у нее не было ни опыта, ни знаний, чтобы представить себе что-то иное.
– Я знаю, что ты работаешь в Министерстве внутренних дел, но что именно ты там делаешь? Ты так часто в разъездах. Это, конечно, не Бирма, но тоже, наверное, очень увлекательно.
– Нет, не Бирма. – Она ждала, что он продолжит, глядя, как мысли омрачают его лицо, но вместо этого он неожиданно улыбнулся. – Мы же тут не для того, чтобы обсуждать работу. И теперь, когда я показал тебе не один сюрприз, а целых два, мне бы хотелось отвести тебя на озеро покататься на лодках. В прошлый раз было слишком холодно, но сегодня довольно тепло. Пойдем?
Она взяла его за руку и переплела их пальцы. Они шли медленно, наслаждаясь редкой возможностью побыть вдвоем. На лужайках на расстеленных покрывалах растянулись парочки; их бледная кожа, розовеющая на солнце, походила на рыбье брюхо.
Желая вернуть игривое настроение Грэма, Ева произнесла:
– Только если ты будешь грести. Боюсь, у меня руки слишком болят, после того как я их вчера весь день держала поднятыми во время примерки всего свадебного приданого Дафни Вигхэм. Ее свадьбу перенесли, так как жених вступил в ВВС. Такое ощущение, что вся страна уже думает, что мы вступили в войну.
Пока они спускались по ухоженной тропинке к озеру, уже усеянному рассекающими серую воду весельными лодками, Грэм молчал. Наконец, он проговорил:
– Признаюсь, я беспокоюсь по поводу происходящего в Европе. Но сегодня здесь только ты и я. Давай представим, что остального мира не существует.
Он потянул Еву за руку и чуть не побежал по стальному мостику к лодочной стоянке. Как и обещал, он взялся за весла, но сделал вид, что раскачивает узкую лодку, пока смотритель усаживал Еву. Она шутливо нахмурилась, и Грэм наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, отчего лодка начала сильно крениться. Ева вскрикнула, а Грэм положил руку ей на ногу, помогая поймать равновесие. Она почувствовала, как тепло его прикосновения проникает в кости. Его зеленые глаза сверкнули на солнце.
– Не бойся, Ева. Я позабочусь о тебе. Я ни за что не позволю, чтобы с тобой что-нибудь произошло.
Оттолкнувшись от пирса, он проплыл между стайкой гусей и другими гребцами, пока не вышел на достаточно открытое место, чтобы начать грести. Ева никогда не бывала в Венеции, но очень внимательно слушала истории, которые Розали рассказывала в Доме Луштак, – истории настолько подробные, что ей казалось, будто она может мысленно увидеть древний город. Она могла представить, как плывет с Грэмом в гондоле под управлением поющего гондольера по красивым каналам.
Но в том, чтобы находиться с Грэмом здесь, в Риджентс-Парке, где небо столь же голубое, как, несомненно, и в Италии, заключалось свое очарование. Ева откинулась назад, позволяя своим пальцам слегка касаться все еще холодной, несмотря на жаркий день, воды. Закрыв глаза, она вздохнула.
– Пожалуйста, не буди меня. Я, должно быть, грежу.
Она почувствовала улыбку в его голосе.
– И что же тебе снится, любимая?
Она улыбнулась, не открывая глаз.
– Ты.
– В самом деле? А что еще?
Ева на секунду задумалась.
– Дом, в котором я буду однажды жить.
– А! И как он выглядит?
Ритмичные шлепки весел походили на колыбельную, а его голос действовал как снотворное.
– Он высоко на утесе, с видом на море. Я слышу, как о камень бьются волны за окнами моей спальни.
– Ты одна?
Тихие звуки голосов катающихся на лодках и бьющей о борт воды казались очень далекими и сонными – такими же сонными, какой от жары и тепла голоса Грэма ощущала себя она.
– Нет. – Она слегка – не больше щелочек – приоткрыла глаза. Его образ сквозь ресницы походил на мираж. – Я с тобой.
Она снова закрыла глаза, ощущая, как лодочка рассекает воду, подумала о доме на утесе у моря и вспомнила, как Грэм пообещал всегда заботиться о ней.
