Поиграем
Часть 21 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
НЕТ!
— Он ушел, — вдруг всхлипнула она, резко и ужасно.
— Нет, — я покачала головой, отступая от нее.
Она молча умоляла меня, просила.
— Энджи... — тошнота вернулась ко мне. — Пожалуйста…
Она всхлипнула.
— Он ушел. Мой малыш ушел.
Часть II
Глава 7
Эдинбург, Шотландия, август 2015
Мой автобус отправился из Сайтхилл на Принц-стрит, и я стала наблюдать за людьми глядя в окно, пока мы медленно проезжали на запад к центру города. Я любила наблюдать за людьми. Мне нравилось представлять себе их жизнь в момент моего наблюдения. Автобус остановился в пробке, и внимание привлекла пожилая пара: по оживленной улице, держась за руки шли мужчина и женщина. С улыбкой на лицах они что-то друг другу говорили.
Были ли они возлюбленными с детства? Примером великой любви, о которой все слышали, но никогда не испытывали? Шестьдесят лет вместе, и все еще влюблены…
Или они встретились после того как овдовели или развелись, и, найдя любовь, наслаждались ею, а не сожалели о проведенных друг без друга годах?
Я задумчиво улыбнулась, когда автобус тронулся, оставив пожилую пару позади.
— Проклятая жара! — вынула меня из размышлений женщина через проход прокричав шоферу: — Как насчет того, чтобы открыть окно, а?
Это не совсем так. Я с шотландцами придерживалась разного мнения о жаркой погоде, и по мне, этот месяц был умеренным. И влажным.
— Послушай, если у тебя менопауза, это не означает что и у нас тоже, верно? — сказал сидящий за спиной парень.
Мысленно простонав, я поспешила достать наушники, чтобы не слышать предстоящий спор.
Я с удовольствием вышла с автобуса, и прогулялась по тротуару Принц-стрит к железнодорожной станции Эдинбурга Уэверли. По мере того, как песня Хозье «Отведи меня в Церковь» перекрыла звуки движения, суеты и болтовни проходящих мимо людей, я почувствовала что успокаиваюсь (Примеч.: «Take Me to Church», Hozier ирландский музыкант-исполнитель). Мне нравилось находиться в городе. Мне нравилось сбегать сюда из моей крошечной односпальной квартиры в уродливом сером здании в квартале от дома Энджи.
Думаю, именно поэтому я устроилась на работу в Старом городе, и не сняла квартиру поближе. Энджи утверждала, что я трачу деньги на проезд. Но мне нужно вырываться наружу.
Я поднялась по крутой изогнутой улице ведущей к Королевской Миле. Когда проходила мимо окон своей работы, заглянула внутрь. Лия, владелец и мой босс, улыбалась и болтала с клиентом. Манекены в окне демонстрировали винтажные платья и роскошные кардиганы. Магазин-бутик одежды под названием «Яблочная пастила» (Примеч.: Apple Butter) был небольшим, но всегда полон клиентов из-за удачного расположения на Кокберн-стрит. Сама дорога была выложена булыжником, так же как и Королевская миля. На широких дорожных тротуарах располагалось множество лавочек и магазинов-бутиков, продающих украшения, антиквариат и одежду. Работали также пабы, кафе, и тату-салон.
Я быстро поднялась по крутому холму, свернув и оставив позади «Яблочную пастилу». Сегодня у меня выходной, и я планировала кое-куда сходить. По правде говоря, до места назначения я могла добраться автобусом. Но мне нравилась прогулка по городу, через Старый город.
Недалеко от университетских зданий я зашла в недавно открытое кафе и направилась в уборную. Войдя внутрь, я переоделась в темно-зеленые легинсы, темно-зеленую рубашку с потертыми короткими рукавами и необработанными краями. Аккуратно сложила джинсы и рубашку, сунула их в рюкзак и выдохнула, когда посмотрела в зеркало.
Меня испугал напряженный взгляд моих усталых глаз.
Мои страхи стали реальностью.
На меня смотрели глаза моей мамы.
Потеребила волосы на затылке, гадая, узнает ли она меня теперь, и вспомнила день, когда я подстриглась…
— Что ты наделала? — Сеона в шоке уставилась на меня.
Я замерла удивленная ее реакцией.
— Я подстриглась.
Она бросилась ко мне, касаясь коротких прядей.
— Ты не просто подстриглась. Ты уничтожила волосы.
Это правда. Моих длинных волос уже не было. Я попросила парикмахера сделать мне короткую стрижку.
— Ты раздражена, что я подстриглась, или раздражена, что не попросила сделать это тебя?
