Последний вечер в Лондоне
Часть 24 из 84 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она отвела взгляд от телефона и сняла очки.
– Я знала одного из них. Младшего. Они ведь были близнецами. Но не однояйцевыми. Уильям был старше, но только на несколько минут.
– Получается, это Уильям?
– Нет, это Грэм. – Мягкая улыбка озарила ее лицо. – Он был возлюбленным Евы.
Крупные струи дождя продолжали колотить в окно, небо приняло пепельный оттенок, под стать бледному лицу Прешес.
– Ты знаешь, что с ним произошло, бабушка? В семейных записях ничего не нашлось. Мой отец говорит, что в его детстве про дядю Грэма никогда не говорили – только об Уильяме, ведь он был героем, павшим на войне. Форма Грэма на фотографии говорит, что он служил в Королевских ВВС, и, уверен, я смогу разыскать что-нибудь в архиве, но я надеялся, что ты дашь нам отправную точку.
– Нет, боюсь, нет.
Ей голос звучал настолько тихо, что я едва расслышала ее.
– Ты знаешь, что с ним произошло?
Она покачала головой.
– Я потеряла с ним связь примерно в то же время, что и с Евой. – Она посмотрела в окно за моей спиной. И почти неслышно проговорила:
– Мне всегда нравилось думать, что они в конце концов оказались вместе.
– Может, и оказались, – произнес Колин, и неистовый грохот дождя по стеклу почти заглушил его слова.
– Как вы думаете, куда они могли исчезнуть? – спросила я.
Она изящно пожала плечами.
– Когда я о них думаю, то представляю себе, что они живут высоко на утесе, в доме с видом на море. Ева всегда говорила о доме, который они с Грэмом хотели построить. – Она встретилась со мной взглядом, и я увидела, что темнота вернулась, лишив ее голубые глаза яркости. – Или они просто поехали туда, куда уезжают люди, которые не хотят, чтобы их нашли.
Я подняла фотокамеру, желая запечатлеть ее лицо в этот момент, чтобы позднее изучить его. Хороший фотограф способен найти образы, которые говорили бы вместо самого человека, выводя на свет чувства, которые он – или она – постоянно держит за семью печатями. А Прешес так о многом нужно было рассказать. У нее было словно бы две истории: одна, которой она хотела поделиться, и вторая, которая рассказывала правду.
Я опустила фотокамеру.
– А что насчет вас, Прешес? Вы были молодой и красивой; у вас наверняка было много воздыхателей. Был у вас кто-нибудь?
– Ты спрашиваешь, был ли у меня любовник?
Ее прямота застала меня врасплох, но я постаралась не показать этого.
– Да. Был?
– Тебе стоит прогуляться сегодня в Кью. – Прешес рассматривала фотографию. – Вишни в цвету просто великолепны. Уверена, Колин мог бы сводить тебя туда.
– Там дождь идет, бабушка, – сказал Колин. – Пойду позову Лауру. Мне кажется, тебе стоит отдохнуть.
Я надела крышку объектива на камеру и поднялась, наклонившись, чтобы поцеловать Прешес в дряблую щеку.
– Спасибо вам, Прешес. Я буду и дальше искать Еву. Я уверена, мы ее найдем. И Грэма тоже.
Колин вернулся с Лаурой. Мы попрощались, и Лаура проводила Прешес обратно в спальню.
– И что ты об этом думаешь? – спросил Колин, натягивая плащ.
– Не знаю. Но тут явно есть история. Есть хорошая новость – теперь мы можем начинать поиски Грэма, что должно быть легче, учитывая его военное досье, а это может привести нас к Еве. – Я выразительно посмотрела на его плащ. – Полагаю, это означает, что ты не поведешь меня в Кью-Гарденз?
Его улыбка оказалась столь же неожиданной, сколь и очаровательной, напомнив мне о мужчине на фотографии.
– Точно не сегодня. – Казалось, он обдумал свои следующие слова, прежде чем произнес: – Я собирался вернуться в офис на пару часов, но мы могли бы устроить ранний ужин, если хочешь. Обсудили бы, как найти Еву Харлоу и моего двоюродного деда Грэма. Если, конечно, у тебя нет других планов.
Мне стоило отказаться. Слишком тяжело мне проводить с ним время, изображая безразличие. Всегда получалось тяжело, но в колледже были другие парни, с которыми я могла игнорировать свой интерес к нему и его – ко мне.
Кроме того, я собиралась проштудировать свои записи и поискать в интернете фотографии показов мод в Париже времен войны. Но Колин выглядел настолько убедительным, да и я так погрузилась в записи, что едва перекусила за чаем.