Глава 19
Лондон
май 2019 года
После ухода Пенелопы и Прешес мы немного посидели молча. Затем Арабелла вскочила на ноги.
– Кто хочет посмотреть на закат? Я сто лет не была в деревне, а небо – кристально чистое. – Она протянула ко мне руки. – Пойдем, Мэдди. Обещаю, такого ты еще не видела. Захвати свою камеру. – Она перевела взгляд на брата. – И ты, Колин. Когда ты последний раз видел закат?
Колин осушил свой стакан и поставил его на каминную полку.
– Ни разу со времен института, – констатировал он каким-то странным тоном. Он повернулся к отцу. – Пап? Пойдешь с нами?
– Спасибо, но мне нужно просмотреть кое-какую корреспонденцию. А вы идите. – Джеймс посмотрел на часы. – И лучше поторопитесь – солнце садится примерно через сорок пять минут. Лучше всего наблюдать с меловой горы, а до нее идти прилично. Возьмите фонари, чтобы не заблудиться на обратном пути. Сегодня только полумесяц.
Сбегав наверх и быстро переодевшись в джинсы и свитер, я пошла за Арабеллой и Колином через весь дом. Захватив на кухне карманные фонари, мы вышли в сад за домом. Аромат цветов наполнял воздух такой легкостью, что я почти забыла лицо Прешес, когда она отвела глаза от моего испытующего взгляда, забыла то ощущение зависшей над листом бумаги ручки, ощущение истории без конца.
Но конец был. Должен был быть. В каждой истории был финальный акт, место, под которым можно написать: «Конец». Я всю свою взрослую жизнь прожила с этим допущением, со знанием, что некоторые концовки известны еще до начала истории.
Сегодня было что-то в том, как Прешес произнесла: «Сладких снов». Нечто почти вызывающее – крючок, брошенный в воду, чтобы посмотреть, что на него может клюнуть. Не то чтобы это было какой-то непривычной сентиментальностью. Я вспомнила те же слова, написанные на обороте фотографии с Грэмом в форме Королевских ВВС. А может, это была лишь какая-то пустяковая мысль, крутившаяся у меня в голове, полное совпадение никак не связанных между собой вещей.
Арабелла, идущая рядом, остановилась, потирая ладонями руки.
– Б-р-р-р. Что ж так холодно-то? Боюсь, у меня нет джемпера. – У нее был искренне раздосадованный вид. – А если вы будете меня ждать, то пропустите закат. – Махнув нам рукой, она сказала: – Вы идите. Сфотографируйте все, чтобы я посмотрела, что пропустила.
Джордж и Шарлотта, которых, видимо, держали во время ужина взаперти, обрадовались побегу из заключения.
– Держите их подальше от коровьих лепешек, – предупредила Арабелла, а затем поспешно удалилась, оставив нас с Колином один на один.
Собаки скакали и носились вокруг нас, словно назойливая мошкара, вызвав у меня невольную улыбку.
– Не волнуйся, мы некоторое время не пускали коров на этот холм, чтобы отросла трава. – Колин опустил глаза на мои кеды. – Холм пологий, но там может быть скользко. Тебе в них будет нормально?
– Наверное, нет. – Я стянула кеды, затем засунула носки внутрь, оставшись босиком. В ответ на его недоуменный взгляд я объяснила: – Когда я была маленькой, я надевала туфли только в школу, церковь и на дни рождения. Это скорее причуда южан, так что прорва народа пропустила это. Есть что-то волшебное в траве под босыми ногами. – Я указала глазами на его мокасины. – Попробуй.
Он колебался всего секунду, а затем снял свои туфли и поставил рядом с моими.
– Приятно. Правда, немного прохладно. Ноги, наверное, замерзнут.
– Не волнуйся, привыкнешь. Твои пальцы на ногах будут слишком довольны, чтобы жаловаться.
– Ну пойдем тогда, – сказал он, указав на тропинку, ведущую из сада к заросшему травой склону с редкими деревцами. Он свистнул собак, которые тут же потрусили по направлению к нам.
