Порубежник

– Верное суждение. Ну что же, я боярин Остроухов, служу князю Муромскому Юрию Ярославичу. А это мои дружинники. Ходили в степь с посольством к хану Атраккану.

Был такой. Старший сын Шарукана. Помнится, ему и его младшему брату в свое время наподдал Мономах. Да так, что младший Сарычанкан откочевал значительно южнее и восточней, к правобережью Дона. Атраккан же и вовсе подался в Грузию, служить тамошнему царю. Но после смерти Мономаха он вернулся и занял пустовавшие старые кочевья отца.

Граница Муромо-Рязанского княжества в двух переходах к востоку от Оскола. Но оба стольных града, давших имя княжеству, находились на северо-востоке, и если двигаться по прямой, то направление не вызывало сомнений. Не заехали по пути на заставу? Так и что с того. Правильно заметил боярин, они просто проезжают мимо, товара не имеют, а потому он в своем праве и по нынешним законам отчитываться не должен.

Вот если бы они двигались с юга, от орды Сарычанкана, и переправились через Оскол не по удобному броду, где стоит застава, а вплавь, тогда да, выглядели бы подозрительно. А так-то они пришли с юго-запада и изначально находились на правобережье. Пока все в кассу.

– Сразу нельзя было сказать, что ты боярин? А то: люди проезжие, – изобразил легкую обиду Михаил.

– Ну, нужно же было глянуть, кто нынче занял заставу на Осколе. Теперь, стало быть, Романовскую?

– Нет. Осколом и осталась. Хорошее название.

– Не суеверный?

– Коли смерти сильно страшиться, так и за меч браться не стоит.

– Не скажу, что согласен, но то дело твое.

– Тебя как по батюшке-то, боярин?

– Боян Истомич.

Представился не по-православному. Так суеверен или крестился по надобности, в церковь ходит для порядка, а сам почитает древних богов? Есть такие. Процесс отрицания язычества и принятия новой веры небыстрый, длящийся веками. А Крещению Руси еще и полтораста лет не минуло. Да и не повсеместно еще христианство. Так что ничего удивительного.

– Дело уж к исходу дня, Боян Истомич. Может, заедете, переночуете на заставе. Чего в поле-то куковать.

– Одичал уж, поди, сидючи на рубеже? – хмыкнул Остроухов.

– Есть такое дело. Только с соседями и видимся. Даже половцы не захаживают. Чего им у нас делать. А оно уж и надоедать начинает.

– Понимаю. Оно, конечно, малость не по пути, но то крюк невеликий, а спешки у нас особой нет. Веди, хозяин.

До места и впрямь добрались быстро. Тут всего-то порядка шести километров. Не прошло и часу, как въехали во двор.

Возводимые киевлянами заставы представляли собой эдакий квадрат со стенами в два с половиной кирпича, стороной в пятьдесят метров и высотой в четыре. Плюс вал и ров. Вдоль стен с внутренней стороны саманные постройки, над черепичными крышами которых имеются помосты для обороны, по углам площадки. Подъемный мост без надвратной башни, только помост для обороняющихся и поворотный механизм. У противоположной стены донжон – место проживания боярина с семейством и последний рубеж обороны.

Словом, ничего особенного. Эту планировку придумал еще Михаил. Великий князь только воспользовался уже готовым проектом. Не так уж и плохо в расчете на кочевников, лишенных осадных машин. Но даже если и приволокут, что порой все же случается, не так уж все и безнадежно. Есть крепостные арбалеты с приличной дальностью и зажигательные стрелы с греческим огнем. Этот средневековый напалм слишком затратно закупать для огнеметов, а для стрел расход выходит уже не таким большим. Польза же несомненна.

В свое время Михаил собирался снабжать такими арбалетами и греческим огнем централизованно. Покойный Владимир и здравствующий Ростислав решили отдать это на откуп самим порубежным боярам. Как всегда, все упирается в деньги.

