После падения
Часть 66 из 168 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Единственное, что меня удерживает, – это надежда, что вечеринка действительно окажется веселой и мне будет обеспечено хотя бы два часа покоя.
Вскоре после восьми за нами приезжает Тристан. Стеф не пускает меня за руль, потому что планирует напоить меня до полного окосения. Кажется, это как раз то, чего я хочу. Если я действительно напьюсь, то не буду видеть ямочки от улыбки Хардина каждый раз, когда открываю глаза. Впрочем, это не поможет, когда глаза закрыты.
– А где Хардин? – спрашивает Нэт сбоку.
На мгновение теряюсь.
– Уехал. За город с отцом, – вру я.
– Разве вы не вместе уезжаете в Сиэтл?
– Да, планируем так. – Чувствую, что мои ладони начинаю потеть. Ненавижу врать!
Нэт, приветливо улыбаясь, оборачивается.
– Ну и прекрасно, удачи вам обоим. Я хотел бы повидаться с ним перед вашим отъездом.
Лицо горит.
– Хорошо, Нэт. Я передам.
Когда мы подъезжаем к дому братства, я уже жалею о своем решении. Я и так знала, что это не лучшая мысль, но не осознавала всего и надеялась таким образом отвлечься. Но это не отвлекает, наоборот, еще больше напоминает обо всем, через что я прошла и что впоследствии потеряла.
Мне почти смешно, что каждый раз я жалею о приезде, но почему-то всегда в конце концов оказываюсь в этом проклятом братстве.
– Представление начинается! – восклицает Стеф.
Она берет меня под руку и широко улыбается. На секунду ее глаза вспыхивают, и я не могу отделаться от чувства, что в ее словах таится какой-то скрытый смысл.
Глава 55
Хардин
Когда я стучу в дверь отцовского кабинета, меня почти тошнит. Никогда бы не подумал, что до этого дойдет. Мне нужен его совет. Мне нужно, чтобы кто-то выслушал меня, кто хотя бы примерно понимает, что я чувствую.
Из-за двери доносится его голос:
– Заходи, дорогая.
Мнусь перед порогом в предчувствии неловкой, но необходимой сцены. Вхожу, усаживаюсь в кресле перед большим письменным столом и слежу за тем, как отец пытается скрыть удивление. С его губ срывается смешок.
– Извини, я думал, это Карен.
Но, заметив мое настроение, он сосредоточивается и внимательно смотрит на меня. Киваю и отвожу взгляд.
– Не знаю, почему я здесь, но мне некуда пойти.
Опускаю голову на руки, и отец присаживается на краешек стола.
– Я рад, что ты пришел ко мне, – тихо говорит он и ждет моей реакции.
– Я не сказал, что пришел к тебе, – напоминаю я.
Нет, конечно, я у него, просто не хочу, чтобы он думал, что я пришел изливать душу или откровенничать, хотя очень похоже на то. Смотрю, как он сглатывает слюну и медленно кивает, глядя куда угодно, кроме меня.
– Не беспокойся. Я не собираюсь закатывать истерику или что-нибудь ломать. У меня нет на это сил. – Я гляжу на дощатую стену позади него.
Он не отвечает, и я вздыхаю. Конечно, он это принимает за знак отчаяния и тут же спрашивает:
– Не хочешь рассказать, что случилось?
– Нет. Не хочу, – говорю я, рассматривая книги на полке.
– Ладно…
Я снова вздыхаю, чувствуя неизбежность разговора.
– Не хочу, но расскажу, наверное.
Отец озадаченно смотрит на меня некоторое время, его карие глаза расширяются в ожидании продолжения.
– Поверь мне, если бы мне было к кому пойти, меня бы тут не было, но у этого придурка Лэндона предвзятое мнение, он всегда на ее стороне.
Конечно, это даже не полуправда, но советов Лэндона мне сейчас не нужно. К тому же я не хочу признаваться ему, каким был козлом и что наговорил Тессе за последние несколько дней. Его мнение меня не волнует, но в определенных обстоятельствах оно может иметь большое значение, больше, чем чье-то еще, кроме Тессы, естественно.
Мой отец через силу улыбается:
– Я знаю, сынок.
– Хорошо.
Не знаю, с чего начать, и, честно говоря, до сих пор не уверен, что именно привело меня сюда. Я собирался пойти в бар и напиться, а вместо этого пришел к отцовскому… точнее, папиному подъезду. Это Тесса всегда говорит «отец» и «мать» вместо «папа» и «мама», и это меня бесит, но теперь это проникло и в мою речь тоже. Ему повезло, что я обращаюсь к нему «отец» или «папа», а не «Кен» или «урод», как еще это было большую часть моей жизни.
