Порубежник

– Ну, может, тогда кратко пояснишь, что вообще происходит?

– Если кратко, то гарнизоны Рудного, Пограничного, Угольного и Переяславля получили приказ приготовиться к осаде. Весть-то о походе половецкого войска пришла вовремя. Только поход тот должен был быть с душком, о чем ты нас и упредил. А потому Ростислав не пошел навстречу Башкордкану. Вместо этого он окружил прибывшие из Чернигова надельные полки и пресек предательство. К тому же в становые города надельников отправились верные люди и освободили взятых под стражу командиров. Они и встали во главе полков. Своим надельные воины поверили, и бунт закончился, не начавшись. Но на половцев Ростислав не пошел. Пусть они поточат зубки о каменные стены градов. Даже если захватят и пожгут все четыре, потери приключатся куда меньшие, чем от усобицы. Сам же князь с войском отправился ставить на место зарвавшегося племянника, князя Черниговского. Мне с особой сотней Пограничного велено привести к покорности черных клобуков да навести порядок в трех западных княжествах.

– Ого. А пузо не надорвешь?

– На самом деле все не так страшно. Просто сделать нужно все должным образом.

Наконец всадники приблизились на сотню шагов, и скакавший впереди воин поднял руку вверх, останавливая остальных. Сам же продолжил скачку и через несколько секунд осадил своего низкорослого конька прямо перед Архипом. Смерил его внимательным взглядом, хмыкнул своим мыслям, и огладил редкие усы и бороденку.

– Здравствуй, хан Воиборкан, – приложив руку к сердцу, произнес Архип.

Не забыл он приплести и традиционное поминание тучных пастбищ, стада скота, отары овец и табуны лошадей. Здоровье и процветание родных и близких хана. Получил ритуальный ответ и вопросительный взгляд. Мол, и за каким лешим ты сюда приперся, мил-человек. Знакомы они. Вне всякого сомнения. И хан точно знает, кто именно стоит перед ним.

– Слухами земля полнится, что нынешней осенью ты стал богаче на крупную сумму в серебряных рублях, – наконец произнес Архип.

– Я не слушаю сплетни и пересуды, – пожал плечами хан.

– Вот и князь Всеволодов не слушает их. Я ему о серебре. А он, мол, если обломилось Воиборкану такое счастье, так пусть ему и остается. Не до тех богатств сейчас. Пусть владеет серебром и занимается своими стадами, которые нужно вести на зимние пастбища.

– Я сам решу, что мне нужно делать, – подбоченился хан.

– Конечно, сам. Я так князю и сказал. А он так поглядел на меня и говорит: мол, а разве я иначе сказал? Пусть сам конечно же решает, что лучше для его народа. На то его соплеменники и выбрали великим ханом. Он бы и сам в гости к тебе зашел, но некогда, дома порядок наводит. Но если ты считаешь, что Ростислав Всеволодович тем тебя обидел, то он непременно навестит твои кибитки, чтобы лично выказать свое доброе расположение.

– Передай князю, что я ценю его заботу. И готов помочь навести порядок дома.

– Ростислав добрый хозяин и не любит, когда в доме за метлу берутся гости.

– Мне сказали, что с тобой пришли джанавары. Но что-то я их не вижу, – цыкнув, сменил тему кочевник.

– Ты же знаешь, волки отличаются не только свирепостью, но и хитростью. Бродят где-то по округе, выискивают добычу. Но пока волк сыт, он ведь не опасен для отары. Только взбесившийся зверь станет резать всех без разбора. Сытый же пройдет мимо, даже не посмотрев в сторону овец.

– Твоя правда, Архипка. Проходи к моим шатрам, гостем будешь.

– Благодарю тебя от чистого сердца, Воиборкан, но поскачу я. Слишком много забот на меня свалил мой князь.

– Жаль. Может, на обратном пути?

– Я постараюсь.

Разговор, состоящий почти сплошь из намеков и недомолвок, длился лишь несколько минут, но за это время решилась судьба сотен тысяч степняков, подвластных руке киевского великого князя. Вот так, походя. Чудны дела твои, Господи.

Архип приложил руку к груди, изобразив поклон, кивнул на оружие дозорных, сложенное в стороне, и развернул своего коня. Михаил и Илья последовали его примеру. Переговоры завершились успешно. Безопасник не стал говорить, что об этом не следует распространяться, это и так подразумевалось. Хан не дурак. Ему не нужно указывать на очевидные вещи.