Вот только избранный ими подход привел к тому, что в настоящий момент из намеченных застав поставлена едва половина. Впрочем, а был ли у них иной путь, когда у казны наметились серьезные трудности? И все из-за опрометчивого шага Мономаха с вмешательством во внутренние дела ромеев.

Михаил вступил во владение своей вотчиной в начале июня прошлого, сто тридцать второго года, едва успев завершить отбор и снарядить дружину. К этому же времени сумел выкупить десяток семей холопов, которым пообещал свободу и собственные земельные наделы. Плюс Нестор с четырьмя молодыми и такими же холостыми подмастерьями. Отбирал грек их сам, а потому не неумехи какие, хотя еще и не мастера.

За прошедший год внук Леонида успел оборудовать механическую мастерскую и плавильню. Михаил исходил из того расчета, что уж луговую-то руду он всяко разно найдет. И металлом собирался обеспечивать себя сам. Как, впрочем, и кирпичом, черепицей да цементом.

Плюс таких возводимых казной застав заключался в том, что эти материалы не тащили за тридевять земель, а изготавливали прямо на месте. С цементом, правда, получалось не всегда. Как результат, новому владетелю доставались уже готовые к эксплуатации печи по изготовлению строительных материалов.

Внутри стен место нашлось только для ремесленников и мастерских. Крестьянские семьи устроились в посаде, в деревянных домах. Вокруг лесостепь. Из почти двенадцати тысяч гектаров принадлежащей Михаилу земли более трех тысяч были заняты рощами и лесом, поэтому со строительными материалами особых трудностей не возникло.

С его воинством, к слову сказать, дела обстояли не столь плачевно, как поначалу предполагал Романов. Двадцать семь человек успели пройти срочную службу в дружине Пограничного. Далеко не все желают осесть на земле или остаток дней своих посвятить каким-либо ремеслам. Из пяти сотен постоянно в состав дружины входит только две, одна из которых – особисты. Так что остаться на службе шансы крайне малы.

Конечно, с десятниками и самим боярином парням, отслужившим срочную службу, не сравниться. Зато они и не полные неумехи, каковыми оказались остальные. Ну и за прошедший год ветераны их неплохо поднатаскали…

Гостей встретили, как полагается, хлебом-солью, устроили и пиршественное застолье. Михаил с Бояном посидели за общими столами, пока хмель окончательно не ударил в головы пирующим, после чего уединились в кабинете Романова, где продолжили, уже дегустируя ромейские вина. Ну вот любил Михаил себя побаловать.

– Еремей, ну что там дружинники боярина? – когда Боян окончательно сомлел, поинтересовался у протеже Данилова вышедший на крыльцо Романов.

– Двоим подлил зелье, чтобы совсем подозрительно не было. Сказывают, что ходили в орду Атраккана уговариваться с ним о свадьбе его дочери с наследным княжичем Муромским Олегом.

– Почти о том же поведал мне и Боян. Только добавил еще, что князь предложил хану военный союз. Полагаю, он что-то затеял. Поди, не может забыть, что в шестнадцатом году его батюшку постригли в монахи, а три года тому он скончался, – предположил Михаил.

– Если так, то наверняка он снюхался со своим двоюродным племянником, Ростово-Суздальским Давыдом Всеволодовичем. У того и деда и батюшку остригли, – добавил Еремей.

– Возможно. Но то вилами по воде.

– А на кой тогда еще Юрию сговариваться с Атракканом? Его пастбища не граничат с землями муромо-рязанцев.

– Зато пастбища его младшего брата Сарычанкана граничат. Да только у него свободных дочерей уже нет. А так родня моего брата – моя родня. Есть точки соприкосновения. Поэтому совсем необязательно заговор. Разбираться надо.

– Мне отправляться? – подобрался Еремей.

– Вместе пойдем. Здесь и без меня управятся.


– Тебя, боярин, по говору враз признают. Приметный он.

– Ничего. Прикинусь немым.

– А сумеешь?

– Не сомневайся.

