Полночная библиотека
Часть 40 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Пару раз.
– Я так и подумал, ты ведь такая музыкальная. Играла раньше на пианино, верно?
Играла.
– Да. На клавишах. Немного.
Нора заметила, что объявление было старым. Вспомнила, что ей сказал Нил: «Я не могу платить тебе за то, чтобы ты отваживала покупателей таким выражением лица, будто на дворе вечная непогода».
Что ж, Нил, может, дело было все-таки не в моем выражении лица.
Они продолжили путь.
– Дилан, ты веришь в параллельные вселенные?
Пожал плечами.
– Наверное.
– Что, по-твоему, ты делаешь в другой жизни? Думаешь, эта вселенная хорошая? Или ты предпочел бы ту, в которой ты покинул Бедфорд?
– Не знаю. Я здесь счастлив. Зачем желать другую вселенную, если в этой есть собаки? Собаки одинаковые и тут, и в Лондоне. У меня был выбор, знаешь. Я поступил в Университет Глазго на ветеринарию. И я проходил на занятия неделю, но ужасно скучал по своим собакам. Потом папа потерял работу и не смог платить за мою учебу. Так что, да, я не стал ветеринаром. А я очень хотел им быть. Но я не жалею. У меня хорошая жизнь. Хорошие друзья. Собаки.
Нора улыбнулась. Ей нравился Дилан, хоть она и сомневалась, что он привлекает ее так же, как и другую Нору. Он хороший человек, а хорошие люди редки.
Когда они дошли до ресторана, то увидели высокого темноволосого мужчину в спортивной одежде, бегущего в их сторону. Норе потребовалось мгновение, чтобы узнать Эша – хирурга Эша, который заходил в «Теорию струн» и приглашал ее на кофе, Эша, который утешал ее в больнице и прошлой ночью постучал в ее дверь в другом мире, чтобы сообщить о смерти Вольтера. Это воспоминание казалось совсем недавним, и все же оно принадлежало только ей. Он явно готовился к воскресному полумарафону. Не было причин думать, что Эш в этой жизни отличался от Эша в осевой жизни, разве что он, скорее всего, не нашел прошлым вечером мертвого Вольтера. А может, и нашел, только Вольтера звали по-другому.
– Привет, – сказала она, забыв, в каком мире находится.
Эш улыбнулся ей в ответ, но растерянной улыбкой. Растерянной, но доброй, и Нора ощутила еще большую неловкость. Ведь он, разумеется, в этой жизни не стучал в ее дверь, никогда не приглашал выпить кофе и не покупал песенник Simon& Garfunkel.
– Кто это? – спросил Дилан.
– О, знакомый из другой жизни.
Дилан растерялся, но отряхнул с себя эту фразу, словно дождь.
А потом они пришли.
Ужин с Диланом
La Cantina почти не изменилась за годы.
Нора вспомнила вечер, когда Дэн водил ее сюда в свой первый приезд в Бедфорд. Они сидели за столиком в углу и выпили слишком много маргариты, беседуя об их общем будущем. Дэн впервые поделился своей мечтой о жизни в деревне, о пабе. Они были на грани того, чтобы начать жить вместе, видимо, как и Нора с Диланом в этой жизни. Теперь она вспомнила, что Дэн был довольно груб с официантом и Нора пыталась компенсировать это чрезмерной улыбчивостью. Одно из правил жизни: Никогда не доверяй тому, кто намеренно груб с людьми на низкооплачиваемой работе, – и Дэн провалил этот тест, как и многие другие. Хотя Нора вынуждена была признать: La Cantina – не тот ресторан, в который ей хотелось бы вернуться.
– Обожаю это место, – объявил Дилан, разглядывая пестрый, аляповатый красно-желтый декор.
Нора задумалась про себя, существовало ли на свете место, которое Дилану не понравилось бы. Казалось, он мог сидеть в поле под Чернобылем и любоваться прекрасным пейзажем.