Итак, Ростислав позволял Воиборкану оставить себе выплаченное бунтовщиками серебро и обещал забыть о его намерении участвовать в междоусобице. Разумеется, если хан одумается и согласится довольствоваться малым. Конечно, ему как-то придется утихомирить своих воинов, уже готовых выступить в поход. Но с этим он пусть разбирается сам.

А вообще интересно получается. По всему видать, князь Всеволодов не посвящает в свои дела великого князя Мстислава Владимировича. Или ставит в известность уже по факту. За столь короткое время им не успеть встретиться и выработать общий план действий. Семафорной линии такие сведения не доверишь. Так что действует переяславский князь самостоятельно. Во всяком случае, начал уж точно. Прямо реальный серый кардинал.

С другой стороны, все, что Михаил слышал о Мстиславе, указывало на то, что он слабый правитель. Не окажись рядом с ним Ростислава, и не удержать ему государство, переданное отцом. Развалилось бы все к нехорошей маме. Именно дядя не дает пойти прахом начинаниям Мономаха. Он же является фактическим правителем Руси. Может, оттого и старается так, что по факту престол находится в его руках?

Очень может быть. Впрочем, не суть. Главное, что Русь едина и таковой останется, пока бьется сердце Ростислава. Н-да. Вот только Михаил еще не решил, как долго тому еще жить. Смерть близких он спускать не собирался. Пусть Петр и был повинен, а Романов нашел бы в себе силы спросить, как Тарас Бульба. Но его семья, и уж тем более Алия… Нет. Прощать их гибель Романов и не подумает. Иное дело, что и Всеволодов и Мечников пока были нужны на своих местах. Ну да ничего. Он обождет.

– И что дальше? – поинтересовался Михаил у Архипа, когда они отъехали и убедились в отсутствии погони.

– А что дальше, – склонившись и сорвав травинку ковыля, произнес тот. – Сам же сказывал, что знак к началу выступления всех трех князей придет по семафорной линии.

– Ну да. Весть о том, что войско Ростислава разбито, – подтвердил Михаил.

– Во-от. Значит, время у нас есть. Потому как линию от Киева оседлали верные людишки. А с сигнальщиками сейчас проводят дознание, выясняют, кто из них запродался, а кто просто исправно служит. Мы же для начала посетим становой град Красноярский в Теребовльском княжестве. Наведем порядок в тамошнем надельном полку. Потом прогуляемся в другие грады. А там и весть долгожданная придет. Каким числом надельники должны будут собраться?

– В Червенском княжестве ополчат три тысячи, – ответил Романов, хотя Архип и без того все знал.

– В других, думаю, так же. А вот дружины княжеские уже поменьше будут. Опять же надельников вывести можно и большим числом. Да на месте сбора порубать княжеские дружины так, чтобы пух и перья.

– В Чернигове так же будет?

– Ростислав Всеволодович в молодости был горяч безмерно. Все-то в сечу рвался. Дела хозяйственные считал недостойным занятием. Но с годами угомонился, за ум взялся. Сегодня более рачительного хозяина на Руси не сыскать. Не станет он жечь города. Казне от того никакого прибытку. Заманит князя Черниговского в западню в открытом поле и будет с ним биться там. Постарается сделать так, чтобы ни один град не запылал. А там уж как получится.

– Понятно.

Ну а чего тут непонятного. Воспитал на свою голову при помощи Федора. И ведь получилось же из тупого рубаки сотворить государственного деятеля. Вон как Пограничный грамотно захватил, сохранив производство и мастеровых! И в остальном действует князь так, что любо-дорого. Даже убивать жалко.

До Красноярского добрались уже к исходу следующего дня. В город въехали не таясь. Разве только в составе полусотни. Вторая половина осталась в лесу неподалеку. Мало ли как оно все обернется. Вдруг придется вызволять товарищей. И плевать, что там сейчас тысяча триста строевых, да плюс в самом граде все мужское население на сиденочной службе. Особисты, они не только в степи драться обучены. Крепости и города брать также умеют.

Когда вошли в детинец, Михаил отметил, что на стенах стали появляться дополнительные воины. С одной стороны, вроде как особого оживления не наблюдается. Но, с другой, явственное усиление. Наверняка бойцы еще и по подворотням начали накапливаться. Гарнизон ведь уже практически мятежный.


Бог весть, что воям пропели отцы командиры, но они скорее пойдут за ними, чем за каким-то посланцем из столицы. Кого там принесло от великого князя, непонятно, а офицеры свои, родные, с ними не один пуд соли съеден. Опять же централизованное государство еще не окрепло как следует, а потому полк этот, по сути, рассматривается как эдакая дружина.