– Конечно. Давай только пойдем куда-нибудь, где подают нормальную еду. До смерти хочу гамбургер. Или барбекю. Что-нибудь из этого вполне подойдет.
Он изогнул бровь на слове «нормальная», но промолчал.
– Хорошо. По-моему, на главной улице есть несколько вариантов на выбор.
– Пойду сбегаю за курткой.
Я нашла куртку под грудой нарядов Прешес на своей кровати, куда положила ее, прежде чем зарыться в первую коробку из тех, что не уместились в гостевой комнате. Застегивая большую пуговицу на горле, я подумала, что могу учуять едва заметное благоухание старых духов, приставших к ткани. Аромат тут же исчез, заставив меня задуматься, не почудился ли он мне. Но каким-то образом он вызвал воспоминание из первой беседы с Прешес, когда мы спросили ее, не хочет ли она, чтобы мы нашли Еву. То, что человек пропал, еще не значит, что он хочет, чтобы его нашли. И я впервые задумалась, а о Еве ли она говорила в тот момент.
Глава 13
Лондон
март 1939 года
Ева пригладила выбившиеся локоны, мельком взглянув на их с Прешес отражение в двери вестибюля гостиницы, прежде чем носильщик в униформе открыл ее перед ними. Она улыбнулась ему не глядя, как делали многие клиенты Дома Луштак, когда сталкивались с кем-то из обслуживающего персонала. Так они показывали, что узнали человека, не роняя при этом собственного достоинства.
Она чувствовала на себе взгляды узнавания, когда они с Прешес шли по черно-белому мраморному полу, звонко цокая каблуками. Она представила себе, будто демонстрирует наряды, двигаясь медленно и размеренно, чтобы скрыть нервозность. Чтобы держаться так, словно она постоянная посетительница «Кларидж». Прешес, чью наивность всегда истолковывали как уверенность, просто шла вперед, словно чаепитие в «Кларидж» было для нее обязанностью.
София уже дожидалась их под рифленым сводом кафе, отчего Ева тут же засомневалась и поинтересовалась, не опоздали ли они. Но София, улыбнувшись, встала, обменялась с ней приветственными поцелуями и махнула рукой, словно отметая извинения.
– Я всегда прихожу ужасно рано, так что это мне следует извиняться. Даже мать жалуется, что я родилась на целую неделю раньше. – Она повернулась к Прешес, и ее улыбка стала еще шире. – А вы, должно быть, прелестная мисс Дюбо, о которой мне так много говорили Ева и Грэм.
– Надеюсь, только хорошее. – Прешес ответила улыбкой. – И, прошу вас, называйте меня Прешес. Все друзья меня называют именно так.
– Замечательно, – проговорила София, указывая на два места по сторонам от себя. – Только если ты будешь звать меня Софией. Осмелюсь сказать, что я столько слышала о тебе, что мне кажется, будто мы уже друзья.
Ева расслабилась и с невозмутимым видом села на стул, услужливо подвинутый ненавязчивым метрдотелем. Она даже припомнила, что смотреть на него не следует.
Когда заказ был сделан, София стала с нескрываемым восторгом рассматривать девушек, отчего Ева испытала облегчение – ведь ей понадобилось около двух часов, чтобы нарядиться. Ее комната была завалена нарядами, которые она выбирала, пока не нашла светло-голубое платье до колена и облегающий жакет с ремнем и очаровательным белым остроконечным воротничком. В платье с жакетом идеально сочетались оригинальность и стиль, щеголеватость и сдержанность.
Прешес точно знала, что́ собирается надеть – платье для коктейля из шифона лимонного цвета, – и поэтому ждала еще добрых полчаса, пока Ева соберется.
– Вы обе выглядите просто сногсшибательно, – сказала София. – Полагаю, мне не стоит соглашаться появляться с любой из вас на публике, потому что я боюсь сравнений, но что-то подсказывает мне, что мы будем видеться довольно часто. Позволю себе заметить, что Грэм без памяти влюблен в тебя, Ева.
Все, что Ева смогла придумать в ответ, было:
– Правда?
– Уверена, ты это знаешь. И не могу передать словами, какое количество людей спросило меня о том восхитительном создании, с которым в последнее время под руку щеголяет Грэм. Все думают, что ты заграничная принцесса или что-то столь же нелепое. Но я их не разубеждаю. Забавно наблюдать, как они теряются в догадках.
