Полнолуние

Колычев вопросительно взглянул на Лунина.

— А что, кроме этого балабола, других оперов в области не нашлось? Или начальство не знало, как от него избавиться, сюда ткнуло?

— Сказали, что лучший сотрудник. — Бросив оценивающий взгляд на Вадима, Илья с сомнением покачал головой. — Думаете, обманули?

— Раскудахтались, — беззлобно погрозил им кулаком Зубарев, — ты давай, Григорич, лучше дальше рассказывай, где там еще у этой девицы тонуть можно было.

— Я сам-то не плавал, — губы участкового растянулись в добродушной улыбке, — врать не буду, но пацаны с ее класса за ней через одного бегали. Да только Ритке с ними, говорят, не интересно было. Ей вообще в поселке не шибко интересно казалось. Как говорится, огни большого города, они ведь манят. Вот и ее манили. Так что сто процентов дать, конечно, нельзя, но, скорее всего, она и впрямь в город укатила, а уж чего там с ней приключилось, никому не ведомо, может, и ничего хорошего, раз за год ни одной весточки не прислала.

— Она училась вместе с Алиной? — Илья делал быстрые пометки в своем блокноте.

— Да, в одном классе, — подтвердил участковый.

— Я вот думаю, — неуверенно вступил в разговор Макаров, — если эти дела и впрямь как-то связаны и девушек действительно убил один человек…

— То он больной на всю голову, — фыркнул Вадим. — Или оборотень. В полнолуние превращается в волка и съедает молодую девицу. Это мы и без тебя знаем. Только пока фактов, что убийца один и тот же, у нас нет. Мы даже не знаем, было ли убийство. Хоть одно! Эту вашу полную луну к делу не подошьешь, хотя, — он ехидно взглянул на Лунина, — с такой фамилией следователя можно и попытаться.

— У меня немного другая мысль, — лейтенант наконец решился продолжить, — если их убивает один человек, и этот человек, скажем так, не совсем здоров, возникает вопрос: откуда он взялся? До этого же в поселке ничего подобного не происходило. Может быть, надо отследить тех, кто переехал сюда последние три-четыре года?

— А может быть, это подрос кто-то из одноклассников этих девиц, — подхватил Зубарев, — а может быть, этот маньяк сорок лет терпел, а на сорок первом не выдержал. Может быть что угодно. И кто угодно. Вон, смотри, наш участковый как притих. А что, если это он порешил обеих? А теперь сидит, слушает, как мы расследование вести будем.

— Нет, я понимаю, у тебя во рту пропеллер, но это уже перебор! — возмутился Колычев.

— Да ладно, Григорич, — хлопнул его по плечу оперативник, — это же я к слову, чтоб молодежь понимала — нельзя на какой-то одной версии замыкаться. Сперва надо во все стороны посмотреть, башкой покрутить.

— Это хорошо, Вадим, что ты это понимаешь, — Лунин вновь, на этот раз более спокойно, поднялся из-за стола, — пока все. Завтра, если будут какие-то новости, сразу звоните, — он положил на стол несколько визиток, — если нет, то собираемся здесь в девять.

Когда оба лейтенанта, а вслед за ними и участковый ушли, Зубарев подошел к окну, за которым сквозь серые вечерние сумерки на землю медленно спускались с неба белые пушистые хлопья.

— А мою версию, насчет Кноля, ты, значит, игнорируешь. — В голосе его звучала обида.

— Это ты как определил? — Илья удивленно взглянул на стоявшего к нему спиной Вадима.

— Что тут определять? — Зубарев наконец отвернулся от окна и недовольно взглянул на Лунина. — Задания господин начальник всем раздал. Что-то фамилии Кноля я там не услышал.

— Фамилию Кноля, — улыбнулся Лунин, — господин начальник оставил самому себе, причем дважды. Хочу с утра побеседовать с Олегом, ну а потом еще раз пообщаюсь с Аркадием Викторовичем. Тебя устраивает?

— А это я тебе скажу по результатам твоего общения, — ухмыльнулся Вадим, — доложишь мне потом, чего интересного тебе поведают.

— Непременно, — пообещал Илья. — Я вот думаю, может быть такой вариант, что исчезновение девочки связано с работой Кноля. Что скажешь?

— Ну а что, идея хорошая, — одобрил Вадим. — Должность у полковника скользкая. Возможностей много, а запретов еще больше, но поскольку мужик он тертый, наверняка в какие-нибудь дебри забраться успел. Но тогда получается, его шантажируют?

