Последнее королевство
Часть 14 из 53 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Зачем ты послал Веланда за мной следить? – обиженно спросил я.
– Потому что на этом настоял Убба.
– Потому что ты мне не доверяешь?
– Потому что Убба не доверяет никому, кроме Сторри, – ответил он. – А я тебе верю, Утред.
Птицы клевали головы над стеной Снотенгахама до тех пор, пока не остались только черепа с клочками волос, колышущимися под летним ветерком. Мерсийцы и западные саксы по-прежнему не нападали. Сияло солнце, река катила волны через город, а корабли стояли на берегу.
Равн, несмотря на слепоту, любил выходить на стену. Он задавал вопросы, а я описывал ему все, что видел. "Все по-прежнему, – обычно говорил я, – враги так и сидят за оградой из поваленных деревьев, над дальними холмами висят облачка, парит сокол, трава колышется под ветром, стайками летают стрижи... Все по-прежнему ".
– Расскажи мне лучше о рунах, – однажды попросил я.
– Руны! – засмеялся Равн.
– Они помогают?
Он задумался.
– Если умеешь их читать, то да. Я хорошо читал руны, пока у меня были глаза.
– Значит, помогают! – с жаром откликнулся я.
Равн обвел рукой окрестности, которых не видел.
– Тут повсюду есть знаки, посланные богами, Утред. Если ты увидишь эти знаки, ты сумеешь понять, чего хотят боги. Руны тоже передают волю богов, но вот что я заметил...
Равн смолк, и мне пришлось уговаривать его продолжить. Наконец он вздохнул, словно зная, что не следует дальше говорить, но все-таки сказал:
– Знаки лучше читать умному человеку, а Сторри умен. Осмелюсь заметить, что и я не дурак.
Я не совсем понял, что он имеет в виду.
– Значит, Сторри никогда не ошибается?
– Сторри осторожен и не станет рисковать, а Уббе, хоть он того и не осознает, нравится именно это.
– Так руны – знаки богов?
– Ветер – знак бога, так же как и полет птицы, как падающее перо, как выпрыгнувшая из воды рыба, как форма облака, как тявканье лисицы. Все это знаки, но в итоге голоса богов раздаются в одном-единственном месте. – Он постучал меня по голове. – Здесь.
Я так ничего и не понял и в глубине души был разочарован.
– А я могу читать руны?
– Конечно, но будет разумнее подождать, пока ты подрастешь. Сколько тебе лет?
– Одиннадцать, – ответил я, поборов искушение добавить год.
– Наверное, стоит подождать год-другой, прежде чем начать учиться чтению рун. А может, подождешь лет пять, пока войдешь в брачный возраст?
Такое предложение мне не понравилось – тогда я совсем не интересовался браком. Я даже не интересовался девчонками, хотя мое отношение к ним скоро переменилось.
– Может, женишься на Тайре, – продолжал Равн.
– На Тайре!
Я относился к дочке Рагнара как к товарищу по играм, но не как к возможной жене, и эта мысль рассмешила меня.
Равн улыбнулся моему веселью.
– Скажи-ка, Утред, почему мы оставили тебя в живых?
– Не знаю.
– Когда тебя захватил Рагнар, он думал получить выкуп, но потом решил оставить тебя себе. Мне это показалось глупым, но он был прав.
– Я рад, что он так поступил, – сказал я. Так оно и было.
– Нам нужны англичане, – продолжал Равн. – Нас мало, а англичан много, и хотя мы захватываем их земли, удержать захваченное можно только с помощью англичан. Нельзя вечно жить в осажденном доме. Нам нужен мир, чтобы растить хлеб и пасти скот, и нам нужен ты. Когда люди увидят, что ярл Утред на нашей стороне, они не станут с нами сражаться. Ты должен жениться на датской девушке, чтобы ваши дети были наполовину англичанами и наполовину датчанами, тогда для твоих детей не будет разницы между теми и другими.
Равн помолчал, размышляя о столь далеком будущем, потом хмыкнул.
– Только постарайся, чтобы они не стали христианами, Утред.
– Они будут поклоняться Одину, – заверил я, снова совершенно искренне.
– Христианство – жалкая религия, – сердито заявил Равн, – бабская вера. Она не делает мужчину сильнее, а превращает его в червя. Я слышу, птицы летят?
– Два ворона, – сообщил я, – летят на север.
