Порубежник

Опять же он знал, что до монгольского нашествия времени оставалось совсем немного. Мало кто в него верил после того, как в двадцать третьем году наваляли сунувшимся было монголам. Причем не на своей земле, а помогая своим соседям адыгам. Но для Михаила это не было вопросом веры. Он знал точно. И гонял своих в хвост и в гриву.

– Отвернуть не было никакой возможности, воевода, – глядя ему прямо в глаза, ответил сотник. – Мы преследовали легкую конницу, когда из засады на нас выскочила сотня латников. А как сошлись с ними, сзади навалились их бежавшие союзники башкиры.

– Все так думают? – вновь окинув взводных взглядом, поинтересовался воевода.

– Я приметил опасность вовремя и подал сигнал «впереди враг». Время на то, чтобы отвернуть и оторваться от погони, было. Но сотник приказал атаковать, – не стал отмалчиваться Михаил.

– Я так не считаю, – возразил сотник. – Господин полковой воевода, отвернуть у нас не было никакой возможности, – вновь обращаясь к командиру, гнул свое он.

– Господин полковой воевода, коль скоро боярин Стрельцов неспособен трезво оценивать боевую обстановку, то, полагаю, ему не след командовать сотней, – и не подумал отмалчиваться Михаил.

Воевода сунул большие пальцы за пояс и, хмыкнув, окинул взглядом стоявшего перед ним порубежника.

– И кого, по твоему разумению, следует поставить командовать сотней? – поинтересовался он.

– Меня, – не стал скромничать или уклоняться от ответственности Михаил.

– Уверен, что управишься лучше?

– Уверен, воевода, – глядя ему в глаза, ответил он.

– Ну что же. Так тому и быть. Принимай командование сотней. Озаботься пополнением. У нас еще целая война впереди.

– Слушаюсь.





Глава 29

Четвертое пришествие




– Что это было?!

Едва они вышли из палатки полкового воеводы, как Стрельцов дернул Михаила за плечо, поворачивая его к себе. В ответ тот окинул его взглядом с головы до пят и неодобрительно покачал головой.

– Ты, Дмитрий, пыл-то поумерь. А то я ить могу и не обращаясь к воинскому уставу окоротить.

Упоминание об уставе оказалось совсем не лишним. Порубежник поскрипел зубами, ожег своего командира ненавидящим взглядом, но развивать ссору не стал. Оно и к лучшему. Выяснение отношений ни к чему хорошему не приведет.

Но и оставлять этот выпад без внимания нельзя. Два других взводных наблюдают за происходящим, и с этого момента они его подчиненные. Их любовь ему ни к чему, но, отдав приказ, Михаил должен быть уверен в том, что тот будет выполнен незамедлительно и никто не станет строить козни за спиной.

– В этом бою у меня пало десять дружинников. Один потерял кисть, другой руку по локоть. Третий тяжелый, и выживет ли, я пока не ведаю. Из пятерых с легкими ранами в строй вернуться может только один. У Юрия с Андреем, – кивок в сторону взводных, – дела и того хуже. И все это твоими стараниями, Дмитрий, потому как ты мог отвернуть в сторону, но возжелал разжиться трофеями.

– Нам было по силам опрокинуть монголов, – упрямо гнул свое бывший сотник.

– Ясное дело, по силам. Только ты забыл о том, что наши копья остались в обозе. Как и о том, что убегавшие башкиры обязательно вернутся, как только начнется свара. Я вообще не понимаю, почему степняки отвернули, ведь их было все еще больше, чем нас, и рубились они знатно. Тебе плевать на людей, Дмитрий. Главное, взять добычу и вернуться домой с трофеями. А какой ценой, не важно.

– Как и для остальных, – кивая в сторону двух взводных, парировал тот. – И сегодня мы взяли много трофеев. Лошади, оружие, знатные доспехи. А если бы отвернули, тогда не сумели бы забрать свое даже с побитых башкир.

