Полночная библиотека

И к тому же она знала, о чем сожалеет. Сожаления не покидают человека. Это не комариные укусы. Они жгут вечно.

– Нет, не вечно, – возразила миссис Элм, прочтя ее мысли. – Ты ведь уже не жалеешь о том, как заботилась о коте. И не жалеешь, что не поехала в Австралию с Иззи.

Нора кивнула. Миссис Элм была права.

Она вспомнила, как когда-то плавала в бассейне на Бронте-Бич. Как приятно это ощущалось, как знакомо.

– С ранних лет тебя поощряли в плавании, – сказала миссис Элм.

– Да.

– Твой папа всегда с готовностью возил тебя в бассейн.

– Это было одно из немногих дел, которые он делал с радостью, – задумчиво заметила Нора.

Она связывала плавание с отцовским одобрением и наслаждалась бессловесностью воды: та резко контрастировала с криками ссорящихся родителей.

– Почему ты бросила? – спросила миссис Элм.

– Как только я начала выигрывать в соревнованиях, я стала заметной, а я не хотела быть заметной. Меня увидели, причем увидели в купальнике, в том возрасте, когда девочки так озабочены своей внешностью. Кто-то сказал, что у меня плечи как у парня. Глупость, но вокруг было полно глупостей, и в том возрасте ты их принимаешь близко к сердцу. Подростком я предпочитала быть невидимой. Люди называли меня Рыбой. И не в качестве комплимента. Я была застенчива. Это одна из причин, по которой я предпочитала библиотеку игровой площадке. Вроде бы мелочь, но мне очень помогало это пространство.

– Не стоит недооценивать важность мелочей, – откликнулась миссис Элм. – Всегда помни об этом.

Нора начала вспоминать. Смесь застенчивости и заметности в ее подростковые годы вызывала затруднения, но ее никогда не травили, возможно, потому, что все знали ее брата. А Джо, хоть никогда и не был крутым, всегда считался клевым и достаточно популярным, чтобы его родная сестра получила иммунитет к школьной тирании.

Она побеждала в соревнованиях – местных, а затем и национальных, но в пятнадцать лет это стало слишком. Ежедневные заплывы: бассейн за бассейном.

– Мне пришлось бросить.

Миссис Элм кивнула.

– И связь, которую ты сформировала с папой, ослабла и почти полностью оборвалась.

– В общем да.

Она вспомнила лицо отца в машине, в дождливое воскресное утро возле спортивного центра Бедфорда, когда она сказала ему, что больше не хочет участвовать в соревнованиях. Этот взгляд разочарования и глубокой досады.

– Но ты могла добиться успеха в жизни, – сказал он. Да, теперь она вспомнила. – Ты никогда не станешь поп-звездой, но это было что-то настоящее. Прямо перед тобой. Если продолжишь тренироваться, ты попадешь на Олимпиаду. Я уверен.

Она была зла на него за это. Будто существовала узкая тропинка к счастливой жизни – именно та, которую он выбрал за нее. Словно ее выбор собственной жизни автоматически был ошибочным. Но чего она не учла в пятнадцать лет, так это силу своих сожалений и боль, которую чувствовал ее отец от того, как близко она подошла к исполнению мечты – та стала для него почти осязаемой.

Да, отец Норы был трудным человеком.

Помимо того, что он сильно критиковал все, что Нора делала, все, что Нора хотела, и все, во что Нора верила, если это не относилось к плаванию, Нора также чувствовала, что просто находиться рядом с ним уже было каким-то невидимым преступлением. С тех пор как он получил травму связок, прервавшую его карьеру в регби, он был глубоко убежден, что вселенная настроена к нему враждебно. И Нора воспринималась им как часть этого вселенского плана (по крайней мере, она чувствовала себя так). С того момента на парковке ей казалось, что она лишь продолжение его боли в левом колене. Ходячая рана.

Но, может, он знал, что случится потом. Может, он мог предвидеть, как одно сожаление приведет к другому, пока внезапно у нее не останутся лишь они. Целая книга сожалений.

– Ладно, миссис Элм. Я хочу знать, что случилось в жизни, где я поступала так, как хотел отец. Где я тренировалась так упорно, как только могла. Где я никогда не жаловалась из-за заплывов в пять утра или в девять вечера. Где я плавала каждый день и никогда не хотела бросить. Где я не отвлекалась на музыку или написание незаконченных романов. Где я жертвовала всем ради вольного стиля. Где я не сдалась. Где я все делала правильно, чтобы попасть на Олимпиаду. Перенесите меня туда, где у меня эта жизнь.

На мгновение ей показалось, что миссис Элм не слушает ее речь, продолжая хмуриться на шахматную доску и пытаясь придумать, как перехитрить саму себя.