– Я вовсе не удивлена, – сказала Прешес. – Она миленькая, словно персик, и мудрая, словно стая сов. Лучшее, что я сделала в этой жизни, – столкнулась с ней на железнодорожной станции и спросила, не нужна ли ей соседка по комнате, что, наверное, меня тоже делает довольно мудрой.
Ева посмотрела на Софию в ожидании реакции. Та расхохоталась.
– Вынуждена с тобой согласиться.
Ева тихонько вздохнула с облегчением.
Принесли сэндвичи и пирожные. Они молча дождались, пока официанты разольют чай и тихо исчезнут, а затем Ева, отпив из чашки в бело-зеленую полоску, спросила, стараясь не показать свой интерес:
– И что же ты им говоришь?
– Что касается коварных девиц, то я позволяю им верить в то, во что им хочется верить. Друзьям же я говорю правду.
Рука Евы дрогнула, когда она ставила чашку, и на блюдечко упала капля чая.
– Правду?
– Да… о том, как твои родители трагически погибли и оставили тебя сиротой. Это ведь делает тебе честь. То, что ты перевоплотилась и собственными руками создала свою новую жизнь. Ты очень отважная.
– Спасибо тебе за твои слова. – Ева уставилась в чашку, чтобы не встретиться с Софией взглядом.
– Вы обе отважные, – произнесла София. – Прешес проделала весь этот путь через океан, покинув семью. Это, должно быть, очень трудно. Ты, наверное, скучаешь по ним.
Прешес кивнула.
– Скучаю. Мне посчастливилось найти Еву. Она стала моей семьей здесь. Это помогает мне не так сильно тосковать по семье в Теннесси.
Она улыбнулась Еве через стол, и Ева улыбнулась в ответ, ощущая жжение в глазах.
София отрезала кусок пирожного с заварным кремом, подцепила его вилкой и положила себе на тарелку.
– Мне не стоит это есть. Мама говорит, что я ни за что не влезу в свадебное платье, если не буду осторожна. – Она с легкой завистью посмотрела на Еву и Прешес. – Вы, наверное, можете себе позволить есть, что угодно, да? Постараюсь не позеленеть от зависти.
Ева откусила немножко от своего сэндвича с огурцом, стараясь не поперхнуться. Она всегда была худой, потому что постоянно недоедала в детстве; она ложилась спать голодной чаще, чем хотела бы помнить. Она выдавила из себя улыбку.
– Я знала одного из них. Младшего. Они ведь были близнецами. Но не однояйцевыми. Уильям был старше, но только на несколько минут.
– Получается, это Уильям?
– Нет, это Грэм. – Мягкая улыбка озарила ее лицо. – Он был возлюбленным Евы.
Крупные струи дождя продолжали колотить в окно, небо приняло пепельный оттенок, под стать бледному лицу Прешес.
– Ты знаешь, что с ним произошло, бабушка? В семейных записях ничего не нашлось. Мой отец говорит, что в его детстве про дядю Грэма никогда не говорили – только об Уильяме, ведь он был героем, павшим на войне. Форма Грэма на фотографии говорит, что он служил в Королевских ВВС, и, уверен, я смогу разыскать что-нибудь в архиве, но я надеялся, что ты дашь нам отправную точку.
– Нет, боюсь, нет.
Ей голос звучал настолько тихо, что я едва расслышала ее.
– Ты знаешь, что с ним произошло?
Она покачала головой.
– Я потеряла с ним связь примерно в то же время, что и с Евой. – Она посмотрела в окно за моей спиной. И почти неслышно проговорила:
– Мне всегда нравилось думать, что они в конце концов оказались вместе.
– Может, и оказались, – произнес Колин, и неистовый грохот дождя по стеклу почти заглушил его слова.
– Как вы думаете, куда они могли исчезнуть? – спросила я.
Она изящно пожала плечами.
– Когда я о них думаю, то представляю себе, что они живут высоко на утесе, в доме с видом на море. Ева всегда говорила о доме, который они с Грэмом хотели построить. – Она встретилась со мной взглядом, и я увидела, что темнота вернулась, лишив ее голубые глаза яркости. – Или они просто поехали туда, куда уезжают люди, которые не хотят, чтобы их нашли.
Я подняла фотокамеру, желая запечатлеть ее лицо в этот момент, чтобы позднее изучить его. Хороший фотограф способен найти образы, которые говорили бы вместо самого человека, выводя на свет чувства, которые он – или она – постоянно держит за семью печатями. А Прешес так о многом нужно было рассказать. У нее было словно бы две истории: одна, которой она хотела поделиться, и вторая, которая рассказывала правду.