Еще бы ему не суметь, коль скоро у него прежде в друзьях был немой, который так и прозывался. Михаил же забыть в принципе ничего не может. А потому и поведение, и мимику, и жесты воспроизведет без проблем. А вот Еремею придется подучиться. Хотя-а… Он ведь из тех, кто у Данилы учился читать по губам. Поймут друг друга без проблем.





Глава 26

Дела занятные, рязанские




Княжество-то Муромо-Рязанское. Да только вот уже шестнадцать лет, как стольным градом была именно Рязань. Муромская знать пытается вернуть стол себе. Не силой оружия, конечно, а своим экономическим влиянием, развитием ремесел и торговли. Время от времени засылают к князю послов с дарами, пытаются его умаслить. Но пока без толку.

Бог весть, что нашло на Юрия Ярославича, но он не желает возвращаться в град, связанный с постригом его батюшки в монахи. После чего того удалили в глухой монастырь, где он и преставился. А потому князь изначально осел в уступающей Мурому Рязани и принялся за активное развития города.

Средства сюда вложены были немалые. Всего лишь за три года площадь города увеличилась в десять раз. За шестнадцать лет его княжения население возросло с полутора тысяч до десяти. Активно развивались ремесла. Как грибы росли мастерские по обработке кости, керамические, кожевенные и ткацкие. Ставились кузницы, бронзовые, железные и стекольные плавильни.

В основе своей город был деревянным. На высоких валах установлены бревенчатые стены. Что в общем-то и понятно, учитывая темпы его роста и доступность строевого леса. Но затем началось каменное строительство. Появились кирпичные и цементные печи. Постепенно кровля менялась с дранки на черепицу. Новые храмы изначально ставились каменными. Затем пришел черед детинца и княжьих палат. Сегодня в камень активно одеваются боярские усадьбы.

Словом, Рязань это едва ли не самый динамично развивающийся город, подобный разворошенному муравейнику. Помимо постоянных жителей тут хватает и пришлого люда, как сезонных рабочих, так и разных купцов. Рязанцы активно торгуют всевозможными товарами, причем далеко не только ремесленными.

Край богат лесами, и тут всегда было развито бортничество, а потому получило широкое распространение и пчеловодство, начало которому в свое время дал именно Михаил. Плодородные земли родили зерно, в настоящий момент являвшееся одной из серьезных статей дохода княжества. Его активно вывозили в основном на север, в Новгород, и далее в варяжские земли.

К слову, стекольное производство тут поставлено на широкую ногу. Правда, поначалу имелись затруднения с хорошими песками и, как следствие, с прозрачностью изделий стекловаров. Но кто сказал, что такой товар не стоит серебра? Еще как стоит. Потому как все одно куда практичней слюды. Да и рука у мастеров набивается.

– О! Макар! Здорово! – воскликнул один из посетителей трактира, поднявшись и призывно замахав вошедшему мужику.

– Ну здорово, Антоха! – подходя к столу, за которым сидели трое, произнес тот.

– Ты когда пришел?

– С вечера еще. Только мы сразу под разгрузку у княжеского причала встали.

– И что за груз на этот раз, коли прямо к князю? Да еще и в ночную пору? – удивился Антон.

– Так песок, от Москвы привезли, – присаживаясь за стол и делая знак подавальщику, ответил Макар.

– А-а-а. Понятно. И куда после?

– Да кто же его знает. Наше дело служивое. Куда отправит князь, туда и пойдем, – огладив бороду, произнес мужик.

Михаил отпил из кружки пиво, потеряв интерес к шумной компании. Ничего любопытного они уже не поведают. Местные к пришлым с настороженностью и откровенничать особо не спешат, а потому приходится добывать сведения все больше исподволь. И за прошедшие три дня удалось кое-что выяснить.