Мы шли молча; собаки, тяжело дыша, пролетали мимо нас, потом, добравшись до ворот для выгона скота, принимались нетерпеливо пританцовывать в ожидании, когда им откроют ворота, а затем возвращались обратно. Я проигрывала в голове наш разговор на кухне, слушая слова Колина о фотографии мальчика в коляске, который не был Колином. Я хотела спросить, кто же это был, но не могла подобрать правильных слов, которые бы показали безразличие, которого уже не испытывала.
– Я наводил справки по поводу Евы Харлоу, – нарушил Колин тишину.
– О, прекрасно. Нашел что-нибудь?
Он покачал головой.
– Вообще ничего. Я нашел ее в списке моделей Дома Луштак с тридцать девятого до конца марта сорок первого. Затем она исчезает. Совершенно пусто: ни извещений о смерти, ни истории болезни, ни записей о браке. Как будто ее вообще не существовало.
– То есть теперь они сосредоточили все внимание на тебе, чтобы убедиться, что ты в безопасности.
– Да. Им бы хотелось, чтобы я оставил работу в Министерстве внутренних дел и уехал с ними в деревню, чтобы оттуда наблюдать, чем кончится война.
– Но ведь ты не такой, да?
Она любила в нем эту сторону – отважного мужчину, жаждущего покинуть уют дома, чтобы познать жизнь в стране на другом конце света, который сдружился с буддийским монахом и распознал очарование улыбающегося дельфина.
Он покачал головой.
– Нет, не такой. И все же, кажется, моя мать довольно тщательно разработала план моего будущего. Ее взгляды достаточно далеки от моих. Но отец болен, что послужило одной из причин моего возвращения из-за границы, и я не хочу огорчать его. Особенно сейчас, когда свадьба Софии так близко. Поэтому я делаю вид, что согласен с планами матери, чтобы не огорчать ни ее, ни отца.
– Мне очень жаль. Я не знала, что твой отец так болен.
Он довольно долго пребывал в задумчивости.
– Мы многим еще не поделились друг с другом. Мне кажется, это из-за того, что ты для меня очень особенная. Я не хочу, чтобы реалии остальной части нашей жизни вмешивались и все портили. Я тебя расстроил?
Ева покачала головой, ощущая, как ее горло сжимается. Она смогла ответить не сразу.
– На самом деле нет. Я все понимаю. У меня нет семьи, но я могу представить, насколько важно оставаться близко друг к другу, особенно в такие времена.
– Я знал, что ты поймешь. Я хочу представить тебя моим родителям, позволить им узнать, что ты занимаешь особое место в моей жизни. Но я не могу этого сделать прямо сейчас. Для них это будет достаточно тяжело. Для меня не имеет никакого значения, что ты дочь сельского врача – я люблю тебя так же сильно, как если бы ты была дочерью герцога. Но, боюсь, они смотрят на это иначе. Ты можешь набраться немного терпения?
– Если ты просишь меня подождать, то я буду ждать, ты же знаешь.
Он поцеловал ее.
– Только пока отцу не станет лучше. Врачи полны оптимизма, а это чего-то да стоит.
Она наконец-то проглотила ком в горле и произнесла, стараясь, чтобы ее голос звучал весело:
– По крайней мере, твоя работа теперь сравнительно безопасна. Наверное, родителям гораздо легче от этого.
Грэм не ответил, отчего Ева бросила на него внимательный взгляд, припомнив, как Алекс совершенно справедливо отметил, что она ничего не знает о работе Грэма. Ее смутило то, как запросто Алекс мог прочитать ее; то, что он знал, насколько она простодушна. Она просто представляла себе Грэма за столом с кипами бумаг и телефоном. Это было по-детски наивно, но у нее не было ни опыта, ни знаний, чтобы представить себе что-то иное.
– Я знаю, что ты работаешь в Министерстве внутренних дел, но что именно ты там делаешь? Ты так часто в разъездах. Это, конечно, не Бирма, но тоже, наверное, очень увлекательно.
– Нет, не Бирма. – Она ждала, что он продолжит, глядя, как мысли омрачают его лицо, но вместо этого он неожиданно улыбнулся. – Мы же тут не для того, чтобы обсуждать работу. И теперь, когда я показал тебе не один сюрприз, а целых два, мне бы хотелось отвести тебя на озеро покататься на лодках. В прошлый раз было слишком холодно, но сегодня довольно тепло. Пойдем?