– Ладья – моя любимая фигура, – сообщила она. – Кажется, за ней не нужно особенно следить. Она ходит прямо. Следишь за ферзем, за конем, за слоном, ведь они юркие. Но именно ладья часто тебя настигает. Прямолинейность вечно оказывается не такой, как кажется.

Нора поняла, что миссис Элм говорит не только о шахматах. Но полки задвигались. Быстро, как поезда.

– Эта жизнь, о которой ты попросила, – объяснила миссис Элм, – чуть дальше от мечты о пабе и австралийских приключениях. Те жизни ближе. А эта включает множество иных решений, которые принимались раньше. Так что книга чуть дальше, видишь?

– Вижу.

– В библиотеке должна быть система.

Книги замедлили свое движение.

– Ах, вот она.

На этот раз миссис Элм не встала. Она просто подняла левую руку, и книга подплыла к ней.

– Как вы это сделали?

– Понятия не имею. Итак, вот жизнь, о которой ты просила. Иди.

Нора взяла книгу. Легкую, свежую, цвета лайма. Перевернула первую страницу. На этот раз она поняла, что абсолютно ничего не чувствует.






Последний пост, который Нора опубликовала до того, как обнаружила себя между жизнью и смертью




Я скучаю по коту. Я устала.





Успешная жизнь




Она спала.

Глубоко, без сновидений, а теперь – благодаря звонку будильника на телефоне – проснулась и не знала, где она.

На телефоне шесть тридцать утра. В свете экрана она увидела выключатель рядом с кроватью. Щелкнув им, обнаружила себя в номере гостиницы. Довольно роскошном, приглушенно-синем, в официальном стиле.

Изящная полуабстрактная картина в манере Сезанна[37] с изображением яблока – или груши – висела в раме на стене.

У кровати стояла полупустая цилиндрическая бутылка негазированной минеральной воды. Непочатый набор песочного печенья. Распечатанные листы бумаги, скрепленные степлером. Какое-то расписание.

Она взглянула на него.

РАСПИСАНИЕ ДЛЯ НОРЫ СИД, ОФИЦЕРА ОРДЕНА БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ[38], ПРИГЛАШЕННОЙ ДОКЛАДЧИЦЫ

ВЕСЕННЯЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

«НАУКА О ВЕЛИКИХ»: ВДОХНОВЛЯЯ НА УСПЕХ

8:45 Встреча с Прайей Навулури («Наука о великих») и Рори Лонгфордом («Спикеры знаменитости») и Дж. в лобби гостиницы InterContinental

9:00 Проверка звука

9:05 Технический прогон

9:30 Нора ждет в VIP-зоне или слушает первого спикера в главном зале (Джи-Пи Блит, изобретатель приложения «МоеВремя» и автор книги «Ваша жизнь на ваших условиях»)

10:15 Нора произносит речь

10:45 Ответы на вопросы аудитории

11:00 Общение и раздача автографов

11:30 Завершение мероприятия

Нора Сид, офицер ордена Британской империи.

Вдохновляя на успех.

Итак, существовала жизнь, в которой она обрела успех. Что ж, это нечто.

Она гадала, кто эти Дж. и остальные, с которыми она должна встретиться в лобби, но затем отложила бумагу и вернулась в постель. У нее было полно времени. Зачем ей вставать в шесть тридцать утра? Может, она плавала каждое утро. В этом был смысл. Она нажала на кнопку и занавески раздвинулись с тихим жужжанием, открыв вид на воду, небоскребы и белый купол Арены О2[39]. Она никогда не наблюдала этот вид с такого ракурса. Лондон. Канэри-Уорф[40]. Примерно двадцатый этаж.

Она прошла в ванную: бежевая плитка, просторный душ, пушистые белые полотенца – и поняла, что не чувствует себя так паршиво, как обычно по утрам. Половину стены занимало зеркало. Она ахнула при виде своей внешности. А затем рассмеялась. Она выглядела такой смехотворно здоровой. И сильной. И в этой жизни у нее был отвратительный выбор ночной одежды (пижама, горчично-зеленая, в клетку).

Ванная оказалась довольно большой. Достаточно большой, чтобы лечь и отжаться. Десять раз подряд, не вставая на колени, – даже не выдохлась.

Затем она подержала планку. Попробовала одной рукой. Потом другой – почти без дрожи. Затем сделала несколько берпи[41].

Вообще не проблема.

Ух ты.

Она встала и похлопала каменные мышцы живота. Вспомнила, как ее мучила одышка в осевой жизни, когда она шла в гору по улице, – буквально лишь вчера.

Она не чувствовала себя такой спортивной с тех пор, как была подростком. Вообще-то, возможно, сейчас она была максимально спортивной. Уж явно максимально сильной.