Пояс Ориона
Часть 28 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Альбомы для рисования – один краше другого! – занимали несколько магазинных полок. Родион открывал то один, то другой, пытаясь сообразить, чем они отличаются друг от друга. От волнения ему стало жарко.
– Здесь написано – для акварелей, – подсказала Тонечка. – Вот тут просто для рисования. Так, а здесь что написано?..
Родион вытер пот со лба.
Ему хотелось забрать с полок все альбомы и немедленно начать в них рисовать.
– Ты рисуешь красками или карандашами?
– Карандашами, – ответил он. Краски в детдоме были только в младших группах, и считалось, что рисовать ими должны только малыши.
– Может, красками тоже попробуешь?
…Вот что она от него хочет, а? Чего добивается? Он не знает, он не может выбрать, он не привык, не умеет! Всю жизнь он пользуется только тем, что дадут взрослые – одеждой, посудой, тетрадками!
Кажется, Тонечка поняла его смятение:
– Мы возьмём вот этот, для акварелей, и вот этот, для карандаша. Подходит? Кисти и краски нам продавец сейчас посоветует, а карандашей, я считаю, мы должны взять самый большой набор.
Они взяли альбомы, и краски, и кисти – особенно Родиону понравилась самая тоненькая, продавец сказал «беличья». И самую большую коробку карандашей! Она открывалась, как конфетная, откидывалась тяжёлая крышка, на которой была картина Репина про запорожцев и письмо турецкому султану, карандаши лежали в три ряда, отточенные, свежие, нетронутые!..
Вот хорошо, что она догадалась купить ему карандашей и альбомов! Рисуя, он не скучал никогда и мог заниматься много часов подряд. Когда он был маленький, его за это хвалили – молодец, мальчик, сидит тихо и рисует, никому не мешает. Когда вырос, стали ругать – где ты там есть, уже обед заканчивается, беги скорей!
Первым делом он нарисует собаку, пока помнится её хрупкость и лёгкость и тонкость лап и ушей. Потом воздушные шары между рекой и небом. Потом девушку Настю.
Или сначала Настю, а уж потом воздушные шары…
Он прижимал к себе пакеты, физиономия у него сияла так, что в её сиянии потерялся, растворился синяк, и царапина на скуле, кажется, тоже куда-то делась.
Тонечка дождалась своего Эренбурга, пришла в восторг, что нашлись все три тома, и они пошли по Большой Покровской в сторону памятника Добролюбову, за которым был скверик и отель «Шератон».
– Давай, я книжки тоже понесу.
Тонечка отдала ему поклажу.
Он понимал, что должен ей отплатить. За спасение не должен, а вот за альбомы и карандаши должен, потому что она как-то поняла, что ему это нужно, очень нужно! Но благодарить он не умел и чем отплатить не знал.
– Ты есть хочешь? Сейчас ребята прибегут, ты можешь с ними поесть. А мы к четырём уедем, но потом приедем.
– Да не нужно меня ни с кем оставлять, что я, маленький? – Ему ужасно хотелось порисовать, даже в висках стучало от нетерпения, а есть не хотелось совсем.
И девушки Насти он немного опасался. Она над ним смеётся, а он даже толком не понимает, почему.
– Можно я в номер пойду? Дверь можешь запереть, хоть я никаких ваших кредитных карточек не крал!..
Тонечка проводила его в номер, рассудив, что красть у них всё равно нечего – кошельки у всех по карманам, а мысль о том, что Родион украдёт её брюки, казалась дикой.
Она спустилась вниз, прихватив первый том Эренбурга, тут же в холле наткнулась на Настю с Даней, усадила обедать и поинтересовалась, какие у них планы.
– В кремль, – сообщил Даня. – Здесь художественный музей прекрасный, папа сказал. Он ходил, когда по работе приезжал. Там иконописи много, кажется, даже есть Рублёв. И Тропинин, и Брюллов!
– Быт помещика, – подтвердила Настя, слизывая пенку с капучино. – Мне тоже нужно посмотреть, у меня этюд про обед в богатом доме!..