– В общем, как ты, наверное, уже догадался, Тесса меня бросила, – признаюсь я и гляжу на него. Он делает все возможное, чтобы сохранить нейтральное выражение лица, ждет продолжения, но я добавляю только: – И я ее не остановил.
– Ты уверен, что она не вернется? – спрашивает папа.
– Да, уверен. Она дала мне множество шансов, чтобы остановить ее, и не пыталась с тех пор ни позвонить, ни написать. – Я бросаю взгляд на настенные часы. – Прошло почти двадцать восемь часов, и я не имею ни малейшего понятия, где она.
Я надеялся увидеть ее машину возле дома Кена и Карен. Это одна из причин, по которой я приехал. Где же еще ей быть? Надеюсь, она не поехала в страшную даль к своей матери.
– Вы и раньше ссорились, – начинает отец. – Но, кажется, всегда находили пути…
– Ты меня слышишь? Я сказал, что она не вернется, – перебиваю я.
– Слышу. Просто интересно, чем этот раз отличается от других.
Я свирепо таращусь на него, но отец отвечает мне бесстрастным взглядом, и я с трудом подавляю желание вскочить и покинуть его изысканный кабинет.
– Это просто случилось. Не знаю, почему я это понял, – ты, наверное, думаешь, что я немая бесчувственная дубина, – но я просто устал, папа. Все это мне ужасно надоело, но я не знаю, что делать.
Твою мать! Это звучит так отчаянно и к тому же чертовски жалко!
Он было открывает рот, но останавливает себя и молчит.
– Это ты виноват, – продолжаю я. – Ты виноват во всем. Потому что, если бы ты захотел быть рядом со мной, может, ты показал бы мне, как… Я не особенный, чтобы относиться ко всем остальным людям, как к мусору. Если бы, когда я рос, в доме был мужчина, я не был бы таким упертым. Если я не смогу найти решение для нас с Тессой, все закончится тем же, чем у тебя. Ну, то есть у тебя прежнего. – Я указываю на его строгий свитер и прекрасно отутюженные брюки. – Если я не найду способ перестать тебя ненавидеть, то буду не в состоянии…
Я не хочу заканчивать фразу. Я хотел сказать, что если не перестану его ненавидеть, то не смогу выразить, как я люблю ее, и не научусь относиться к ней так, как она этого заслуживает. Невысказанная фраза зависает в душной, обшитой деревянными панелями комнате, и ни один из нас не знает, что сказать.
– Ты прав, – к моему удивлению, неожиданно соглашается он.
– Да?
– Да. Если бы у тебя был отец, чтобы направлять тебя и подсказывать, как стать человеком, ты был бы лучше подготовлен и к таким вещам, и вообще к жизни. Я винил себя за твое… – Я вижу, как он мучительно подбирает слова, а найдя, чуть подается вперед. – Поведение. Это моя вина. Все из-за меня и из-за ошибок, которые я наделал. Я испытываю вину всю свою жизнь и от этих ошибок очень, очень страдаю, сынок.
Он наконец замолкает, и вдруг я чувствую… чувствую…
Что меня с души воротит.
– Нет, ну здорово, что рано или поздно ты получишь прощение, но результатом-то стал такой я, какой есть! Что мне с этим делать? – Я рассматриваю заусенцы вокруг ногтей и с удивлением обнаруживаю, что костяшки на пальцах не разбиты. Почему-то это отвлекает мой гнев. – Что-то же нужно с этим делать, – говорю я тихо.
– Думаю, тебе нужно с кем-то поговорить.
Ответа мне недостаточно, и снова поднимается раздражение. А что именно мне надо обсудить – ты, блин, не подскажешь? Машу руками.
– А мы что делаем прямо сейчас? Разговариваем.
– Я имею в виду – с профессионалом, – спокойно отвечает отец. – С детских лет в тебе осталось слишком много негативной энергии, гнева, и если ты не найдешь способ ее высвобождать или по крайней мере справляться с ней, как нормальные люди, то боюсь, прогресса ты не достигнешь. Я не могу дать тебе этого, потому что сам же и причинил тебе всю боль, с которой все началось, и в минуты ярости ты бы сомневался, стоит ли мне что-то говорить, даже если бы слова оказались полезны.
– Значит, мой приход сюда был пустой тратой времени? Ты ничем не можешь мне помочь?
Так я и знал, лучше – в бар. Сейчас я бы уже допивал второй виски с кока-колой.
– Этот разговор не пустая трата времени. Это действительно большой шаг в твоих усилиях стать лучше. – Он смотрит мне в глаза, и на минуту я чувствую виски, который сегодня выпил. – Она будет так гордиться тобой, – добавляет он.
Гордиться? С какого хрена ей гордиться мной? В этом может быть что угодно, но гордость… нет.
– Она назвала меня алкоголиком, – вырывается у меня.