К примеру, ему стало известно, что четыре года тому назад на Москве-реке появилась слобода с знакомым до боли названием Москва. Вообще-то из истории Романов помнил, что основал этот город вроде как Юрий Долгорукий. И было это в Ростово-Суздальском княжестве. Но тут вышло все иначе. Сидит младший сын Мономаха в Торопце, являясь основателем княжеского рода Владимировых, и от престолонаследия находится бесконечно далеко. Москву же основал Муромский Юрий Ярославич. Хм. Тезка получается.

Насколько удалось выяснить, неподалеку от Москвы-реки обнаружились залежи белоснежного песка, вот рядом и устроил слободу князь, не мудрствуя лукаво назвав ее Москвой.

Стекловары Рязани уже четвертый год варят чистейшее стекло. Вот только держится это в тайне. И если приметит соглядатай какой, как треплется эта компания, то не сносить им головы. Потому как на сегодняшний день это серьезная статья дохода княжеской казны. Стекло караванами уходит вниз по Оке до Волги, волоком переходит в Дон, далее к морю и прямиком в Царьград. Там его перекупают венецианцы и продают уже как свое. Но даже с учетом этого доходы князя крайне велики.

И что это означает? Только то, что Юрию нужны не просто деньги, но еще и сохранить эту прибыль в секрете. Для чего именно, предположить нетрудно. Тем более если учесть то обстоятельство, что он пытается сблизиться с половцами. Причем с теми, что держат зуб на Мономашичей.

Остается вопрос по войску. Схема, сработавшая в Червене, пусть и случайно, здесь результата не дала. Двое воинов, ищущих наем, не привлекли ничьего внимания. Если бы князь собирал армию из наемников, то их непременно приметили бы. А тут словно в вакууме. Никому не нужны. Для порядка пытались прибиться к купцам, но неизменно получали от ворот поворот. Без надобности оказались и боярам.

Кстати, последних в княжестве откровенно много. Михаил точно не знает, но по его прикидкам больше сотни. Учитывая же, что каждому из них разрешено содержать по пятьдесят дружинников, получается уже достаточно серьезная сила. Вместе с княжеской дружиной выходит порядка шести тысяч, а может, и больше. И если они проводят хотя бы минимум учений для боевого слаживания, это уже реальная сила.

Впрочем, все одно это слезы. По численности такая дружина сопоставима с мобилизованным надельным полком, но на деле уступит ему. Во-первых, у надельников со слаженностью дела обстоят куда лучше. Во-вторых, более серьезное вооружение. Минимум одна батарея полевых пушек, десяток пищалей и столько же огнеметов. Да плюс централизованное снабжение греческим огнем.

Конечно, у князя есть еще и ополчение. Но это так, пушечное мясо. От них против привычного к строю войска только и толку, что те умаются их рубить и колоть, да больше израсходуют стрел и горючего. Конечно, в открытом бою и при подобном подходе князь может задавить массой. Но ведь от эдакой напасти можно выстоять и в обороне. А там, глядишь, и подмога подоспеет. Нынче великокняжеское войско легкое на подъем.

Дверь в трактир вновь распахнулась, и в обеденный зал ввалились трое мужиков в кольчугах, усиленных железными пластинами, с промежутками между ними в одно кольцо. Такой доспех тяжелее, но в то же время мало чем уступит ламелляру, все еще превосходя его по удобству и гибкости.

У Михаила в комнате на втором этаже трактира остался почти такой же. Обзавелся как раз на такой случай, если нужно будет особо не отсвечивать. Подобные усиления в связи с широким распространением ламелляра на Руси стали едва ли не повсеместными. Разве только кольца и пластины у Романова стальные, а потому обеспечивают лучшую защиту. С другой стороны, и стоит такая броня значительно дороже той, что была на вошедших мужиках.

Отчего мужики, а не вои? Так ведь а кто они еще-то. Ну, может, ремесленники. Воина сразу видно уже по тому, как он носит все это железо, словно броня его вторая кожа. Все неизменно подогнано, не болтается, не мешает и не стесняет движений. Он и идет-то практически не звеня кольцами и не бряцая оружием. Этого у вошедших не наблюдалось и близко, хотя и полными неумехами они не выглядели.