Портрет моего мужа
Часть 42 из 132 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Прямое. Я же сказал, что люблю тебя…
Юргис, чтоб ему… не спится в ночь глухую? Я вытянула шею, но разглядела лишь смутную тень. Лунный свет проникал в холл, но был вялым, разбавленным. А рядом с ним… Сауле?
— Это не мешает тебе спать с моей матерью.
— Все мы несовершенны.
Сауле фыркнула, но уходить не спешила. Они стояли по обе стороны лестницы, ею разделенные, и сейчас эта самая лестница гляделась мне непреодолимой преградой. Надо же…
— Зачем тебе я?
— Затем, что эйта Ирма, конечно, хороша, но годы берут свое. Да и любить она не умеет.
— Мне кажется…
— Всего-навсего кажется, девочка моя, — теперь голос звучал печально, а тень качнулась, будто грозя ступить на лестницу. — Она играет… со мной, с тобой… со всеми… вот увидишь, скоро ей надоест, и на моем месте появится кто-то другой. Вероятно, помоложе…
— А ты… женишься на мне?
— Если ты захочешь.
— У меня уже есть жених.
— Скорее уж надсмотрщик. Как тебя вообще угораздило заключить договор с этим… уродом?
Рыжий и урод? Нет, он, конечно, далеко не красавец, во всяком случае, до эйтов ему далеко, однако и уродом я бы его не назвала. Обычный… пожалуй, что-то в нем есть от Корна, не во внешности, в той неторопливости, в спокойствии.
И еще эта манера, смотреть будто бы в сторону, но я хорошо научилась чувствовать чужие взгляды.
— Он не урод. И тоже не в восторге, — Сауле вздохнула, и вздох ее походил на шелест осенних листьев. — Но ты не знаешь Мара. Если ему что-то взбрело в голову…
— Выдать тебя за…
— Скорее привязать Кириса к семье… он полезный человек. А еще честолюбивый… как он думал. Помолвка с эйтой, шанс основать собственный род… правда, как оказалось, одного честолюбия недостаточно… впрочем, разве тебе есть до этого дело?
— Есть.
— Только не говори, что влюбился…
Ее голос предательски дрогнул. А мне подумалось, что разговор этот может длиться до утра, и что мне делать? Стоять, надеясь, что парочка меня не заметит, или, отступив, попытаться найти другой выход? Можно заглянуть в коридоры для слуг, но там выше шанс на кого-нибудь нарваться. Слуги в таком доме ложатся спать поздно, а встают засветло…
Нет, подожду.
— Если тебе неприятно слышать, то…
— Неприятно, — довольно резко произнесла Сауле. — Ты говоришь о любви, но что ты готов сделать ради этой любви?
— Многое, дорогая, — тень одним шагом пересекла ставшую вдруг несущественной преграду. — Подожди чуть-чуть и ты увидишь…
— Я устала.
— И пьяна.
— Тебя это тоже злит?
— А твоего жениха злит? Он тебя обижает?
— Он до отвращения благороден, а еще утомительно зануден, но и только…
— Ты пьешь, потому что несчастна. Но позволь, и я сделаю тебя счастливой.
Сауле молчала.
Она не спешила уходить, хотя могла бы. И ответить могла бы, резко, ядовито, но… то ли яд к ночи поистратился, то ли просто не хотелось ей. И вот она молчала, позволяя целовать свои руки. А мне было немного стыдно, что я это вижу.
— Если не можешь ждать, мы уедем завтра… — Юргис заговорил, и голос его, низкий, хрипловатый, разрушил очарование момента. — Или сегодня. Сейчас. Сбежим. Обвенчаемся…
— А дальше что?
— Что-нибудь…
— Что-нибудь меня не устроит, — она все же высвободила руку. — Но… я устала быть чьей-то игрушкой. И… я подумаю. Наш с Кирисом брак и вправду отвратительная идея.
И мысленно я с ней согласилась.
— Только… — теперь голос Сауле звучал жестко. — Я не уверена, что брак в принципе хорошая идея… не важно с кем.
— Но ты позволишь себя убедить?
— В постели?
Насмешки она не скрывала.
— И до нее дело дойдет. Когда-нибудь.