За тако с черной фасолью они обсуждали собак и школу. Дилан был на два класса младше и помнил Нору в основном как «девочку, которая хорошо плавала». Он даже помнил школьное собрание – которое Нора отчаянно пыталась забыть, – когда ее вызвали на сцену и вручили грамоту за прославление школы Хейзелдин Комп. Теперь, вспоминая это, Нора поняла, что, возможно, именно в тот момент и решила бросить плавание. Именно тогда ей стало труднее общаться с друзьями и она соскользнула на задворки школьной жизни.
– Я видел тебя в библиотеке на переменах, – сказал он, улыбаясь своим воспоминаниям. – Помню, как ты играла в шахматы с нашей библиотекаршей… как ее звали?
– Миссис Элм, – ответила Нора.
– Точно! Миссис Элм! – а потом добавил нечто еще более удивительное: – Я видел ее на днях.
– Правда?
– Да. На Шекспир-Роуд. С ней был кто-то в форме. Вроде сиделки. Кажется, она направлялась в дом престарелых после прогулки. Выглядела очень хрупкой. Очень старой.
Почему-то Нора думала, что миссис Элм умерла много лет назад, и версия миссис Элм, которая всегда встречала ее в библиотеке, подтверждала это: ведь она была точно такой же, как в школе, сохранилась в памяти Норы, как комар в янтаре.
– О нет. Бедная миссис Элм. Я любила ее.
Салун «Последний шанс»
После ужина Нора отправилась домой к Дилану смотреть фильм с Райаном Бейли. У них была наполовину выпитая бутылка вина, которую ресторан разрешил им взять с собой. Нора нашла оправдание этому визиту в том, что Дилан был милым, открытым и мог сообщить многое о ее жизни без лишних расспросов.
Он жил в тесном домике ленточной застройки на Хаксли-авеню, который достался ему от мамы. Дом казался еще более тесным из-за обилия собак. Нора насчитала пять, хотя возможно, что еще несколько спрятались на втором этаже. Прежде Нора думала, что ей нравится запах псины, но внезапно ощутила, что у этой приязни есть предел.
Сидя на диване, она нащупала что-то твердое под собой – пластиковое кольцо для собак на погрыз. Бросила его на ковер к другим игрушкам. К пластиковой кости. Желтому поролоновому мячику с разорванными боками. Полуубитой мягкой игрушке.
Чихуахуа с катарактой пытался отлюбить ее правую ногу.
– Прекрати, Педро, – одернул его Дилан, смеясь, отрывая от нее зверька.
Другой пес, огромный, мощный, каштанового цвета ньюфаундленд, уселся рядом с ней на диван и принялся лизать ей ухо языком размером с тапок, так что Дилану пришлось устроиться на полу.
– Не хочешь на диван?
– Нет. Мне нормально на полу.
Нора не настаивала. Вообще, ей так было даже легче. Она смогла посмотреть «Салун “Последний шанс”» без лишней неловкости. А ньюфаундленд перестал лизать ее ухо, положил морду ей на колени, и Нора почувствовала себя – ну, не счастливой, но точно не подавленной.
И все же, пока Нора смотрела, как Райан Бейли говорил своей экранной любви, что «жизнь – чтобы жить, кексик», а Дилан сообщал, что хочет позволить еще одной собаке спать в его постели («Он скулит всю ночь. Хочет к папочке»), она поняла, что не влюблена в эту жизнь.
А еще Дилан заслуживал другую Нору. Ту, которая смогла влюбиться в него. Это было новое чувство – будто занимаешь чужое место.
Обнаружив, что в этой жизни у нее высокая устойчивость к алкоголю, она плеснула себе еще вина. Это был довольно тягучий зинфандель из Калифорнии. Она рассмотрела этикетку сзади. Почему-то там описывалась биография женщины и мужчины, Джанин и Теренса Торнтонов, которые владели виноградниками и делали вино. Она прочитала фразу: С самой свадьбы мы мечтали о своем винограднике. И, наконец, эта мечта сбылась. Здесь, в Драй-Крик-Вэлли, наша жизнь так же хороша, как и бокал зинфанделя.