– Вот верный знак! – воскликнул он. – Хугин и Мунин летят к Одину!
Хугин и Мунин были двумя воронами, сидящими на плечах бога и шепчущими ему на ухо. Они делали для Одина то, что я делал для Равна: наблюдали и рассказывали об увиденном. Бог отправлял их летать по всему миру и собирать новости... И в тот вечер вороны сообщили Одину, что дым лагерных костров мерсийцев поредел: этой ночью зажглось меньше костров. Люди разбегались.
– Время сбора урожая, – презрительно заметил Равн.
– А это важно?
– Они называют свою армию фирдом[6], – пояснил старик, на миг забыв, что я англичанин. – Каждый человек, способный держать оружие, обязан сражаться в фирде, но когда поспевает урожай, перед ними встает угроза голодной зимы, поэтому они отправляются по домам жать рожь и овес.
– Которые мы потом забираем?
Он засмеялся.
– А ты учишься, Утред.
Однако мерсийцы и саксы все-таки надеялись уморить нас голодом. Хотя их армия редела с каждым днем, они не сдавались – до тех пор, пока Ивар не нагрузил телегу едой: сырами, копченой рыбой, свежеиспеченным хлебом, соленым мясом. На телегу поставили еще бочонок эля, и на заре дюжина человек оттащили ее к лагерю англичан. Датчане остановились на расстоянии полета стрелы и крикнули часовым, что это подарок королю Бургреду от Ивара Бескостного.
На следующий же день в город прискакал мерсийский всадник с зеленой пышной веткой – знаком перемирия. Англичане хотели начать переговоры.
– Значит, мы победили, – сказал мне Равн.
– Правда?
– Когда армия хочет переговоров, значит, она не хочет битвы. Поэтому мы победили.
И он оказался прав.
Глава 3
На следующий день мы установили палатку в долине между городом и английским лагерем, натянув меж деревянными столбами два паруса и закрепив их сыромятными ремнями. Англичане притащили в палатку три стула с высокими спинками и накрыли их дорогой алой материей – то были места для короля Бургреда, короля Этельреда и принца Альфреда. Ивар с Уббой сидели на скамеечках для дойки.
Обе стороны привели с собой человек по тридцать – сорок, и начались переговоры. Начались они с соглашения, что все оружие будет сложено в кучу в двадцати шагах от палатки. Я помогал таскать в условленное место мечи, топоры, щиты и копья, а потом вернулся и стал слушать.
Беокка тоже пришел и, заметив меня, улыбнулся, а я улыбнулся в ответ. Капеллан стоял позади молодого человека, в котором я узнал Альфреда, хотя предыдущей ночью почти его не видел, а только слышал. Альфред единственный из английских вождей не носил на голове золотого обруча, хотя на плаще его красовалась большая, украшенная камнями застежка, на которую плотоядно поглядывал Ивар. Когда Альфред занимал свое место, я успел хорошо рассмотреть принца. Он был тощим, долговязым, подвижным, с бледным вытянутым лицом, длинным носом. Короткая бородка, запавшие щеки, поджатые губы, волосы неопределенного цвета, ближе к русым, беспокойный взгляд, изогнутые брови, маленькие руки и хмурый вид. Как я узнал потом, ему было всего девятнадцать, но выглядел он лет на десять старше. Его брату, королю Этельреду, перевалило за тридцать, и у него было такое же вытянутое лицо, но более полное и очень взволнованное. Король Мерсии, Бургред, оказался тучным человеком с густой бородой, торчащим брюхом и лысой башкой.
Альфред что-то сказал Беокке, и тот, достав пергамент и перо, передал их принцу, а сам встал рядом с небольшим пузырьком с чернилами, чтобы Альфреду было удобно макать перо и писать.
– Что он делает? – спросил Ивар.
– Записывает наш разговор, – ответил переводчик-англичанин.
– Записывает?
– Ну да, ведет запись.
– Он потерял память? – спросил Ивар.
Убба же тем временем достал небольшой ножичек и принялся чистить ногти. Рагнар сделал вид, будто пишет на руке, что позабавило датчан.
– Вы – Ивар и Убба? – спросил Альфред через своего переводчика.
– Да, это мы, – ответил наш переводчик.
Альфред заскрипел пером: короли, его брат и зять, похоже, охотно переложили на плечи принца обязанность задавать вопросы датчанам.
– Вы сыновья Лотброка? – продолжал Альфред.
– Именно, – последовал ответ.