– Взяли не так чтобы много, но и немало, – был вынужден согласиться Михаил. – Да только можно было бы получить и куда больше. Не сегодня, а завтра, послезавтра. Птичка по зернышку клюет. Но вместо этого ты положил почти всю сотню, и самое большее, на что мы теперь годимся, это пускать стрелы с большого расстояния. Потому что, если сойдемся даже с сотней легкой конницы, нас же и раздавят. Ты взял один раз, а мог бы брать по чуть-чуть, но часто.

Михаил окинул взглядом взводных, чтобы до каждого дошло, что бывший их командир вовсе не благодетель. Побитые дружинники – это ерунда. Главное, что оружие, снаряжение и лошади уцелели. Нанять новых воев не составит труда, как и снарядить их, благо есть чем. А вот то, что они теперь долгое время вынуждены будут держаться в сторонке, уже совсем иное дело.

– Значит, так. Отпишите домой, чтобы прислали подкрепление. Да не из неумех каких, а из добрых воев. Прав полковой воевода, у нас еще вся война впереди. Ну и самим бы вернуться домой. Всех раненых к моей повозке, сам осмотрю и обихожу. Даже если это порез, все одно отправляйте. Вопросы? Вопросов нет. Тогда выполняйте…



Вторая жизнь в этом мире у Михаила выдалась долгой, насыщенной и результативной. И речь вовсе не о двух заговорах, раскрытых им лично. К слову, кроме князей Ростовского и Муромского впоследствии задумали отложиться Новгород и Псков. Не хотелось купцам жить под рукой великого князя. Им волю подавай.

Пришлось Всеволоду Мстиславичу поприжать их. И во всех случаях не обошлось без большой крови и разорения земель. Жестко действовал великий князь. Но в то же время весьма эффективно.

Однако с годами практика воспитания княжеских и боярских детей, которых в обязательном порядке направляли на обучение в Киев, Переяславль и Пограничный, все же дала свои результаты. Князья на столах становились все моложе, а то и вовсе у власти оказывались дети под регентством дядек, назначаемых великим князем. Та же картина была и среди бояр. С этими нередко случалось и такое, что роды пресекались. Не всегда радикально, подчас попросту лишали титула и отбирали имущество. Все зависело от степени вины.

Мировоззрение молодежи и подданных менялось постепенно, но верно. И немалую роль в этом сыграла церковь. Именно поповские проповеди вкладывали в головы простого люда священность великокняжеской персоны. Впрочем, уже сын Всеволода Мстиславича, Владимир Всеволодович стал не просто помазанником Божьим, но и первым царем всея Руси.

Что до самого Михаила, то в серьезных политических процессах он уже участия не принимал. Архип, может, и не ловил мышей, но Данила все еще был в силах. Заполучив рядом с князем Ростиславом своего человека, сумел поднять работу тайной избы на качественно новый уровень. Так что справлялись они и без порубежного боярина Романова.

Правда, он все же сумел оказать влияние на формирование русского войска. Именно им были разработаны уставы, которые внедрял в жизнь уже сын умершего Ростислава, Александр. Подобно отцу, он был верной опорой первого царя Владимира. Ну и как водится, главным царским воеводой. Подсунуть же эти воинские законы удалось через все того же Архипа, успевшего к тому времени изрядно состариться.


Стараниями Михаила в русском войске появилась боярская конница. Отправляясь на войну, боярин должен был взять с собой три десятка дружинников, образовывавших взвод. Два оставались дома и выступали резервом для пополнения на случай потерь. Ну и служили учебной базой для вновь набранных взамен безвозвратных потерь.

Четверо бояр, проживающих по соседству, формировали сотню. Командиром назначался один из них, по выбору полкового воеводы. Тот ведал округом и командовал десятью сотнями. Он же организовывал ежегодные учения, где оттачивалась слаженность подразделений и проводилась проверка боевой подготовки.

Впрочем, последняя была на высоте. Порубежные бояре все время находились в тонусе из-за постоянных пограничных стычек. Остальные нередко участвовали в военных походах, в том числе и заграничных. Расхолаживаться боярам и их дружинам было некогда, что способствовало высокому уровню боеготовности.