— К чему откладывать?
Я вздохнула. Все же идея с окольным путем начинала казаться все более привлекательной.
— Ты пока не готова. Ты мне не веришь.
— А должна?
Она отступила, а вот Юргис остался.
— Почему я должна тебе верить? Ты говоришь, что любишь, но… многие говорили… слова — это легко, а вот делом докажи.
— Каким?
— Не знаю… придумай сам… что ты готов для меня сделать?
— Что угодно.
— Украдешь?
— Украду. Если понадобится. Тебя или… что скажешь.
Сауле рассмеялась, хрипловато, неестественно.
— Какая… смелость. Может, и убить готов?
— Твоего жениха?
— Кири? Его-то за что, помимо занудства… нет… если ты не лжешь… если ты и вправду готов… тогда убей… — она замолчала, позволяя ему додумать. — Ты ведь понимаешь? Конечно… ты такой чуткий, как говорит моя матушка, такой внимательный… ко всем внимательный… скажи, а Лайму ты тоже обихаживаешь? Она пока не просила тебя никого убить?
— Ты первая.
— Я не хочу быть первой, — Сауле топнула ножкой. — Я хочу быть единственной! Хоть для кого-нибудь…
— И будешь.
— Ты…
— Имя. Просто назови имя и увидишь…
Что-то мне стало слегка неуютно, и дело отнюдь не в сквозняке, пробравшемся сквозь приоткрытое окно. Он шелохнул портьеры, заставив Сауле насторожиться и отступить.
— Мар, — сказала она. — Убей этого ублюдка… кто-нибудь, убейте этого ублюдка.
И исчезла в черном зеве коридора. Юргис же еще некоторое время стоял, глядя ей вслед, то ли раздумывая над убийством, то ли над своей странной жизнью. То ли просто прислушивался к тишине.
Я затаилась, боясь вдохнуть чересчур громко.
Но вот он качнулся и, разом растеряв былую невозмутимость, пнул лестницу.
— Ну и сука, — произнес он. — Ты слышишь, девочка моя? Она ничуть не лучше… все здесь такие… все… сволочи.
А я согласилась.
Редкостные.
ГЛАВА 21
Юргис, чтоб ему… не спится в ночь глухую? Я вытянула шею, но разглядела лишь смутную тень. Лунный свет проникал в холл, но был вялым, разбавленным. А рядом с ним… Сауле?
— Это не мешает тебе спать с моей матерью.
— Все мы несовершенны.
Сауле фыркнула, но уходить не спешила. Они стояли по обе стороны лестницы, ею разделенные, и сейчас эта самая лестница гляделась мне непреодолимой преградой. Надо же…
— Зачем тебе я?
— Затем, что эйта Ирма, конечно, хороша, но годы берут свое. Да и любить она не умеет.
— Мне кажется…
— Всего-навсего кажется, девочка моя, — теперь голос звучал печально, а тень качнулась, будто грозя ступить на лестницу. — Она играет… со мной, с тобой… со всеми… вот увидишь, скоро ей надоест, и на моем месте появится кто-то другой. Вероятно, помоложе…
— А ты… женишься на мне?
— Если ты захочешь.
— У меня уже есть жених.
— Скорее уж надсмотрщик. Как тебя вообще угораздило заключить договор с этим… уродом?
Рыжий и урод? Нет, он, конечно, далеко не красавец, во всяком случае, до эйтов ему далеко, однако и уродом я бы его не назвала. Обычный… пожалуй, что-то в нем есть от Корна, не во внешности, в той неторопливости, в спокойствии.
И еще эта манера, смотреть будто бы в сторону, но я хорошо научилась чувствовать чужие взгляды.
— Он не урод. И тоже не в восторге, — Сауле вздохнула, и вздох ее походил на шелест осенних листьев. — Но ты не знаешь Мара. Если ему что-то взбрело в голову…
— Выдать тебя за…
— Скорее привязать Кириса к семье… он полезный человек. А еще честолюбивый… как он думал. Помолвка с эйтой, шанс основать собственный род… правда, как оказалось, одного честолюбия недостаточно… впрочем, разве тебе есть до этого дело?
— Есть.