– И у вас есть еще брат? Хальфдан?
– Потому что на этом настоял Убба.
– Потому что ты мне не доверяешь?
– Потому что Убба не доверяет никому, кроме Сторри, – ответил он. – А я тебе верю, Утред.
Птицы клевали головы над стеной Снотенгахама до тех пор, пока не остались только черепа с клочками волос, колышущимися под летним ветерком. Мерсийцы и западные саксы по-прежнему не нападали. Сияло солнце, река катила волны через город, а корабли стояли на берегу.
Равн, несмотря на слепоту, любил выходить на стену. Он задавал вопросы, а я описывал ему все, что видел. "Все по-прежнему, – обычно говорил я, – враги так и сидят за оградой из поваленных деревьев, над дальними холмами висят облачка, парит сокол, трава колышется под ветром, стайками летают стрижи... Все по-прежнему ".
– Расскажи мне лучше о рунах, – однажды попросил я.
– Руны! – засмеялся Равн.
– Они помогают?
Он задумался.
– Если умеешь их читать, то да. Я хорошо читал руны, пока у меня были глаза.
– Значит, помогают! – с жаром откликнулся я.
Равн обвел рукой окрестности, которых не видел.
– Тут повсюду есть знаки, посланные богами, Утред. Если ты увидишь эти знаки, ты сумеешь понять, чего хотят боги. Руны тоже передают волю богов, но вот что я заметил...
Равн смолк, и мне пришлось уговаривать его продолжить. Наконец он вздохнул, словно зная, что не следует дальше говорить, но все-таки сказал:
– Знаки лучше читать умному человеку, а Сторри умен. Осмелюсь заметить, что и я не дурак.
Я не совсем понял, что он имеет в виду.
– Значит, Сторри никогда не ошибается?
– Сторри осторожен и не станет рисковать, а Уббе, хоть он того и не осознает, нравится именно это.
– Так руны – знаки богов?
– Ветер – знак бога, так же как и полет птицы, как падающее перо, как выпрыгнувшая из воды рыба, как форма облака, как тявканье лисицы. Все это знаки, но в итоге голоса богов раздаются в одном-единственном месте. – Он постучал меня по голове. – Здесь.
Я так ничего и не понял и в глубине души был разочарован.
– А я могу читать руны?
– Конечно, но будет разумнее подождать, пока ты подрастешь. Сколько тебе лет?
– Одиннадцать, – ответил я, поборов искушение добавить год.
– Наверное, стоит подождать год-другой, прежде чем начать учиться чтению рун. А может, подождешь лет пять, пока войдешь в брачный возраст?
Такое предложение мне не понравилось – тогда я совсем не интересовался браком. Я даже не интересовался девчонками, хотя мое отношение к ним скоро переменилось.
– Может, женишься на Тайре, – продолжал Равн.
– На Тайре!
Я относился к дочке Рагнара как к товарищу по играм, но не как к возможной жене, и эта мысль рассмешила меня.
Равн улыбнулся моему веселью.
– Скажи-ка, Утред, почему мы оставили тебя в живых?
– Не знаю.
– Когда тебя захватил Рагнар, он думал получить выкуп, но потом решил оставить тебя себе. Мне это показалось глупым, но он был прав.
– Я рад, что он так поступил, – сказал я. Так оно и было.
– Нам нужны англичане, – продолжал Равн. – Нас мало, а англичан много, и хотя мы захватываем их земли, удержать захваченное можно только с помощью англичан. Нельзя вечно жить в осажденном доме. Нам нужен мир, чтобы растить хлеб и пасти скот, и нам нужен ты. Когда люди увидят, что ярл Утред на нашей стороне, они не станут с нами сражаться. Ты должен жениться на датской девушке, чтобы ваши дети были наполовину англичанами и наполовину датчанами, тогда для твоих детей не будет разницы между теми и другими.
Равн помолчал, размышляя о столь далеком будущем, потом хмыкнул.
– Только постарайся, чтобы они не стали христианами, Утред.
– Они будут поклоняться Одину, – заверил я, снова совершенно искренне.
– Христианство – жалкая религия, – сердито заявил Равн, – бабская вера. Она не делает мужчину сильнее, а превращает его в червя. Я слышу, птицы летят?
– Два ворона, – сообщил я, – летят на север.
– Вот верный знак! – воскликнул он. – Хугин и Мунин летят к Одину!