Что до самого Михаила, то он сосредоточил все свои усилия на хозяйственной деятельности. Так, уже через несколько лет Оскол превратился во второй металлургический центр Руси. Причем по динамике развития серьезно превосходил Рудный и Пограничный.

Разумеется, это не могло не привлечь внимания как степняков, охочих до добычи, так и бояр с князьями, которые не могли спокойно спать, наблюдая богатство других. Вот тут-то и пришлось Романову вертеться как угрю на сковороде. И ладно еще кочевники, которые раз за разом получали отлуп и откатывались обратно в степь. Благо он еще не разучился комплектовать и обучать ополчение и не испытывал затруднений в средствах. Куда труднее приходилось отбиваться от всевозможных интриг.

В результате Михаил решил пойти на поклон прямиком к великому князю. Благо порубежные бояре замыкаются именно на центральную власть. Вообще-то с них подати не берутся. Но кто же станет терпеть такое безобразие, как богатеющий день ото дня подданный. А потому в его случае, как обычно, вышло исключение.

Так он стал платить полагающуюся десятину, все железо и сталь, за исключением потребных для внутренних нужд, сдавались в казну по твердым ценам. Ну и под занавес, на плечи боярина Романова ложилось содержание вновь сформированного надельного полка, расположившегося в окрестностях растущего града Оскола.

Перебор? Э не-эт. Нормально разошелся с великим князем краями. А там и царь Владимир подтвердил указ своего отца. Город рос год от года, а Романов оказался единственным боярином на Руси, владеющим крупным градом с казной на зависть иным князьям.

И владения свои расширил за счет договоренностей с половцами. Конечно, не обошлось без брака по расчету, но ему к этому не привыкать. Жена ему досталась горячая и своенравная, пришлось осаживать и ставить на место. Но ничего, управился. Хотя любви промеж них и не было, зато народили шестерых детей.

Развернув в Осколе металлургическое производство, Михаил решил параллельно заняться селекционной работой. Памятуя о том, что сильные, выносливые, неприхотливые и долгоживущие мулы у русичей не пользуются популярностью, он решил вывести породу лошадей-тяжеловозов, благо успел кое-что об этом почитать в своем мире. Но тут уж, как говорится, только методом проб и ошибок.

Не забыл и о боевых конях. Ахалтекинцы, конечно, хорошо, но латник для них все же тяжеловат. Да и в выносливости они изрядно проигрывают степным лошадкам. А ведь именно кочевники и являются основными противниками Руси. Ну и такая их излюбленная тактика, как ложные отступления. Новая порода должна была чуть ли не обнулить этот прием. Эту лошадь должны отличать сила, скорость и выносливость.

С романовским тяжеловозом удалось управиться довольно быстро. Всего каких-то десять лет. А вот с боевой лошадью пришлось помучиться. Работа затянулась на долгих семьдесят лет. Пока возились с ее выведением, попутно вывели романовских рысаков, способных за десять часов пробежать в упряжи до ста пятидесяти километров.

В результате романовская боевая порода появилась сравнительно недавно, всего-то двадцать пять лет назад. И завершить эту работу довелось лишь младшему внуку Михаила, лошаднику от Бога, который дневал и ночевал на конюшнях еще при жизни деда. Ну и часто гостил у другого, в степи.

Стоят такие лошади недешево. И, как уже упоминалось, порода получилась весьма своенравная и капризная. И тем не менее за ними выстроилась самая настоящая очередь. А бояр так и вовсе обязали для южных и восточных походов дружины иметь именно на этих лошадях. Дабы лишить кочевников их преимущества в маневренности и стремительных длительных переходах.

Правда, полков, восседающих на таких скакунах, пока очень мало. Разведение лошадей – это не промышленное предприятие. Но порубежники в степных районах пользовались приоритетом, закрепленным указом царя, а потому им не приходилось долго стоять в очередях.