Она погладила большого пса, который продолжал ее облизывать, и прошептала «прощай» в его широкое, теплое ухо, покидая Дилана с его собаками.
Виноградник Buena Vista[97]
В следующий визит Норы в Полночную библиотеку миссис Элм помогла ей найти жизнь, похожую на ту, что описывалась на этикетке бутылки вина из ресторана. Так библиотекарша дала Норе книгу, которая отправила ее в Америку.
В этой жизни Нора звалась Норой Мартинес и была женой американца мексиканского происхождения по имени Эдуардо – мужчины чуть за сорок, с огоньком в глазах: она его встретила в тот год, когда путешествовала после окончания университета – это были те самые странствия, по которым она горевала, не решившись на них. После смерти его родителей в результате несчастного случая на яхте (она узнала об этом, прочитав вырезку из журнала The Wine Enthusiast[98], которую они вставили в рамку и повесили в дегустационном зале, обитом дубовыми панелями) Эдуардо досталось скромное наследство – на него они купили крошечный виноградник в Калифорнии. За три года они так преуспели – особенно с ширазом, – что смогли купить соседний виноградник, когда тот выставили на продажу. Их владение называлось Buena Vista, оно располагалось у подножья гор Санта-Крус, а еще у них был сын Алехандро, который учился в школе-пансионе в Монтерей-Бей.
Основную прибыль приносили туристы, приезжавшие пробовать местные вина. Автобусы, набитые людьми, останавливались возле винодельни с интервалом в час. Общаться с ними было легко, так как публика верила всему. Все проходило так: Эдуардо решал, какие вина наливать в бокалы до приезда автобуса, и вручал Норе бутылки. «Тише, Нора, despacio, un poco[99], слишком много», – упрекал ее добродушно на испанском английском, когда она слишком вольно обращалась с отмериванием порций. А потом, когда туристы приезжали, Нора нюхала вина, пока люди отхлебывали и полоскали их во рту, и пыталась говорить правильные слова, вторя Эдуардо.
«В этом букете есть древесные нотки», или «Вы различите растительный аромат – яркой спелой ежевики и душистого нектарина, идеально сбалансированный, с отголосками вкуса древесного угля».
Каждую жизнь она ощущала по-особенному, как разные переходы в симфонии, и эта звучала весьма бодро и жизнеутверждающе. Эдуардо был невероятно добродушен, и их брак казался удачным. Пожалуй, они могли даже посоперничать с парой с этикетки того тягучего вина, что они пили с Диланом, пока ее лизал астрономически огромный пес. Она запомнила их имена. Джанин и Теренс Торнтоны. Ей представлялось, что теперь она тоже живет на этикетке бутылки. Даже вид у нее был соответствующий. Идеальная калифорнийская прическа, прекрасные зубы, загар и здоровье, несмотря на предположительно внушительное потребление шираза. У нее был плоский, мускулистый живот, что намекало на часы пилатеса каждую неделю.
Однако ей было легко имитировать не только знание о винах в этой жизни. Имитировать удавалось все, и это подсказывало, что секрет ее предположительно удачного союза с Эдуардо заключался в том, что муж не слишком-то внимателен.
Когда уехали последние туристы, Эдуардо и Нора сели под звездами с бокалами собственного вина.
– Пожары в Лос-Анджелесе стихают, – сообщил он ей.
Норе стало любопытно, кто жил в том доме в Лос-Анджелесе, который принадлежал ей в жизни поп-звезды.
– Это радует.
– Да.
– Правда, красиво? – спросила она его, глядя в ясное небо, полное созвездий.
– Что?
– Космос.
– Да.
Он уткнулся в телефон и притих. А потом отложил его в сторону, но все равно молчал.
Она знала три типа молчания в отношениях. Пассивно-агрессивное молчание, молчание «нам больше нечего друг другу сказать», и еще было молчание, которое, похоже, практиковали они с Эдуардо.