— Может быть, — пожал плечам Илья, — а может быть, еще нет. Ждут, когда он дойдет до нужной кондиции. Мне, правда, не очень понятно, чего от него можно такого требовать, чтобы ради этого похищать ребенка. Освободить раньше времени он все равно никого не может. Побег?

— Тоже вряд ли, — Зубарев с сомнением покачал головой, — одному такое не провернуть, даже хозяину. А брать кого-то в долю — гиблое дело. Сдадут. Я вообще не припомню, чтобы что-то подобное у нас было. Если эту тему копать, то надо со стороны денег заходить. Ты поселок видел?

— И что?

— «И что?» — передразнил оперативник. — Ты, как адвокат, вопросом на вопрос отвечаешь. Я тебя тогда по-другому спрошу. Ты еще такие поселки при зонах видел? Лично я — нет. А я поездил, несколько раз допрашивал, так сказать, по вновь открывшимся обстоятельствам. И я скажу тебе, как правило, это такой гадюшник, что не знаешь, по какую сторону забора жить хуже. То, что здесь деньги крутятся, и деньги хорошие, это точно. И, зуб даю, рулит этими деньгами Аркадий Викторович по своему усмотрению. Не всеми, конечно, что-то наверх уходит, что-то в казну перепадает. Вот, может, какой-то охламон тоже решил к этому ручейку присосаться.

— Тогда непонятно, что потом будет. Вот представь, пошел Кноль на уступки, дочку ему вернули. Она через полгода в Москву уедет, в консерваторию. А если он такими деньгами крутит, то может и куда подальше отправить, где ее точно не достанут. Все! Руки у него развязаны. Что дальше?

— Откуда ж я знаю. — Вадим картинно развел руки в стороны. — Замов Кноля надо потрясти как следует, может, кто что интересного и расскажет. Особенно бухгалтера и директора промки.

— Кого?

— Зама по производству, его обычно директором промзоны все называют. Он к деньгам, может, сам выход и не имеет, но хотя бы расскажет тебе, чем они тут занимаются, — Зубарев усмехнулся, — если, конечно, Кноль даст тебе с ним пообщаться.

Громкий стук в дверь заставил оперативника прервать свои рассуждения.

— Заходите! — Илья двинулся в сторону открывающейся двери и тут же застыл от изумления.

Сперва в дверном проеме показалась огромная голова, украшенная копной густых, абсолютно белых волос, а вслед за ней в комнату не вошел, а скорее протиснулся ее обладатель.

— Кинг-Конг жив, — оторопело пробормотал за спиной у Лунина оперативник.

Стоявший у двери мужчина лет пятидесяти поражал своими размерами. Лунин впервые видел человека, смотреть на которого ему приходилось, высоко задрав голову. При этом телосложение гиганта вполне соответствовало его росту — широкие плечи, мощная выпирающая из-под телогрейки грудная клетка, неестественно огромные кисти рук с толстыми, покрытыми темными волосами пальцами.

— Ты кто, родной? — первым пришел в себя Вадим, на всякий случай коснувшись пальцами висящего под мышкой табельного «макарова».

— Люба. — Голос великана прокатился по комнате, со звоном отразившись от оконных стекол.


— Мама? — Брови оперативника скакнули вверх от изумления.

— Мама, — мощный рокот исходил почти из-под самого потолка. — Мама белье принес. Белье чистое. Мама сам стирал.

Огромная рука потянулась к Лунину и замерла в нескольких сантиметрах от его лица. На вытянутом указательном пальце покачивался большой желтый пакет, похожий на те, в которых Илья обычно приносил домой покупки из супермаркета.

— Бери, — добродушно послышалось сверху, и Илья осторожно стянул с волосатого пальца целлофановые ручки.

Заглядывать в пакет Лунин не стал, поскольку не в силах был отвести взгляд от огромной, пусть и не делающей ничего угрожающего, но тем не менее внушающей страх фигуры.

— Завтра похолодает, — неожиданно сообщил Илье великан. — Завтра дрова принесу.

Указательный палец, все еще застывший перед лицом Лунина, по плавной траектории двинулся в сторону и наконец указал на стоящую в углу гостиной небольшую обложенную кирпичом печь.

— Завтра топить будем! — торжественно провозгласил гигант, повернулся спиной к Лунину и, согнувшись в три погибели, вновь протиснулся в дверной проем, на этот раз покидая гостиную.

— Это сейчас что было? — первым, спустя примерно минуту, пришел в себя Зубарев.

— Мама, — Илья наконец заглянул в желтый пакет, — Мама Люба. Белье принес.



— Из области приехал следователь.

Плечи Анны, стоявшей спиной к кухонному столу, испуганно вздрогнули. Кое-как совладав с собой, она разлила чай по кружкам.