Но ни особисты, ни безопасники опасений не выказывали. Архип представился и приказал передать полковому воеводе, что желает его видеть по приказу великого князя. При этом он предъявил соответствующий жетон, каковые стали в ходу с легкой руки все того же Михаила.

Караульный исчез в покоях, а вскоре пригласил Архипа внутрь. Непонятно, что там напел полковнику старый лис. Ну ладно, не такой уж и старый. Но уж хитрости в нем хватит на дюжину рыжих бестий. Потому что он сумел-таки завлечь воеводу и его тысячного. Последний, к слову, знал ближайшего помощника Мечникова лично, так как был на связи с тайной избой.

Не прошло и десяти минут, как посыльные побежали собирать сотников на совет. Туда же пригласили и Михаила с Ильей. Знать бы еще, за какой такой надобностью. Но коль скоро это полностью соответствовало их планам, то и пусть. Их провели прямиком в зал заседания штаба. Посредине длинный стол с лавками. Такие же стоят вдоль стен, явно для возможных приглашенных. Во всяком случае, Михаила с Ильей усадили именно туда.

Наконец, последний штрих. Прислуга в виде новиков споро расставила кувшины с пивом и кружки, чтобы можно было промочить горло. Знакомая картина. Правда, Михаил предпочитал использовать сбитень. Но тут уж вкусы у всех разные. Да и что будет здоровому мужику с одной кружки. Даже с учетом высокой крепости напитка.

Впрочем, здесь с крепостью все было в полном порядке. Потому что заседание штаба начаться так толком и не успело, а у господ офицеров уже появились первые признаки опьянения. Из присутствующих двенадцати человек только четверо все еще сохраняли трезвость ума. Воевода с тысячником и еще двое сотников, не успевших прикоснуться к пиву. И когда только Архип успел его отравить?

Оружие у гостей отобрали. Даже банальные ножи, которые тут являются предметами обихода. Но на кошели с деньгами и всякой мелочовкой никто не обратил внимания. Как и на каменные шары, которые катал Илья, укрепляя пальцы. Обычное дело. Тем более что размер у них никак не подходил для той же пращи. Ошибка.

Едва оставшиеся трезвыми заподозрили неладное, как Архип подал сигнал. Михаил сорвал с пояса два кошеля и без тени сомнений разом запустил в затылки парочке, сидевшей к нему спиной. Илья пользоваться мог только одной рукой. Зато не дал маху, припечатав тысячника камнем четко в лоб. Может, и убил к лешему. Уж больно тот нехорошо упал. Как подрубленный.

Воевода попытался было схватиться за меч и поднять тревогу, но тут в дело вступил Архип, впечатав ему ногой точно в пах. А потом подвывающему бедолаге прилетело в затылок. И тот растянулся на полу, прекратив подавать признаки жизни.

Илья сместился к двери, на случай если появится кто-то еще. Михаил недолго думая подошел к одурманенным сотникам и у двоих выдернул из ножен по клинку. Крутанул, привыкая к балансу, и присоединился к безопаснику. Павлов потянулся было к мечу, но Романов лишь кивнул в сторону тел повалившихся на стол и сползших на пол офицеров. В ответ парень состроил рожицу и поспешил вооружиться.

Тем временем Архип споро вязал оглоушенных, а потом начал оттаскивать в сторону как их, так и потравленных. Подумать только! Михаил не заподозрил бы в нем ни такой силы, ни ловкости и стремительности. А вот Илью просчитал сразу.

– Архип, а чего ты им наговорил, что они всем скопом собрались? – поинтересовался Михаил.

– Это не важно, Михайло. Главное, что сработало, – перетащив в угол последнего, произнес безопасник.

Склонившись над одним из оглоушенных, он похлопал его по щекам. Тот вскоре открыл глаза, а Архип одарил его своей фирменной добродушной улыбкой. Вот только в глазах на этот раз был стальной блеск, не предвещавший ничего хорошего.

– Ну что, дурашка, пришел в себя? Вот и молодец. Ты говорить-то не пытайся. Рот я тебе накрепко заткнул. Все командиры, что поддержали мятеж, будут казнены лютой казнью. Семьи ваши похолопят и отправят на границу со степью. Там людишек всегда не хватает. Их ить там все время то режут, то в полон уводят. Да ты и сам все ведаешь. И твоих эта чаша не минует. Чего буркалами лупаешь? Кто тебя, дурня, просил бунтовать против великого князя? Мало тебе дали за годы службы? Так иные такого до конца дней не видят. А у тебя все как у людей. Дом, земля на веки вечные, семья, тихая старость в окружении внуков. Не-эт, возжелалось большего. Не мычи. Говорю же, сам виноват. Ладно, выну кляп. Но ты гляди… Шуметь удумаешь, семье твоей не поздоровится. Я над ними для начала поглумлюсь от души. Чтобы тебе на том свете вариться в котле было пожарче. Иль и впрямь решили, что я сюда с полусотней воев пришел? Дурни. В лесу стоит полная дружина князя Романова при пушках. Кровь лишнюю лить не хотим. То так. Но случится – выжжем все это осиное гнездо.