– Данька, кого готовит институт военных переводчиков?
Даня удивился.
– Военных переводчиков, а ты думаешь, кого? Цирковых наездников?
– Дань, я серьёзно спрашиваю.
Тонечка уселась напротив, пристроила локти на коленки, а подбородок в ладони.
Даня посмотрел на неё с удовольствием. Ему нравились его новые родственницы – от души!.. На Тонечке был свитер крупный вязки с высоким горлом, но почему-то с короткими рукавами, очень привлекательное и странное сочетание, голубые джинсы и замшевые меховые мокасины. И сидела она уютно, и волосы у неё были кудрявые, весёлые!..
Они с папой вообще стали жить гораздо веселее, когда в их жизни появились три женщины – папина жена Марина, её дочка Тонечка и внучка Настя.
– Ну, смотри, – начал он про военных переводчиков. – На самом деле, тебе лучше спросить у папы, потому что, когда я два года назад поступал, я думал про этот институт, но папа меня отговорил.
– Почему?
– Он сказал, что они готовят разведчиков. Для работы в разных секретных службах. Он сказал, что процентов девяносто – это кадровые разведчики, а какой из меня разведчик?.. Я в этом году паспорт второй раз потерял.
– Как?! – воскликнула Тонечка. – Опять?
– Нашёл уже, – успокоил Даня. – А студак не нашёл пока.
– Ты и студенческий потерял? – ужаснулась Тонечка, и Даня кивнул:
– Уже две недели как.
– А как тебя в университет пускают?!
– Меня там все знают. Поэтому в разведку я пойти не могу. Хотя арабский язык мне когда-то нравился. И фарси. Но он простой очень, его быстро выучишь, а дальше что делать?
– Читать персидских поэтов, – предложила Тонечка, раздумывая про выпускников института военных переводчиков.
Скорее всего, Лена Пантелеева попала в те десять процентов, которые не становятся кадровыми разведчиками, а работают, к примеру, телевизионными ведущими! Но непонятно, как это можно проверить.
И вновь вернулась та самая мысль, которая так её напугала. Она возвратилась и по своему обыкновению стала в сторонке, ожидая, когда Тонечка додумает её до конца.
– А ваши приятели? – спросила Тонечка, чтобы не додумывать мысль. – С вами?
– У Ромки сегодня круглый стол в местном отделении политеха, он докладывает. Оля пойдёт его послушать. А потом обещали звонить.
…Какая у нас молодёжь, подумала Тонечка с некоторым сарказмом, образованная, всесторонне развитая!.. Доклады делают, в галереи ходят, одно удовольствие!.. Правда, паспорта то и дело теряют, ни одного документа не в силах правильно заполнить, искренне считают, что во Второй мировой войне Ленин и Сталин бились с Гитлером, а англичане и американцы всех троих разнимали, и уверены, что на их веку уж точно никаких трудностей не случится, кроме пресловутых «изменений климата»!
При этом никто не даёт себе труд изучить вопрос с «изменениями»-то! Может, они сами собой происходят, так сказать, циклично, а может, солнечная активность влияет, а не только человек и его жизнедеятельность! Может, человек как раз совсем не влияет! Никто не собирается ничего изучать, зато все рассуждают и пугаются.
Впрочем, когда мир устойчив, себя нужно чем-то пугать, иначе неинтересно…
– Вот вы где! – громко сказал Герман в дверях ресторана. – Опять едите?!
– Мы сегодня только в первый раз едим, дядь Саш! – Настя помахала ему рукой. – Ты будешь?
– Нам уехать нужно. Тонечка, ты готова?
– Я всегда, – ответила жена задумчиво. – Ты же знаешь.
– Тогда вперёд.
– Дети, там у нас в номере Родион.
– Племянник? – тут же уточнила Настя.
– Вы к нему особенно не приставайте, но в кремль пригласить можете. Мне кажется, музей его заинтересует.
– Да ну его, мам, – заканючила Настя. – Он какой-то малахольный.
– Он живёт в детдоме, – проинформировал Герман. – Сюда приехал к дяде.