Я опустила фотокамеру.
– А что насчет вас, Прешес? Вы были молодой и красивой; у вас наверняка было много воздыхателей. Был у вас кто-нибудь?
– Ты спрашиваешь, был ли у меня любовник?
Ее прямота застала меня врасплох, но я постаралась не показать этого.
– Да. Был?
– Тебе стоит прогуляться сегодня в Кью. – Прешес рассматривала фотографию. – Вишни в цвету просто великолепны. Уверена, Колин мог бы сводить тебя туда.
– Там дождь идет, бабушка, – сказал Колин. – Пойду позову Лауру. Мне кажется, тебе стоит отдохнуть.
Я надела крышку объектива на камеру и поднялась, наклонившись, чтобы поцеловать Прешес в дряблую щеку.
– Спасибо вам, Прешес. Я буду и дальше искать Еву. Я уверена, мы ее найдем. И Грэма тоже.
Колин вернулся с Лаурой. Мы попрощались, и Лаура проводила Прешес обратно в спальню.
– И что ты об этом думаешь? – спросил Колин, натягивая плащ.
– Не знаю. Но тут явно есть история. Есть хорошая новость – теперь мы можем начинать поиски Грэма, что должно быть легче, учитывая его военное досье, а это может привести нас к Еве. – Я выразительно посмотрела на его плащ. – Полагаю, это означает, что ты не поведешь меня в Кью-Гарденз?
Его улыбка оказалась столь же неожиданной, сколь и очаровательной, напомнив мне о мужчине на фотографии.
– Точно не сегодня. – Казалось, он обдумал свои следующие слова, прежде чем произнес: – Я собирался вернуться в офис на пару часов, но мы могли бы устроить ранний ужин, если хочешь. Обсудили бы, как найти Еву Харлоу и моего двоюродного деда Грэма. Если, конечно, у тебя нет других планов.
Мне стоило отказаться. Слишком тяжело мне проводить с ним время, изображая безразличие. Всегда получалось тяжело, но в колледже были другие парни, с которыми я могла игнорировать свой интерес к нему и его – ко мне.
Кроме того, я собиралась проштудировать свои записи и поискать в интернете фотографии показов мод в Париже времен войны. Но Колин выглядел настолько убедительным, да и я так погрузилась в записи, что едва перекусила за чаем.
– Конечно. Давай только пойдем куда-нибудь, где подают нормальную еду. До смерти хочу гамбургер. Или барбекю. Что-нибудь из этого вполне подойдет.
Он изогнул бровь на слове «нормальная», но промолчал.
– Хорошо. По-моему, на главной улице есть несколько вариантов на выбор.
– Пойду сбегаю за курткой.
Я нашла куртку под грудой нарядов Прешес на своей кровати, куда положила ее, прежде чем зарыться в первую коробку из тех, что не уместились в гостевой комнате. Застегивая большую пуговицу на горле, я подумала, что могу учуять едва заметное благоухание старых духов, приставших к ткани. Аромат тут же исчез, заставив меня задуматься, не почудился ли он мне. Но каким-то образом он вызвал воспоминание из первой беседы с Прешес, когда мы спросили ее, не хочет ли она, чтобы мы нашли Еву. То, что человек пропал, еще не значит, что он хочет, чтобы его нашли. И я впервые задумалась, а о Еве ли она говорила в тот момент.
Глава 13
Лондон
март 1939 года
Ева пригладила выбившиеся локоны, мельком взглянув на их с Прешес отражение в двери вестибюля гостиницы, прежде чем носильщик в униформе открыл ее перед ними. Она улыбнулась ему не глядя, как делали многие клиенты Дома Луштак, когда сталкивались с кем-то из обслуживающего персонала. Так они показывали, что узнали человека, не роняя при этом собственного достоинства.
Она чувствовала на себе взгляды узнавания, когда они с Прешес шли по черно-белому мраморному полу, звонко цокая каблуками. Она представила себе, будто демонстрирует наряды, двигаясь медленно и размеренно, чтобы скрыть нервозность. Чтобы держаться так, словно она постоянная посетительница «Кларидж». Прешес, чью наивность всегда истолковывали как уверенность, просто шла вперед, словно чаепитие в «Кларидж» было для нее обязанностью.
София уже дожидалась их под рифленым сводом кафе, отчего Ева тут же засомневалась и поинтересовалась, не опоздали ли они. Но София, улыбнувшись, встала, обменялась с ней приветственными поцелуями и махнула рукой, словно отметая извинения.