Еще раз окинув пленника взглядом, Архип сокрушенно вздохнул и выдернул кляп. Воин, у которого из груди вырвался вздох облегчения, испуганно посмотрел на безопасника, словно всем своим видом говоря, что он не шумит, это само получилось. Тот ободряюще кивнул, мол, говори, чего хотел.

– Семью не трогай, – прочистив горло, произнес сотник.

– С чего бы это? – удивился Архип. – Приказ великого князя точен и ясен. Семьи всех причастных к бунту похолопить и подарить порубежным боярам. Они, поди, службу несут верно. Впрочем… Если ты напоследок готов сослужить князю, то, так и быть, они смогут уйти вольными, со всем скарбом, что увезут на повозке, и со всей живностью.

– Что нужно делать?

Каким бы сильным ни был воин, у любого есть ахиллесова пята. У надельников это их семьи. Еще при формировании этого войска Михаил и Мономах закладывали этот побудительный мотив.

– Ты сейчас велишь привести сюда сотников и полусотников, кои не пожелали присоединиться к вам и сидят в порубе. Сделаешь все ладком, отпущу твою семью. Нет – на нет и суда нет. И помни о дружине Романова.

– Да понял уж, – дернув щекой, глухо произнес пленник.

Только теперь Михаил сообразил, за каким, собственно, сюда отправились именно особисты Пограничного. Они были у всех на слуху. Как и их отличительный знак в виде оскаленной волчьей головы, что был изображен на шлемах. В город-то они въехали по-парадному, а не пряча броню в чехлах. А где эти степные волки, там рядом и княжья дружина, за которой уж давно закрепилась определенная слава.

А вообще Михаил просто дуреет с отчаянной наглости Архипа. Понятно, что времени нет и действовать приходится в жесточайшем цейтноте. Но, ч-черт, это все одно ни в какие ворота. Остается только восхищаться этим пройдохой. И таки да, ничего удивительного в том, что такой кадр является правой рукой Мечникова.





Глава 16

Выполняя уговор




– Не надо! Прошу вас, не убивайте! Мы простые пахари, никому зла не делаем. Забирайте все, только не трогайте нас.

Крестьянин вжался в угол между домом и хлевом, завел своих домашних за спину и вымаливал милость у троих воев, оказавшихся на его подворье. Причем не только своих старается защитить, не забыл и о порученных ему детях. Правда, то, как он это делает, ничего кроме горестного вздоха вызвать не может. Перед ним волки. А они мольбам овец не внемлют.

– Дурень. На кой нам тебя резать. Возьмем свое да уйдем, – хмыкнув, произнес тот, что был постарше.

Шлем с полумаской скрывает половину лица. Открытая бармица только и показывает, что окладистую бороду с проседью. Доспех русский, с воронеными пластинами. Эдак встретишь без воинского одеяния и не узнаешь. Разве только голос. Тот запоминается своей особой хрипотцой.

– И от бабы твоей с девками не убудет, – осклабился молодой, с редкой еще бороденкой.

Старший только хмыкнул и одобрительно кивнул. Инициатива ему явно понравилась. Последние дни как-то не задались, так отчего бы и не поразвлечься немного. Опять же кто знает, быть может, последний раз в жизни. Третий, средний по возрасту, глумливо хохотнул и помял свой уд, показывая, что он совсем не против такого десерта.

Крестьянин расставил руки в стремлении прикрыть собой семью – вполне еще молодую жену, двух дочерей четырнадцати и тринадцати лет, троих сыновей помладше, да мальчика с девочкой, отданных ему на воспитание. Приблизившись к хозяину подворья, молодой одарил его открытой улыбкой и, все так же улыбаясь, сунул в душу кулак в перчатке с железными пластинами. Молод, но крепок, и удар поставлен хорошо. Мужик переломился, задохнувшись, и, не в состоянии не то что застонать, но даже вздохнуть, упал на землю, засучив ногами.

Бросившаяся было на защиту жена осела, получив удар в скулу. Пластина рассекла кожу, и брызнула алая кровь. Баба закатила глаза и рухнула на землю, покрытую тонким слоем истоптанного сена. Молодой же с глумливым хохотом схватил девочек-подростков.