– Как – в детдоме? – поразилась Настя Морозова. – Родион из детдома?!
…Нет, разумеется, где-то там, на окраине жизни есть какие-то социально безответственные людишки, которые наркоманят, пьют, ведут антиобщественный образ жизни, а детей сдают в детские дома. И она, Настя, об этом прекрасно осведомлена и людишек этих горячо осуждает и презирает! Но истории в интернете – помогите найти семью, помогите с лечением, помогите с обучением, – казались словно… описанием жизни инопланетян! Вполне возможно, что инопланетяне существуют и летают где-то там на своих тарелках, и может даже они зелёные или в чешуе, но их никто никогда не видел и всерьёз о них ничего неизвестно.
Симпатичный угрюмый побитый парень, который ужинал с ними вчера, не мог быть из детдома – хотя бы потому, что не зелёный и не в чешуе!..
– Что ты так уставилась, Настя? – спросил Герман, подавая Тонечке куртку.
– Он не похож на детдомовского… – пробормотала Настя.
– Если ты про штаны, то это я ему вчера купил.
– Его одежду пришлось выбросить, – продолжала Тонечка. – Она была вся в крови и порвана. И грязная очень!..
– Мам, почему ты мне сразу не сказала, что он из детдома?! – Настя чуть не плакала. – Я бы с ним совсем по-другому разговаривала! Я к нему вязалась со всякой ерундой!
– Интеллигентный человек, – начал Даня назидательно, – со всеми людьми разговаривает одинаково. А ты просто обезьяна. Тебе главное качаться на лиане и орать дурным голосом на все джунгли!..
– Мама, я пойду к нему и извинюсь.
Герман положил руку ей на плечо.
– Настя, – и посмотрел в глаза. – Не нужно ничего делать специально. Не нужно специально обижать, а потом специально извиняться.
– Он рисует, – объяснила Тонечка. – Мы купили альбомов и карандашей. Вы ему не мешайте. Но когда соберётесь, позовите, может, он с вами сходит.
Она забралась в мужнину машину, посетовав в очередной раз, что он никак не купит приставную лестницу, кинула на заднее сиденье сумку в солидную британскую клетку и спросила, что Герману удалось узнать.
– Здесь написано – для акварелей, – подсказала Тонечка. – Вот тут просто для рисования. Так, а здесь что написано?..
Родион вытер пот со лба.
Ему хотелось забрать с полок все альбомы и немедленно начать в них рисовать.
– Ты рисуешь красками или карандашами?
– Карандашами, – ответил он. Краски в детдоме были только в младших группах, и считалось, что рисовать ими должны только малыши.
– Может, красками тоже попробуешь?
…Вот что она от него хочет, а? Чего добивается? Он не знает, он не может выбрать, он не привык, не умеет! Всю жизнь он пользуется только тем, что дадут взрослые – одеждой, посудой, тетрадками!
Кажется, Тонечка поняла его смятение:
– Мы возьмём вот этот, для акварелей, и вот этот, для карандаша. Подходит? Кисти и краски нам продавец сейчас посоветует, а карандашей, я считаю, мы должны взять самый большой набор.
Они взяли альбомы, и краски, и кисти – особенно Родиону понравилась самая тоненькая, продавец сказал «беличья». И самую большую коробку карандашей! Она открывалась, как конфетная, откидывалась тяжёлая крышка, на которой была картина Репина про запорожцев и письмо турецкому султану, карандаши лежали в три ряда, отточенные, свежие, нетронутые!..
Вот хорошо, что она догадалась купить ему карандашей и альбомов! Рисуя, он не скучал никогда и мог заниматься много часов подряд. Когда он был маленький, его за это хвалили – молодец, мальчик, сидит тихо и рисует, никому не мешает. Когда вырос, стали ругать – где ты там есть, уже обед заканчивается, беги скорей!
Первым делом он нарисует собаку, пока помнится её хрупкость и лёгкость и тонкость лап и ушей. Потом воздушные шары между рекой и небом. Потом девушку Настю.