– Я так и подумал, ты ведь такая музыкальная. Играла раньше на пианино, верно?
Играла.
– Да. На клавишах. Немного.
Нора заметила, что объявление было старым. Вспомнила, что ей сказал Нил: «Я не могу платить тебе за то, чтобы ты отваживала покупателей таким выражением лица, будто на дворе вечная непогода».
Что ж, Нил, может, дело было все-таки не в моем выражении лица.
Они продолжили путь.
– Дилан, ты веришь в параллельные вселенные?
Пожал плечами.
– Наверное.
– Что, по-твоему, ты делаешь в другой жизни? Думаешь, эта вселенная хорошая? Или ты предпочел бы ту, в которой ты покинул Бедфорд?
– Не знаю. Я здесь счастлив. Зачем желать другую вселенную, если в этой есть собаки? Собаки одинаковые и тут, и в Лондоне. У меня был выбор, знаешь. Я поступил в Университет Глазго на ветеринарию. И я проходил на занятия неделю, но ужасно скучал по своим собакам. Потом папа потерял работу и не смог платить за мою учебу. Так что, да, я не стал ветеринаром. А я очень хотел им быть. Но я не жалею. У меня хорошая жизнь. Хорошие друзья. Собаки.
Нора улыбнулась. Ей нравился Дилан, хоть она и сомневалась, что он привлекает ее так же, как и другую Нору. Он хороший человек, а хорошие люди редки.
Когда они дошли до ресторана, то увидели высокого темноволосого мужчину в спортивной одежде, бегущего в их сторону. Норе потребовалось мгновение, чтобы узнать Эша – хирурга Эша, который заходил в «Теорию струн» и приглашал ее на кофе, Эша, который утешал ее в больнице и прошлой ночью постучал в ее дверь в другом мире, чтобы сообщить о смерти Вольтера. Это воспоминание казалось совсем недавним, и все же оно принадлежало только ей. Он явно готовился к воскресному полумарафону. Не было причин думать, что Эш в этой жизни отличался от Эша в осевой жизни, разве что он, скорее всего, не нашел прошлым вечером мертвого Вольтера. А может, и нашел, только Вольтера звали по-другому.
– Привет, – сказала она, забыв, в каком мире находится.
Эш улыбнулся ей в ответ, но растерянной улыбкой. Растерянной, но доброй, и Нора ощутила еще большую неловкость. Ведь он, разумеется, в этой жизни не стучал в ее дверь, никогда не приглашал выпить кофе и не покупал песенник Simon& Garfunkel.
– Кто это? – спросил Дилан.
– О, знакомый из другой жизни.
Дилан растерялся, но отряхнул с себя эту фразу, словно дождь.
А потом они пришли.
Ужин с Диланом
La Cantina почти не изменилась за годы.
Нора вспомнила вечер, когда Дэн водил ее сюда в свой первый приезд в Бедфорд. Они сидели за столиком в углу и выпили слишком много маргариты, беседуя об их общем будущем. Дэн впервые поделился своей мечтой о жизни в деревне, о пабе. Они были на грани того, чтобы начать жить вместе, видимо, как и Нора с Диланом в этой жизни. Теперь она вспомнила, что Дэн был довольно груб с официантом и Нора пыталась компенсировать это чрезмерной улыбчивостью. Одно из правил жизни: Никогда не доверяй тому, кто намеренно груб с людьми на низкооплачиваемой работе, – и Дэн провалил этот тест, как и многие другие. Хотя Нора вынуждена была признать: La Cantina – не тот ресторан, в который ей хотелось бы вернуться.
– Обожаю это место, – объявил Дилан, разглядывая пестрый, аляповатый красно-желтый декор.
Нора задумалась про себя, существовало ли на свете место, которое Дилану не понравилось бы. Казалось, он мог сидеть в поле под Чернобылем и любоваться прекрасным пейзажем.