Умер Михаил в тот раз тихо, в своей постели, в окружении родных. Было желание отправиться в какой-нибудь поход да покончить все разом в бою. Самому себя убивать как-то не хотелось. Но удержался. Побоялся, что его начинание по выведению новых пород лошадей заглохнет. Больно уж хлопотно и со слишком незначительными результатами продвигалось дело.

С третьим пришествием не задалось. Попал он в тело пятидесятилетнего ветерана, лишившегося ноги и с покалеченной правой рукой. Доживал тот свой век тихо, обзаведясь мельницей и семьей, чтобы не остаться без догляда. Не самый худший вариант для ветерана, вышедшего в тираж.

Михаила такое житие устроить не могло. Поэтому он быстренько привел дела в порядок, благо старший сын уже помощник, а жена особа боевитая, так что не пропадут, и рванул по бездорожью в сторону Оскола. В прямом смысле этого слова, так как на дворе была осенняя распутица.

В дороге бедовать не пришлось. Спасибо единому информационному полю Земли, абсолютной памяти и навыкам лекаря. Багажа знаний даже без дополнений из своего мира у него хватало, но он попытался утащить кое-что и сюда. Едва придя в себя, он уже по обыкновению засел за письмо, вгоняя в подкорку все то, что успел прочесть незадолго до переноса.

Так, пробавляясь лекарством, и добрался до Оскола, где прибился к своему же внуку и вплотную занялся выведением породы боевой лошади. Втереться в доверие к молодому человеку оказалось нетрудно, благо тот был буквально повернут на лошадях. Прояви недюжинные познания в этой области – и ты уже свой в доску. С дядькой Михаилом паренек не важничал, почитал чуть ли не за родного деда.

Этот век выдался недолгим. Всего-то десяток лет. А там навалилась болячка. Держаться за жизнь теперь смысла не было. Неоконченных дел хватало, но таких, за которые пришлось бы переживать, не наблюдалось. Поэтому, не желая мучиться, Михаил просто лег на лавку, отстранился от тела, дабы избежать неприятных ощущений, и позабыл, как дышать. Так тихо и отошел.

Это было его четвертое пришествие. Появился он здесь шесть лет назад, и на этот раз с вселением повезло. Это было молодое тело семнадцатилетнего парня. Одна беда – при падении с высокого обрыва приласкало его не только по голове.

Открытые переломы обеих ног, левой руки и четырех ребер. Хорошо хоть обломки не ушли внутрь, а торчали наружу, и легкие не пострадали. Пришлось едва ли не самому, при незначительной помощи со стороны, собирать себя по частям. Как справился, до сих пор понять не может. Слишком уж многое зависело от банальной удачи.

Конечно, можно было опять позабыть, как дышать, и уйти, так сказать, на перерождение. Вот только времени у него совсем не осталось. Понятно, что до нашествия монголов на Русь он уже предпринять ничего не сможет. Но очень уж хотелось увидеть результат своих трудов. Получилось ли что дельное из его стараний или все зря, как считал историк Кудрявцев, хотя уже и не в такой категоричной форме.

Опять же никакой гарантии, что в следующей реинкарнации повезет больше. Дело это такое. Непременное условие для попадания – клиническая смерть реципиента, и никак иначе. А травмы, они ведь бывают разные. Пришлось приводить в порядок свое новое тело. Ну и набраться терпения. Процесс выздоровления долгий и муторный.

А тут еще и бедность беспросветная. Отец реципиента все ходил да вздыхал, мол, лишний рот. Уже преставился бы, и всем стало бы легче. Так нет же, ни в какую не хочет помирать, хоть тресни. А едва начал подниматься с постели, так родитель тут как тут, мол, встал сердешный, вот и ладушки, только задарма тебя кормить никто не будет, кто не работает, тот не ест.

Угу. Вот сейчас все бросит и кинется управляться по хозяйству. Ему только пахать от рассвета до заката осталось. Поэтому слова батины Михаил, в смысле Ждан, пропустил мимо ушей. Зато сумел помочь соседу, который по дурости своей допустил нагноение раны и был на пути к потере ноги или могиле. Ну а там о внезапно прорезавшихся лекарских талантах стало известно окрест, и потянулся народ.