– Она права? – спрашивает он, и на лице его появляется обеспокоенность.
Вскоре после восьми за нами приезжает Тристан. Стеф не пускает меня за руль, потому что планирует напоить меня до полного окосения. Кажется, это как раз то, чего я хочу. Если я действительно напьюсь, то не буду видеть ямочки от улыбки Хардина каждый раз, когда открываю глаза. Впрочем, это не поможет, когда глаза закрыты.
– А где Хардин? – спрашивает Нэт сбоку.
На мгновение теряюсь.
– Уехал. За город с отцом, – вру я.
– Разве вы не вместе уезжаете в Сиэтл?
– Да, планируем так. – Чувствую, что мои ладони начинаю потеть. Ненавижу врать!
Нэт, приветливо улыбаясь, оборачивается.
– Ну и прекрасно, удачи вам обоим. Я хотел бы повидаться с ним перед вашим отъездом.
Лицо горит.
– Хорошо, Нэт. Я передам.
Когда мы подъезжаем к дому братства, я уже жалею о своем решении. Я и так знала, что это не лучшая мысль, но не осознавала всего и надеялась таким образом отвлечься. Но это не отвлекает, наоборот, еще больше напоминает обо всем, через что я прошла и что впоследствии потеряла.
Мне почти смешно, что каждый раз я жалею о приезде, но почему-то всегда в конце концов оказываюсь в этом проклятом братстве.
– Представление начинается! – восклицает Стеф.
Она берет меня под руку и широко улыбается. На секунду ее глаза вспыхивают, и я не могу отделаться от чувства, что в ее словах таится какой-то скрытый смысл.
Глава 55
Хардин
Когда я стучу в дверь отцовского кабинета, меня почти тошнит. Никогда бы не подумал, что до этого дойдет. Мне нужен его совет. Мне нужно, чтобы кто-то выслушал меня, кто хотя бы примерно понимает, что я чувствую.
Из-за двери доносится его голос:
– Заходи, дорогая.
Мнусь перед порогом в предчувствии неловкой, но необходимой сцены. Вхожу, усаживаюсь в кресле перед большим письменным столом и слежу за тем, как отец пытается скрыть удивление. С его губ срывается смешок.
– Извини, я думал, это Карен.
Но, заметив мое настроение, он сосредоточивается и внимательно смотрит на меня. Киваю и отвожу взгляд.
– Не знаю, почему я здесь, но мне некуда пойти.
Опускаю голову на руки, и отец присаживается на краешек стола.
– Я рад, что ты пришел ко мне, – тихо говорит он и ждет моей реакции.
– Я не сказал, что пришел к тебе, – напоминаю я.
Нет, конечно, я у него, просто не хочу, чтобы он думал, что я пришел изливать душу или откровенничать, хотя очень похоже на то. Смотрю, как он сглатывает слюну и медленно кивает, глядя куда угодно, кроме меня.
– Не беспокойся. Я не собираюсь закатывать истерику или что-нибудь ломать. У меня нет на это сил. – Я гляжу на дощатую стену позади него.
Он не отвечает, и я вздыхаю. Конечно, он это принимает за знак отчаяния и тут же спрашивает:
– Не хочешь рассказать, что случилось?
– Нет. Не хочу, – говорю я, рассматривая книги на полке.
– Ладно…
Я снова вздыхаю, чувствуя неизбежность разговора.
– Не хочу, но расскажу, наверное.
Отец озадаченно смотрит на меня некоторое время, его карие глаза расширяются в ожидании продолжения.
– Поверь мне, если бы мне было к кому пойти, меня бы тут не было, но у этого придурка Лэндона предвзятое мнение, он всегда на ее стороне.
Конечно, это даже не полуправда, но советов Лэндона мне сейчас не нужно. К тому же я не хочу признаваться ему, каким был козлом и что наговорил Тессе за последние несколько дней. Его мнение меня не волнует, но в определенных обстоятельствах оно может иметь большое значение, больше, чем чье-то еще, кроме Тессы, естественно.
Мой отец через силу улыбается:
– Я знаю, сынок.
– Хорошо.
Не знаю, с чего начать, и, честно говоря, до сих пор не уверен, что именно привело меня сюда. Я собирался пойти в бар и напиться, а вместо этого пришел к отцовскому… точнее, папиному подъезду. Это Тесса всегда говорит «отец» и «мать» вместо «папа» и «мама», и это меня бесит, но теперь это проникло и в мою речь тоже. Ему повезло, что я обращаюсь к нему «отец» или «папа», а не «Кен» или «урод», как еще это было большую часть моей жизни.
– В общем, как ты, наверное, уже догадался, Тесса меня бросила, – признаюсь я и гляжу на него. Он делает все возможное, чтобы сохранить нейтральное выражение лица, ждет продолжения, но я добавляю только: – И я ее не остановил.