За тако с черной фасолью они обсуждали собак и школу. Дилан был на два класса младше и помнил Нору в основном как «девочку, которая хорошо плавала». Он даже помнил школьное собрание – которое Нора отчаянно пыталась забыть, – когда ее вызвали на сцену и вручили грамоту за прославление школы Хейзелдин Комп. Теперь, вспоминая это, Нора поняла, что, возможно, именно в тот момент и решила бросить плавание. Именно тогда ей стало труднее общаться с друзьями и она соскользнула на задворки школьной жизни.
– Я видел тебя в библиотеке на переменах, – сказал он, улыбаясь своим воспоминаниям. – Помню, как ты играла в шахматы с нашей библиотекаршей… как ее звали?
– Миссис Элм, – ответила Нора.
– Точно! Миссис Элм! – а потом добавил нечто еще более удивительное: – Я видел ее на днях.
– Правда?
– Да. На Шекспир-Роуд. С ней был кто-то в форме. Вроде сиделки. Кажется, она направлялась в дом престарелых после прогулки. Выглядела очень хрупкой. Очень старой.
Почему-то Нора думала, что миссис Элм умерла много лет назад, и версия миссис Элм, которая всегда встречала ее в библиотеке, подтверждала это: ведь она была точно такой же, как в школе, сохранилась в памяти Норы, как комар в янтаре.
– О нет. Бедная миссис Элм. Я любила ее.
Салун «Последний шанс»
После ужина Нора отправилась домой к Дилану смотреть фильм с Райаном Бейли. У них была наполовину выпитая бутылка вина, которую ресторан разрешил им взять с собой. Нора нашла оправдание этому визиту в том, что Дилан был милым, открытым и мог сообщить многое о ее жизни без лишних расспросов.
Он жил в тесном домике ленточной застройки на Хаксли-авеню, который достался ему от мамы. Дом казался еще более тесным из-за обилия собак. Нора насчитала пять, хотя возможно, что еще несколько спрятались на втором этаже. Прежде Нора думала, что ей нравится запах псины, но внезапно ощутила, что у этой приязни есть предел.
Сидя на диване, она нащупала что-то твердое под собой – пластиковое кольцо для собак на погрыз. Бросила его на ковер к другим игрушкам. К пластиковой кости. Желтому поролоновому мячику с разорванными боками. Полуубитой мягкой игрушке.
Чихуахуа с катарактой пытался отлюбить ее правую ногу.
– Прекрати, Педро, – одернул его Дилан, смеясь, отрывая от нее зверька.
Другой пес, огромный, мощный, каштанового цвета ньюфаундленд, уселся рядом с ней на диван и принялся лизать ей ухо языком размером с тапок, так что Дилану пришлось устроиться на полу.
– Не хочешь на диван?
– Нет. Мне нормально на полу.
Нора не настаивала. Вообще, ей так было даже легче. Она смогла посмотреть «Салун “Последний шанс”» без лишней неловкости. А ньюфаундленд перестал лизать ее ухо, положил морду ей на колени, и Нора почувствовала себя – ну, не счастливой, но точно не подавленной.
И все же, пока Нора смотрела, как Райан Бейли говорил своей экранной любви, что «жизнь – чтобы жить, кексик», а Дилан сообщал, что хочет позволить еще одной собаке спать в его постели («Он скулит всю ночь. Хочет к папочке»), она поняла, что не влюблена в эту жизнь.
А еще Дилан заслуживал другую Нору. Ту, которая смогла влюбиться в него. Это было новое чувство – будто занимаешь чужое место.
Обнаружив, что в этой жизни у нее высокая устойчивость к алкоголю, она плеснула себе еще вина. Это был довольно тягучий зинфандель из Калифорнии. Она рассмотрела этикетку сзади. Почему-то там описывалась биография женщины и мужчины, Джанин и Теренса Торнтонов, которые владели виноградниками и делали вино. Она прочитала фразу: С самой свадьбы мы мечтали о своем винограднике. И, наконец, эта мечта сбылась. Здесь, в Драй-Крик-Вэлли, наша жизнь так же хороша, как и бокал зинфанделя.