Она взяла его за руку и переплела их пальцы. Они шли медленно, наслаждаясь редкой возможностью побыть вдвоем. На лужайках на расстеленных покрывалах растянулись парочки; их бледная кожа, розовеющая на солнце, походила на рыбье брюхо.
Желая вернуть игривое настроение Грэма, Ева произнесла:
– Только если ты будешь грести. Боюсь, у меня руки слишком болят, после того как я их вчера весь день держала поднятыми во время примерки всего свадебного приданого Дафни Вигхэм. Ее свадьбу перенесли, так как жених вступил в ВВС. Такое ощущение, что вся страна уже думает, что мы вступили в войну.
Пока они спускались по ухоженной тропинке к озеру, уже усеянному рассекающими серую воду весельными лодками, Грэм молчал. Наконец, он проговорил:
– Признаюсь, я беспокоюсь по поводу происходящего в Европе. Но сегодня здесь только ты и я. Давай представим, что остального мира не существует.
Он потянул Еву за руку и чуть не побежал по стальному мостику к лодочной стоянке. Как и обещал, он взялся за весла, но сделал вид, что раскачивает узкую лодку, пока смотритель усаживал Еву. Она шутливо нахмурилась, и Грэм наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, отчего лодка начала сильно крениться. Ева вскрикнула, а Грэм положил руку ей на ногу, помогая поймать равновесие. Она почувствовала, как тепло его прикосновения проникает в кости. Его зеленые глаза сверкнули на солнце.
– Не бойся, Ева. Я позабочусь о тебе. Я ни за что не позволю, чтобы с тобой что-нибудь произошло.
Оттолкнувшись от пирса, он проплыл между стайкой гусей и другими гребцами, пока не вышел на достаточно открытое место, чтобы начать грести. Ева никогда не бывала в Венеции, но очень внимательно слушала истории, которые Розали рассказывала в Доме Луштак, – истории настолько подробные, что ей казалось, будто она может мысленно увидеть древний город. Она могла представить, как плывет с Грэмом в гондоле под управлением поющего гондольера по красивым каналам.
Но в том, чтобы находиться с Грэмом здесь, в Риджентс-Парке, где небо столь же голубое, как, несомненно, и в Италии, заключалось свое очарование. Ева откинулась назад, позволяя своим пальцам слегка касаться все еще холодной, несмотря на жаркий день, воды. Закрыв глаза, она вздохнула.
– Пожалуйста, не буди меня. Я, должно быть, грежу.
Она почувствовала улыбку в его голосе.
– И что же тебе снится, любимая?
Она улыбнулась, не открывая глаз.
– Ты.
– В самом деле? А что еще?
Ева на секунду задумалась.
– Дом, в котором я буду однажды жить.
– А! И как он выглядит?
Ритмичные шлепки весел походили на колыбельную, а его голос действовал как снотворное.
– Он высоко на утесе, с видом на море. Я слышу, как о камень бьются волны за окнами моей спальни.
– Ты одна?
Тихие звуки голосов катающихся на лодках и бьющей о борт воды казались очень далекими и сонными – такими же сонными, какой от жары и тепла голоса Грэма ощущала себя она.
– Нет. – Она слегка – не больше щелочек – приоткрыла глаза. Его образ сквозь ресницы походил на мираж. – Я с тобой.
Она снова закрыла глаза, ощущая, как лодочка рассекает воду, подумала о доме на утесе у моря и вспомнила, как Грэм пообещал всегда заботиться о ней.
Глава 19
Лондон
май 2019 года
После ухода Пенелопы и Прешес мы немного посидели молча. Затем Арабелла вскочила на ноги.
– Кто хочет посмотреть на закат? Я сто лет не была в деревне, а небо – кристально чистое. – Она протянула ко мне руки. – Пойдем, Мэдди. Обещаю, такого ты еще не видела. Захвати свою камеру. – Она перевела взгляд на брата. – И ты, Колин. Когда ты последний раз видел закат?
Колин осушил свой стакан и поставил его на каминную полку.
– Ни разу со времен института, – констатировал он каким-то странным тоном. Он повернулся к отцу. – Пап? Пойдешь с нами?