– Ты уверен, что она не вернется? – спрашивает папа.
– Да, уверен. Она дала мне множество шансов, чтобы остановить ее, и не пыталась с тех пор ни позвонить, ни написать. – Я бросаю взгляд на настенные часы. – Прошло почти двадцать восемь часов, и я не имею ни малейшего понятия, где она.
Я надеялся увидеть ее машину возле дома Кена и Карен. Это одна из причин, по которой я приехал. Где же еще ей быть? Надеюсь, она не поехала в страшную даль к своей матери.
– Вы и раньше ссорились, – начинает отец. – Но, кажется, всегда находили пути…
– Ты меня слышишь? Я сказал, что она не вернется, – перебиваю я.
– Слышу. Просто интересно, чем этот раз отличается от других.
Я свирепо таращусь на него, но отец отвечает мне бесстрастным взглядом, и я с трудом подавляю желание вскочить и покинуть его изысканный кабинет.
– Это просто случилось. Не знаю, почему я это понял, – ты, наверное, думаешь, что я немая бесчувственная дубина, – но я просто устал, папа. Все это мне ужасно надоело, но я не знаю, что делать.
Твою мать! Это звучит так отчаянно и к тому же чертовски жалко!
Он было открывает рот, но останавливает себя и молчит.
– Это ты виноват, – продолжаю я. – Ты виноват во всем. Потому что, если бы ты захотел быть рядом со мной, может, ты показал бы мне, как… Я не особенный, чтобы относиться ко всем остальным людям, как к мусору. Если бы, когда я рос, в доме был мужчина, я не был бы таким упертым. Если я не смогу найти решение для нас с Тессой, все закончится тем же, чем у тебя. Ну, то есть у тебя прежнего. – Я указываю на его строгий свитер и прекрасно отутюженные брюки. – Если я не найду способ перестать тебя ненавидеть, то буду не в состоянии…
Я не хочу заканчивать фразу. Я хотел сказать, что если не перестану его ненавидеть, то не смогу выразить, как я люблю ее, и не научусь относиться к ней так, как она этого заслуживает. Невысказанная фраза зависает в душной, обшитой деревянными панелями комнате, и ни один из нас не знает, что сказать.
– Ты прав, – к моему удивлению, неожиданно соглашается он.
– Да?
– Да. Если бы у тебя был отец, чтобы направлять тебя и подсказывать, как стать человеком, ты был бы лучше подготовлен и к таким вещам, и вообще к жизни. Я винил себя за твое… – Я вижу, как он мучительно подбирает слова, а найдя, чуть подается вперед. – Поведение. Это моя вина. Все из-за меня и из-за ошибок, которые я наделал. Я испытываю вину всю свою жизнь и от этих ошибок очень, очень страдаю, сынок.
Он наконец замолкает, и вдруг я чувствую… чувствую…
Что меня с души воротит.
– Нет, ну здорово, что рано или поздно ты получишь прощение, но результатом-то стал такой я, какой есть! Что мне с этим делать? – Я рассматриваю заусенцы вокруг ногтей и с удивлением обнаруживаю, что костяшки на пальцах не разбиты. Почему-то это отвлекает мой гнев. – Что-то же нужно с этим делать, – говорю я тихо.
– Думаю, тебе нужно с кем-то поговорить.
Ответа мне недостаточно, и снова поднимается раздражение. А что именно мне надо обсудить – ты, блин, не подскажешь? Машу руками.
– А мы что делаем прямо сейчас? Разговариваем.
– Я имею в виду – с профессионалом, – спокойно отвечает отец. – С детских лет в тебе осталось слишком много негативной энергии, гнева, и если ты не найдешь способ ее высвобождать или по крайней мере справляться с ней, как нормальные люди, то боюсь, прогресса ты не достигнешь. Я не могу дать тебе этого, потому что сам же и причинил тебе всю боль, с которой все началось, и в минуты ярости ты бы сомневался, стоит ли мне что-то говорить, даже если бы слова оказались полезны.
– Значит, мой приход сюда был пустой тратой времени? Ты ничем не можешь мне помочь?
Так я и знал, лучше – в бар. Сейчас я бы уже допивал второй виски с кока-колой.
– Этот разговор не пустая трата времени. Это действительно большой шаг в твоих усилиях стать лучше. – Он смотрит мне в глаза, и на минуту я чувствую виски, который сегодня выпил. – Она будет так гордиться тобой, – добавляет он.
Гордиться? С какого хрена ей гордиться мной? В этом может быть что угодно, но гордость… нет.
– Она назвала меня алкоголиком, – вырывается у меня.
– Она права? – спрашивает он, и на лице его появляется обеспокоенность.