Она погладила большого пса, который продолжал ее облизывать, и прошептала «прощай» в его широкое, теплое ухо, покидая Дилана с его собаками.
Виноградник Buena Vista[97]
В следующий визит Норы в Полночную библиотеку миссис Элм помогла ей найти жизнь, похожую на ту, что описывалась на этикетке бутылки вина из ресторана. Так библиотекарша дала Норе книгу, которая отправила ее в Америку.
В этой жизни Нора звалась Норой Мартинес и была женой американца мексиканского происхождения по имени Эдуардо – мужчины чуть за сорок, с огоньком в глазах: она его встретила в тот год, когда путешествовала после окончания университета – это были те самые странствия, по которым она горевала, не решившись на них. После смерти его родителей в результате несчастного случая на яхте (она узнала об этом, прочитав вырезку из журнала The Wine Enthusiast[98], которую они вставили в рамку и повесили в дегустационном зале, обитом дубовыми панелями) Эдуардо досталось скромное наследство – на него они купили крошечный виноградник в Калифорнии. За три года они так преуспели – особенно с ширазом, – что смогли купить соседний виноградник, когда тот выставили на продажу. Их владение называлось Buena Vista, оно располагалось у подножья гор Санта-Крус, а еще у них был сын Алехандро, который учился в школе-пансионе в Монтерей-Бей.
Основную прибыль приносили туристы, приезжавшие пробовать местные вина. Автобусы, набитые людьми, останавливались возле винодельни с интервалом в час. Общаться с ними было легко, так как публика верила всему. Все проходило так: Эдуардо решал, какие вина наливать в бокалы до приезда автобуса, и вручал Норе бутылки. «Тише, Нора, despacio, un poco[99], слишком много», – упрекал ее добродушно на испанском английском, когда она слишком вольно обращалась с отмериванием порций. А потом, когда туристы приезжали, Нора нюхала вина, пока люди отхлебывали и полоскали их во рту, и пыталась говорить правильные слова, вторя Эдуардо.
«В этом букете есть древесные нотки», или «Вы различите растительный аромат – яркой спелой ежевики и душистого нектарина, идеально сбалансированный, с отголосками вкуса древесного угля».
Каждую жизнь она ощущала по-особенному, как разные переходы в симфонии, и эта звучала весьма бодро и жизнеутверждающе. Эдуардо был невероятно добродушен, и их брак казался удачным. Пожалуй, они могли даже посоперничать с парой с этикетки того тягучего вина, что они пили с Диланом, пока ее лизал астрономически огромный пес. Она запомнила их имена. Джанин и Теренс Торнтоны. Ей представлялось, что теперь она тоже живет на этикетке бутылки. Даже вид у нее был соответствующий. Идеальная калифорнийская прическа, прекрасные зубы, загар и здоровье, несмотря на предположительно внушительное потребление шираза. У нее был плоский, мускулистый живот, что намекало на часы пилатеса каждую неделю.
Однако ей было легко имитировать не только знание о винах в этой жизни. Имитировать удавалось все, и это подсказывало, что секрет ее предположительно удачного союза с Эдуардо заключался в том, что муж не слишком-то внимателен.
Когда уехали последние туристы, Эдуардо и Нора сели под звездами с бокалами собственного вина.
– Пожары в Лос-Анджелесе стихают, – сообщил он ей.
Норе стало любопытно, кто жил в том доме в Лос-Анджелесе, который принадлежал ей в жизни поп-звезды.
– Это радует.
– Да.
– Правда, красиво? – спросила она его, глядя в ясное небо, полное созвездий.
– Что?
– Космос.
– Да.
Он уткнулся в телефон и притих. А потом отложил его в сторону, но все равно молчал.
Она знала три типа молчания в отношениях. Пассивно-агрессивное молчание, молчание «нам больше нечего друг другу сказать», и еще было молчание, которое, похоже, практиковали они с Эдуардо.