Хугин и Мунин были двумя воронами, сидящими на плечах бога и шепчущими ему на ухо. Они делали для Одина то, что я делал для Равна: наблюдали и рассказывали об увиденном. Бог отправлял их летать по всему миру и собирать новости... И в тот вечер вороны сообщили Одину, что дым лагерных костров мерсийцев поредел: этой ночью зажглось меньше костров. Люди разбегались.
– Время сбора урожая, – презрительно заметил Равн.
– А это важно?
– Они называют свою армию фирдом[6], – пояснил старик, на миг забыв, что я англичанин. – Каждый человек, способный держать оружие, обязан сражаться в фирде, но когда поспевает урожай, перед ними встает угроза голодной зимы, поэтому они отправляются по домам жать рожь и овес.
– Которые мы потом забираем?
Он засмеялся.
– А ты учишься, Утред.
Однако мерсийцы и саксы все-таки надеялись уморить нас голодом. Хотя их армия редела с каждым днем, они не сдавались – до тех пор, пока Ивар не нагрузил телегу едой: сырами, копченой рыбой, свежеиспеченным хлебом, соленым мясом. На телегу поставили еще бочонок эля, и на заре дюжина человек оттащили ее к лагерю англичан. Датчане остановились на расстоянии полета стрелы и крикнули часовым, что это подарок королю Бургреду от Ивара Бескостного.
На следующий же день в город прискакал мерсийский всадник с зеленой пышной веткой – знаком перемирия. Англичане хотели начать переговоры.
– Значит, мы победили, – сказал мне Равн.
– Правда?
– Когда армия хочет переговоров, значит, она не хочет битвы. Поэтому мы победили.
И он оказался прав.
Глава 3
На следующий день мы установили палатку в долине между городом и английским лагерем, натянув меж деревянными столбами два паруса и закрепив их сыромятными ремнями. Англичане притащили в палатку три стула с высокими спинками и накрыли их дорогой алой материей – то были места для короля Бургреда, короля Этельреда и принца Альфреда. Ивар с Уббой сидели на скамеечках для дойки.
Обе стороны привели с собой человек по тридцать – сорок, и начались переговоры. Начались они с соглашения, что все оружие будет сложено в кучу в двадцати шагах от палатки. Я помогал таскать в условленное место мечи, топоры, щиты и копья, а потом вернулся и стал слушать.
Беокка тоже пришел и, заметив меня, улыбнулся, а я улыбнулся в ответ. Капеллан стоял позади молодого человека, в котором я узнал Альфреда, хотя предыдущей ночью почти его не видел, а только слышал. Альфред единственный из английских вождей не носил на голове золотого обруча, хотя на плаще его красовалась большая, украшенная камнями застежка, на которую плотоядно поглядывал Ивар. Когда Альфред занимал свое место, я успел хорошо рассмотреть принца. Он был тощим, долговязым, подвижным, с бледным вытянутым лицом, длинным носом. Короткая бородка, запавшие щеки, поджатые губы, волосы неопределенного цвета, ближе к русым, беспокойный взгляд, изогнутые брови, маленькие руки и хмурый вид. Как я узнал потом, ему было всего девятнадцать, но выглядел он лет на десять старше. Его брату, королю Этельреду, перевалило за тридцать, и у него было такое же вытянутое лицо, но более полное и очень взволнованное. Король Мерсии, Бургред, оказался тучным человеком с густой бородой, торчащим брюхом и лысой башкой.
Альфред что-то сказал Беокке, и тот, достав пергамент и перо, передал их принцу, а сам встал рядом с небольшим пузырьком с чернилами, чтобы Альфреду было удобно макать перо и писать.
– Что он делает? – спросил Ивар.
– Записывает наш разговор, – ответил переводчик-англичанин.
– Записывает?
– Ну да, ведет запись.
– Он потерял память? – спросил Ивар.
Убба же тем временем достал небольшой ножичек и принялся чистить ногти. Рагнар сделал вид, будто пишет на руке, что позабавило датчан.
– Вы – Ивар и Убба? – спросил Альфред через своего переводчика.
– Да, это мы, – ответил наш переводчик.
Альфред заскрипел пером: короли, его брат и зять, похоже, охотно переложили на плечи принца обязанность задавать вопросы датчанам.
– Вы сыновья Лотброка? – продолжал Альфред.
– Именно, – последовал ответ.
– И у вас есть еще брат? Хальфдан?