— Только не говори, что влюбился…
Ее голос предательски дрогнул. А мне подумалось, что разговор этот может длиться до утра, и что мне делать? Стоять, надеясь, что парочка меня не заметит, или, отступив, попытаться найти другой выход? Можно заглянуть в коридоры для слуг, но там выше шанс на кого-нибудь нарваться. Слуги в таком доме ложатся спать поздно, а встают засветло…
Нет, подожду.
— Если тебе неприятно слышать, то…
— Неприятно, — довольно резко произнесла Сауле. — Ты говоришь о любви, но что ты готов сделать ради этой любви?
— Многое, дорогая, — тень одним шагом пересекла ставшую вдруг несущественной преграду. — Подожди чуть-чуть и ты увидишь…
— Я устала.
— И пьяна.
— Тебя это тоже злит?
— А твоего жениха злит? Он тебя обижает?
— Он до отвращения благороден, а еще утомительно зануден, но и только…
— Ты пьешь, потому что несчастна. Но позволь, и я сделаю тебя счастливой.
Сауле молчала.
Она не спешила уходить, хотя могла бы. И ответить могла бы, резко, ядовито, но… то ли яд к ночи поистратился, то ли просто не хотелось ей. И вот она молчала, позволяя целовать свои руки. А мне было немного стыдно, что я это вижу.
— Если не можешь ждать, мы уедем завтра… — Юргис заговорил, и голос его, низкий, хрипловатый, разрушил очарование момента. — Или сегодня. Сейчас. Сбежим. Обвенчаемся…
— А дальше что?
— Что-нибудь…
— Что-нибудь меня не устроит, — она все же высвободила руку. — Но… я устала быть чьей-то игрушкой. И… я подумаю. Наш с Кирисом брак и вправду отвратительная идея.
И мысленно я с ней согласилась.
— Только… — теперь голос Сауле звучал жестко. — Я не уверена, что брак в принципе хорошая идея… не важно с кем.
— Но ты позволишь себя убедить?
— В постели?
Насмешки она не скрывала.
— И до нее дело дойдет. Когда-нибудь.
— К чему откладывать?
Я вздохнула. Все же идея с окольным путем начинала казаться все более привлекательной.
— Ты пока не готова. Ты мне не веришь.
— А должна?
Она отступила, а вот Юргис остался.
— Почему я должна тебе верить? Ты говоришь, что любишь, но… многие говорили… слова — это легко, а вот делом докажи.
— Каким?
— Не знаю… придумай сам… что ты готов для меня сделать?
— Что угодно.
— Украдешь?
— Украду. Если понадобится. Тебя или… что скажешь.
Сауле рассмеялась, хрипловато, неестественно.
— Какая… смелость. Может, и убить готов?
— Твоего жениха?
— Кири? Его-то за что, помимо занудства… нет… если ты не лжешь… если ты и вправду готов… тогда убей… — она замолчала, позволяя ему додумать. — Ты ведь понимаешь? Конечно… ты такой чуткий, как говорит моя матушка, такой внимательный… ко всем внимательный… скажи, а Лайму ты тоже обихаживаешь? Она пока не просила тебя никого убить?
— Ты первая.
— Я не хочу быть первой, — Сауле топнула ножкой. — Я хочу быть единственной! Хоть для кого-нибудь…
— И будешь.
— Ты…
— Имя. Просто назови имя и увидишь…
Что-то мне стало слегка неуютно, и дело отнюдь не в сквозняке, пробравшемся сквозь приоткрытое окно. Он шелохнул портьеры, заставив Сауле насторожиться и отступить.
— Мар, — сказала она. — Убей этого ублюдка… кто-нибудь, убейте этого ублюдка.
И исчезла в черном зеве коридора. Юргис же еще некоторое время стоял, глядя ей вслед, то ли раздумывая над убийством, то ли над своей странной жизнью. То ли просто прислушивался к тишине.
Я затаилась, боясь вдохнуть чересчур громко.
Но вот он качнулся и, разом растеряв былую невозмутимость, пнул лестницу.
— Ну и сука, — произнес он. — Ты слышишь, девочка моя? Она ничуть не лучше… все здесь такие… все… сволочи.
А я согласилась.
Редкостные.
ГЛАВА 21