— Тебе с сахаром? — машинально спросила она.

— Ты же знаешь, что нет.

Действительно, она знала. Как она могла не знать привычки любимого мужчины? Но сейчас ей казалось, что все знания, все мысли вылетели из головы, уступив место только одному чувству, переполняющему сознание, — чувству страха.

— Мы должны сказать, — с глухим стуком обе наполненные горячим чаем кружки опустились на стол, — сказать правду.

— И что потом? — Отрезав еще один кусок хлеба, он положил нож на разделочную доску и уставился на нее так, словно увидел что-то неприятное. — Ты представляешь, что будет потом?

— Не знаю, — слова с трудом вырывались из грудной клетки, буквально продираясь через пересохшее горло, — я не знаю, что будет. Я знаю только, что я так не могу. Я должна сказать правду. Понимаешь, должна! Они все должны знать…

— А помолчать ты не можешь? — Он с силой стиснул рукоятку ножа, а затем медленно, как показалось Анне, словно в замедленной съемке, встал и выпрямился во весь рост.





Глава 6

Пожар




— Еще не спите? — Голос участкового был еле слышен на фоне странного, не прекращающегося ни на секунду шума.

— Да вроде рано еще. — Машинально взглянув на часы, Илья отметил, что стрелки показывают четверть десятого.

— Тогда одевайтесь и выходите на улицу, да товарища своего прихватите. Как выйдете, так направо и, считай, до конца улицы.

— Что-то случилось? — Илья вышел из спальни, и теперь к шуму в телефонной трубке добавились голоса, доносящиеся из включенного на полную громкость телевизора.

— Случилось… беда у нас случилась. — Колычев почти кричал. — Дом Колесниковой горит.

— А она сама? — Илья стал торопливо спускаться по лестнице.

— Так и она вместе с домом, — отозвался участковый. — Только, я думаю, она угорела уже, а дом-то еще долго гореть будет, пока не потушат. Так что подходите, лейтенантам я сейчас тоже наберу.

И шедшая на убыль луна, и сотни, если не тысячи звезд, казалось, все сияли с удвоенной яркостью, силясь рассмотреть хоть что-нибудь за густым черным столбом дыма, вздымающимся вверх к воронено-синему ночному небу. Столб этот был заметен с любого края поселка, и выскочившие на улицу Зубарев с Луниным бегом устремились туда, где и без них уже было шумно, многолюдно и, как положено при пожаре, бестолково. Когда стало ясно, что бежать придется не так уж и близко, возвращаться к машине уже не имело смысла. Улица, носившая имя Розы и прилагавшуюся к ней фамилию Люксембург, растянулась вдоль берега реки почти на три километра. Коттедж, в котором поселили приезжих сыщиков, располагался ближе к ее началу, в то время как дом Анны Андреевны находился в самом ее конце.

Первым с неуклюжей трусцы на шаг перешел запыхавшийся Лунин. Расстегнув молнию на пуховике и жадно глотая воздух, он видел, как Зубарев пробежал вперед еще метров двести и обернулся. Согнувшись и упираясь руками в колени, оперативник сделал несколько глубоких вдохов, после чего зашагал в сторону красно-оранжевых всполохов, озаряющих ночное небо.

К их приходу пожар уже был фактически потушен, а собравшаяся вокруг толпа перестала увеличиваться в размерах, поскольку почти все любопытные уже успели добраться к месту происшествия и теперь находились в томительном ожидании. Конечно, некоторые из присутствующих как могли утешали соседей Колесниковой, проживавших в другой половине дуплекса и еле успевших выскочить на мороз из полыхавшего дома. Но и они с нетерпением ждали, когда же прояснится судьба двадцатишестилетней школьной учительницы музыки Анны Колесниковой. С каждой минутой уверенность в том, что рано или поздно под обломками сгоревшего дома обнаружится тело несчастной женщины, становилась все крепче, поскольку каждому из не скольких десятков сбежавшихся на пожар людей было ясно — если бы Колесникова была жива, она бы тоже стояла сейчас вместе с ними, заламывая в отчаянии руки, а быть может, и громким, навзрыд плачем провожая последние минуты умирающего у всех на глазах дома.

Обгоревшее до состояния угольной головешки тело удалось обнаружить лишь после того, как проливка здания была завершена и удалось поднять несколько железных листов и часть балок обрушившейся крыши.

— Здесь она, на кухне, — сообщил Лунину участковый, коротко переговоривший с командиром пожарного расчета, и добавил, словно у кого-то могли остаться сомнения, — неживая.