Самое смешное, что, несмотря на то что Михаил приносил в дом в разы больше отца, тот продолжал на него коситься, пыхтеть, как перегретый самовар, и требовать, чтобы неслух непременно трудился по хозяйству. Разок даже за вожжи взялся да приложился. Для начала несерьезно, лишь для острастки. Но до конца не оправившемуся организму и этого оказалось за глаза. Прибьет, дебил, к нехорошей маме, то ли по дурости, то ли из завистливой злобы, что у самого так-то не получается.

Поэтому, едва немного окрепнув, Михаил подался восвояси. Благо холопом ничьим не был, и искать его никто не станет. Ну и имя себе поменял на более привычное. Разве только фамилию на этот раз решил взять Рощин. Припомнил нравившегося ему героя из «Хождения по мукам».

Пробавляясь лекарством, сумел немного приподняться да скопить на доспехи и оружие. Присоединился к ватаге, охранявшей караван. Сблизился с одними, подтянул других, набрал десяток бойцов. Походили вместе, попритерлись, хлебнули лиха. И, когда он был уже уверен в своих соратниках, провернул свой трюк с зеркалами.

Прямые зеркала – товар нынче не дефицитный. Научились наносить олово на ровное стекло. А вот до амальгамы пока так и не додумались, потому и качество было значительно ниже тех, что изготавливал Михаил. Редкие экземпляры его работы ценились теперь дороже золота и были куда в большей цене, чем прежде. Вообще-то товар опасный, и как они его сбывали – отдельная история. Но в итоге все срослось должным образом.

Получив в свое распоряжение достаточно средств, Михаил начал искать возможность вновь стать порубежным боярином. Благо царь отменять эту практику не собирался. Правда, и желающих хватало за глаза. Пришлось подмазать кого следует, чтобы обойти иных претендентов.

В качестве вотчины ему досталась разгромленная застава, оставшаяся без законных владельцев. Можно сказать, все повторялось. Разве только это была граница Муромо-Рязанского княжества с Волжской Булгарией, и на его землях не было никаких полезных ископаемых. А вот лесов имелось в избытке. Настолько, что поля приходилось разбивать на росчистях.

За каких-то шесть лет он успел увеличить население своей вотчины, снарядить и подготовить кроме дружины еще и ополчение на две сотни мужчин. По обыкновению он вооружил арбалетами стариков, женщин и детей, дабы могли держать стены, мало ли как оно все обернется. Пополнил арсенал, да так, что его застава смогла бы стоять против монгольского войска не хуже того же Козельска в истории его мира. Впрочем, сомнительно, чтобы на нее отрядили сколь-нибудь значительные силы. Чтобы блокировать Рощинск, пяти сотен более чем достаточно.

Но царь со своей Думой решили действовать так, как некогда поступил князь тмутараканский, Глеб Тараканов. В тысяча двести двадцать третьем году армия под командованием Субэдэя появилась в землях аланов, соседствовавших с княжеством. Монгольский военачальник попытался было договориться с Глебом, как прежде с половцами, о невмешательстве, но тот решил, что за соседей следует вступиться.

Не успев получить дозволение царя, он взял на себя смелость мобилизовать оба надельных полка, сумевших в общей сложности выставить десять тысяч воинов. Полковых воевод уговорить было нелегко, но Глеб все же убедил их, что опасность грозит и Тмутараканскому княжеству. Плюс к этому дружины самого князя, бояр и порубежников, да ополчение. В общей сложности собралось двадцатипятитысячное войско, что на пять тысяч меньше, чем у монголов.

Тараканов серьезно рисковал, в буквальном смысле слова оголив свои земли. Зато успел вовремя, и этих сил оказалось достаточно, чтобы нанести Субэдэю поражение. Тот не ушел сразу, а попетлял по степям, наводя шороху и проводя рекогносцировку, а затем подался в Волжскую Булгарию, где окончательно получил по сусалам и вернулся на родину.