Или сначала Настю, а уж потом воздушные шары…
Он прижимал к себе пакеты, физиономия у него сияла так, что в её сиянии потерялся, растворился синяк, и царапина на скуле, кажется, тоже куда-то делась.
Тонечка дождалась своего Эренбурга, пришла в восторг, что нашлись все три тома, и они пошли по Большой Покровской в сторону памятника Добролюбову, за которым был скверик и отель «Шератон».
– Давай, я книжки тоже понесу.
Тонечка отдала ему поклажу.
Он понимал, что должен ей отплатить. За спасение не должен, а вот за альбомы и карандаши должен, потому что она как-то поняла, что ему это нужно, очень нужно! Но благодарить он не умел и чем отплатить не знал.
– Ты есть хочешь? Сейчас ребята прибегут, ты можешь с ними поесть. А мы к четырём уедем, но потом приедем.
– Да не нужно меня ни с кем оставлять, что я, маленький? – Ему ужасно хотелось порисовать, даже в висках стучало от нетерпения, а есть не хотелось совсем.
И девушки Насти он немного опасался. Она над ним смеётся, а он даже толком не понимает, почему.
– Можно я в номер пойду? Дверь можешь запереть, хоть я никаких ваших кредитных карточек не крал!..
Тонечка проводила его в номер, рассудив, что красть у них всё равно нечего – кошельки у всех по карманам, а мысль о том, что Родион украдёт её брюки, казалась дикой.
Она спустилась вниз, прихватив первый том Эренбурга, тут же в холле наткнулась на Настю с Даней, усадила обедать и поинтересовалась, какие у них планы.
– В кремль, – сообщил Даня. – Здесь художественный музей прекрасный, папа сказал. Он ходил, когда по работе приезжал. Там иконописи много, кажется, даже есть Рублёв. И Тропинин, и Брюллов!
– Быт помещика, – подтвердила Настя, слизывая пенку с капучино. – Мне тоже нужно посмотреть, у меня этюд про обед в богатом доме!..
– Данька, кого готовит институт военных переводчиков?
Даня удивился.
– Военных переводчиков, а ты думаешь, кого? Цирковых наездников?
– Дань, я серьёзно спрашиваю.
Тонечка уселась напротив, пристроила локти на коленки, а подбородок в ладони.
Даня посмотрел на неё с удовольствием. Ему нравились его новые родственницы – от души!.. На Тонечке был свитер крупный вязки с высоким горлом, но почему-то с короткими рукавами, очень привлекательное и странное сочетание, голубые джинсы и замшевые меховые мокасины. И сидела она уютно, и волосы у неё были кудрявые, весёлые!..
Они с папой вообще стали жить гораздо веселее, когда в их жизни появились три женщины – папина жена Марина, её дочка Тонечка и внучка Настя.
– Ну, смотри, – начал он про военных переводчиков. – На самом деле, тебе лучше спросить у папы, потому что, когда я два года назад поступал, я думал про этот институт, но папа меня отговорил.
– Почему?
– Он сказал, что они готовят разведчиков. Для работы в разных секретных службах. Он сказал, что процентов девяносто – это кадровые разведчики, а какой из меня разведчик?.. Я в этом году паспорт второй раз потерял.
– Как?! – воскликнула Тонечка. – Опять?
– Нашёл уже, – успокоил Даня. – А студак не нашёл пока.
– Ты и студенческий потерял? – ужаснулась Тонечка, и Даня кивнул:
– Уже две недели как.
– А как тебя в университет пускают?!
– Меня там все знают. Поэтому в разведку я пойти не могу. Хотя арабский язык мне когда-то нравился. И фарси. Но он простой очень, его быстро выучишь, а дальше что делать?
– Читать персидских поэтов, – предложила Тонечка, раздумывая про выпускников института военных переводчиков.
Скорее всего, Лена Пантелеева попала в те десять процентов, которые не становятся кадровыми разведчиками, а работают, к примеру, телевизионными ведущими! Но непонятно, как это можно проверить.
И вновь вернулась та самая мысль, которая так её напугала. Она возвратилась и по своему обыкновению стала в сторонке, ожидая, когда Тонечка додумает её до конца.