– Я всегда прихожу ужасно рано, так что это мне следует извиняться. Даже мать жалуется, что я родилась на целую неделю раньше. – Она повернулась к Прешес, и ее улыбка стала еще шире. – А вы, должно быть, прелестная мисс Дюбо, о которой мне так много говорили Ева и Грэм.
– Надеюсь, только хорошее. – Прешес ответила улыбкой. – И, прошу вас, называйте меня Прешес. Все друзья меня называют именно так.
– Замечательно, – проговорила София, указывая на два места по сторонам от себя. – Только если ты будешь звать меня Софией. Осмелюсь сказать, что я столько слышала о тебе, что мне кажется, будто мы уже друзья.
Ева расслабилась и с невозмутимым видом села на стул, услужливо подвинутый ненавязчивым метрдотелем. Она даже припомнила, что смотреть на него не следует.
Когда заказ был сделан, София стала с нескрываемым восторгом рассматривать девушек, отчего Ева испытала облегчение – ведь ей понадобилось около двух часов, чтобы нарядиться. Ее комната была завалена нарядами, которые она выбирала, пока не нашла светло-голубое платье до колена и облегающий жакет с ремнем и очаровательным белым остроконечным воротничком. В платье с жакетом идеально сочетались оригинальность и стиль, щеголеватость и сдержанность.
Прешес точно знала, что́ собирается надеть – платье для коктейля из шифона лимонного цвета, – и поэтому ждала еще добрых полчаса, пока Ева соберется.
– Вы обе выглядите просто сногсшибательно, – сказала София. – Полагаю, мне не стоит соглашаться появляться с любой из вас на публике, потому что я боюсь сравнений, но что-то подсказывает мне, что мы будем видеться довольно часто. Позволю себе заметить, что Грэм без памяти влюблен в тебя, Ева.
Все, что Ева смогла придумать в ответ, было:
– Правда?
– Уверена, ты это знаешь. И не могу передать словами, какое количество людей спросило меня о том восхитительном создании, с которым в последнее время под руку щеголяет Грэм. Все думают, что ты заграничная принцесса или что-то столь же нелепое. Но я их не разубеждаю. Забавно наблюдать, как они теряются в догадках.
– Я вовсе не удивлена, – сказала Прешес. – Она миленькая, словно персик, и мудрая, словно стая сов. Лучшее, что я сделала в этой жизни, – столкнулась с ней на железнодорожной станции и спросила, не нужна ли ей соседка по комнате, что, наверное, меня тоже делает довольно мудрой.
Ева посмотрела на Софию в ожидании реакции. Та расхохоталась.
– Вынуждена с тобой согласиться.
Ева тихонько вздохнула с облегчением.
Принесли сэндвичи и пирожные. Они молча дождались, пока официанты разольют чай и тихо исчезнут, а затем Ева, отпив из чашки в бело-зеленую полоску, спросила, стараясь не показать свой интерес:
– И что же ты им говоришь?
– Что касается коварных девиц, то я позволяю им верить в то, во что им хочется верить. Друзьям же я говорю правду.
Рука Евы дрогнула, когда она ставила чашку, и на блюдечко упала капля чая.
– Правду?
– Да… о том, как твои родители трагически погибли и оставили тебя сиротой. Это ведь делает тебе честь. То, что ты перевоплотилась и собственными руками создала свою новую жизнь. Ты очень отважная.
– Спасибо тебе за твои слова. – Ева уставилась в чашку, чтобы не встретиться с Софией взглядом.
– Вы обе отважные, – произнесла София. – Прешес проделала весь этот путь через океан, покинув семью. Это, должно быть, очень трудно. Ты, наверное, скучаешь по ним.
Прешес кивнула.
– Скучаю. Мне посчастливилось найти Еву. Она стала моей семьей здесь. Это помогает мне не так сильно тосковать по семье в Теннесси.
Она улыбнулась Еве через стол, и Ева улыбнулась в ответ, ощущая жжение в глазах.
София отрезала кусок пирожного с заварным кремом, подцепила его вилкой и положила себе на тарелку.
– Мне не стоит это есть. Мама говорит, что я ни за что не влезу в свадебное платье, если не буду осторожна. – Она с легкой завистью посмотрела на Еву и Прешес. – Вы, наверное, можете себе позволить есть, что угодно, да? Постараюсь не позеленеть от зависти.
Ева откусила немножко от своего сэндвича с огурцом, стараясь не поперхнуться. Она всегда была худой, потому что постоянно недоедала в детстве; она ложилась спать голодной чаще, чем хотела бы помнить. Она выдавила из себя улыбку.