– Спасибо, но мне нужно просмотреть кое-какую корреспонденцию. А вы идите. – Джеймс посмотрел на часы. – И лучше поторопитесь – солнце садится примерно через сорок пять минут. Лучше всего наблюдать с меловой горы, а до нее идти прилично. Возьмите фонари, чтобы не заблудиться на обратном пути. Сегодня только полумесяц.
Сбегав наверх и быстро переодевшись в джинсы и свитер, я пошла за Арабеллой и Колином через весь дом. Захватив на кухне карманные фонари, мы вышли в сад за домом. Аромат цветов наполнял воздух такой легкостью, что я почти забыла лицо Прешес, когда она отвела глаза от моего испытующего взгляда, забыла то ощущение зависшей над листом бумаги ручки, ощущение истории без конца.
Но конец был. Должен был быть. В каждой истории был финальный акт, место, под которым можно написать: «Конец». Я всю свою взрослую жизнь прожила с этим допущением, со знанием, что некоторые концовки известны еще до начала истории.
Сегодня было что-то в том, как Прешес произнесла: «Сладких снов». Нечто почти вызывающее – крючок, брошенный в воду, чтобы посмотреть, что на него может клюнуть. Не то чтобы это было какой-то непривычной сентиментальностью. Я вспомнила те же слова, написанные на обороте фотографии с Грэмом в форме Королевских ВВС. А может, это была лишь какая-то пустяковая мысль, крутившаяся у меня в голове, полное совпадение никак не связанных между собой вещей.
Арабелла, идущая рядом, остановилась, потирая ладонями руки.
– Б-р-р-р. Что ж так холодно-то? Боюсь, у меня нет джемпера. – У нее был искренне раздосадованный вид. – А если вы будете меня ждать, то пропустите закат. – Махнув нам рукой, она сказала: – Вы идите. Сфотографируйте все, чтобы я посмотрела, что пропустила.
Джордж и Шарлотта, которых, видимо, держали во время ужина взаперти, обрадовались побегу из заключения.
– Держите их подальше от коровьих лепешек, – предупредила Арабелла, а затем поспешно удалилась, оставив нас с Колином один на один.
Собаки скакали и носились вокруг нас, словно назойливая мошкара, вызвав у меня невольную улыбку.
– Не волнуйся, мы некоторое время не пускали коров на этот холм, чтобы отросла трава. – Колин опустил глаза на мои кеды. – Холм пологий, но там может быть скользко. Тебе в них будет нормально?
– Наверное, нет. – Я стянула кеды, затем засунула носки внутрь, оставшись босиком. В ответ на его недоуменный взгляд я объяснила: – Когда я была маленькой, я надевала туфли только в школу, церковь и на дни рождения. Это скорее причуда южан, так что прорва народа пропустила это. Есть что-то волшебное в траве под босыми ногами. – Я указала глазами на его мокасины. – Попробуй.
Он колебался всего секунду, а затем снял свои туфли и поставил рядом с моими.
– Приятно. Правда, немного прохладно. Ноги, наверное, замерзнут.
– Не волнуйся, привыкнешь. Твои пальцы на ногах будут слишком довольны, чтобы жаловаться.
– Ну пойдем тогда, – сказал он, указав на тропинку, ведущую из сада к заросшему травой склону с редкими деревцами. Он свистнул собак, которые тут же потрусили по направлению к нам.
Мы шли молча; собаки, тяжело дыша, пролетали мимо нас, потом, добравшись до ворот для выгона скота, принимались нетерпеливо пританцовывать в ожидании, когда им откроют ворота, а затем возвращались обратно. Я проигрывала в голове наш разговор на кухне, слушая слова Колина о фотографии мальчика в коляске, который не был Колином. Я хотела спросить, кто же это был, но не могла подобрать правильных слов, которые бы показали безразличие, которого уже не испытывала.
– Я наводил справки по поводу Евы Харлоу, – нарушил Колин тишину.
– О, прекрасно. Нашел что-нибудь?
Он покачал головой.
– Вообще ничего. Я нашел ее в списке моделей Дома Луштак с тридцать девятого до конца марта сорок первого. Затем она исчезает. Совершенно пусто: ни извещений о смерти, ни истории болезни, ни записей о браке. Как будто ее вообще не существовало.