– А ваши приятели? – спросила Тонечка, чтобы не додумывать мысль. – С вами?
– У Ромки сегодня круглый стол в местном отделении политеха, он докладывает. Оля пойдёт его послушать. А потом обещали звонить.
…Какая у нас молодёжь, подумала Тонечка с некоторым сарказмом, образованная, всесторонне развитая!.. Доклады делают, в галереи ходят, одно удовольствие!.. Правда, паспорта то и дело теряют, ни одного документа не в силах правильно заполнить, искренне считают, что во Второй мировой войне Ленин и Сталин бились с Гитлером, а англичане и американцы всех троих разнимали, и уверены, что на их веку уж точно никаких трудностей не случится, кроме пресловутых «изменений климата»!
При этом никто не даёт себе труд изучить вопрос с «изменениями»-то! Может, они сами собой происходят, так сказать, циклично, а может, солнечная активность влияет, а не только человек и его жизнедеятельность! Может, человек как раз совсем не влияет! Никто не собирается ничего изучать, зато все рассуждают и пугаются.
Впрочем, когда мир устойчив, себя нужно чем-то пугать, иначе неинтересно…
– Вот вы где! – громко сказал Герман в дверях ресторана. – Опять едите?!
– Мы сегодня только в первый раз едим, дядь Саш! – Настя помахала ему рукой. – Ты будешь?
– Нам уехать нужно. Тонечка, ты готова?
– Я всегда, – ответила жена задумчиво. – Ты же знаешь.
– Тогда вперёд.
– Дети, там у нас в номере Родион.
– Племянник? – тут же уточнила Настя.
– Вы к нему особенно не приставайте, но в кремль пригласить можете. Мне кажется, музей его заинтересует.
– Да ну его, мам, – заканючила Настя. – Он какой-то малахольный.
– Он живёт в детдоме, – проинформировал Герман. – Сюда приехал к дяде.
– Как – в детдоме? – поразилась Настя Морозова. – Родион из детдома?!
…Нет, разумеется, где-то там, на окраине жизни есть какие-то социально безответственные людишки, которые наркоманят, пьют, ведут антиобщественный образ жизни, а детей сдают в детские дома. И она, Настя, об этом прекрасно осведомлена и людишек этих горячо осуждает и презирает! Но истории в интернете – помогите найти семью, помогите с лечением, помогите с обучением, – казались словно… описанием жизни инопланетян! Вполне возможно, что инопланетяне существуют и летают где-то там на своих тарелках, и может даже они зелёные или в чешуе, но их никто никогда не видел и всерьёз о них ничего неизвестно.
Симпатичный угрюмый побитый парень, который ужинал с ними вчера, не мог быть из детдома – хотя бы потому, что не зелёный и не в чешуе!..
– Что ты так уставилась, Настя? – спросил Герман, подавая Тонечке куртку.
– Он не похож на детдомовского… – пробормотала Настя.
– Если ты про штаны, то это я ему вчера купил.
– Его одежду пришлось выбросить, – продолжала Тонечка. – Она была вся в крови и порвана. И грязная очень!..
– Мам, почему ты мне сразу не сказала, что он из детдома?! – Настя чуть не плакала. – Я бы с ним совсем по-другому разговаривала! Я к нему вязалась со всякой ерундой!
– Интеллигентный человек, – начал Даня назидательно, – со всеми людьми разговаривает одинаково. А ты просто обезьяна. Тебе главное качаться на лиане и орать дурным голосом на все джунгли!..
– Мама, я пойду к нему и извинюсь.
Герман положил руку ей на плечо.
– Настя, – и посмотрел в глаза. – Не нужно ничего делать специально. Не нужно специально обижать, а потом специально извиняться.
– Он рисует, – объяснила Тонечка. – Мы купили альбомов и карандашей. Вы ему не мешайте. Но когда соберётесь, позовите, может, он с вами сходит.
Она забралась в мужнину машину, посетовав в очередной раз, что он никак не купит приставную лестницу, кинула на заднее сиденье сумку в солидную британскую клетку и спросила, что Герману удалось узнать.