— Мы обе знаем, я бы этого не сделала, — Сеона покачала головой, слезы наполнили ее глаза. Она слишком часто плакала. Достаточно слез для нас обоих.
— Он любил твои волосы.
— Что ж, он больше не здесь.
— Нора... — лицо Сеоны сморщилось, и я обняла ее.
Обняла крепко сжимая руками, и шептала успокаивающие слова, пока она рыдала содрогаясь.
— Нам пора идти, — наконец прошептала я. — Нам нужно встретить Энджи.
Неохотно Сеона отступила назад, вытирая размазанную тушь с уголков глаз. Я остановилась, чтобы посмотреть в зеркало в полный рост, которое висело на стене у входной двери. Джим повесил его для меня, когда мы только переехали. Расправив свое черное платье, я посмотрела на отражение, чувствуя себя отстраненной от изображения в зеркале. Кто была эта молодая женщина в траурном вдовьем платье, с короткими волосами, делающими ее глаза слишком большими? Слишком большими и пустыми, будто все эмоции были выплаканы утром в супермаркете. Я вспомнила, как рухнула на колени вместе Энджи в проходе продовольственного отдела. Я вспомнила, что плакала так сильно, что думала никогда не смогу снова дышать. Похоже, все мое горе ушло со слезами, пока они падали на мою одежду и на плечи Энджи.
Теперь я чувствовала... ничего…
Я моргнула, выныривая из воспоминаний. Мои волосы еще оставались короткими. Но я больше не ощущала онемения.
Спустя несколько месяцев после похорон Джима меня продолжали переполнять слишком сильные эмоции. Какая бы сила ни заставляла меня двигаться и подниматься по утрам, я оставалась завернутой в стальное небытие. Но постепенно начали просачиваться чувства. Я не хотела иметь с ними дело, потому что боялась той, кем стану.
Как может продолжать жить молодая женщина, после того как муж, с кем планировала развестись, внезапно умер в возрасте двадцати четырех лет от аневризмы головного мозга?
Я поправила одежду, схватила рюкзак, вышла в зал и встала в очередь, чтобы заказать американо. Бариста даже не заметил, что я одета как клоун. Персонал перестал обращать внимание после нескольких месяцев такого моего еженедельного появления здесь.
Выйдя из кафе, не удивилась, что никто не обратил на меня внимания, когда я прогуливалась по улице вдоль университетских зданий. Вот почему я любила эту часть Эдинбурга, и город в целом. Люди привыкли к тому, что все идут в ритме собственного барабана и почти не обращают внимания на то, кто как одет.
Я пересекла Медоуз (Прим.: The Meadows — Заливной луг, Луга), парк за зданиями университета, где в солнечные дни можно увидеть отдыхающих на пикнике. Люди играли в футбол и в различные спортивные игры, а дети смеялись и возились в игровой зоне. Сегодня небо выглядело пасмурно, но это не сказывалось на количестве людей — месяц был фестивальный. В городе проходил Эдинбургский международный фестиваль, и я приходила, чтобы посмотреть на переполненный город Фриндж (Примеч.: Эдинбургский Fringe (Бахрома) — крупнейший в мире фестиваль искусств, проходит в августе). На улицах гуляло много туристов; все рекламные щиты, стены и витрины рекламировали показы комедийных шоу со знаменитыми юмористами и амбициозными новичками, спектакли, персональные шоу, концерты, книжные фестивали, художественные мероприятия и премьеры фильмов со всего мира. Джим ненавидел это. Он ненавидел то, что мы не могли занять место в нашем любимом пабе или ресторане в центре города, или что невозможно сделать и шага, не споткнувшись об туриста. Единственное, что ему нравилось, это «пивные сады» (Примеч.: англ. beer garden), которые появлялись повсюду.
Но мне фестиваль нравился.
Мне нравилась энергия и вибрация, запахи и шум.
Мне нравилось, как легко можно исчезнуть в толпе.
И парк Медоуз, заставленный палатками и переполненный людьми, выглядел намного лучше в этом виде, чем том, каким был несколько недель назад. Куда ни посмотри: везде студенты. Сидят с открытыми учебниками, прислонившись спиной к деревьям. Вот тут я всегда быстро отворачивалась, потому что тоска внутри меня ощущалась предательством. Я не имела никакого права на это чувство.
Вскоре я стояла у «Красного кирпича», здания конца девятнадцатого века, в котором размещалась детская больница. (Примеч.: «Университеты из красного кирпича», или «краснокирпичные университеты», англ. Red Brick (Universities) — неформальный термин, обозначающий группу из шести престижных университетов Англии). Я прошла через отделение неотложной помощи, и поднялась по лестнице на этаж, куда поднималась каждую неделю.
Подруга Сеоны, Триш, работала старшей медсестрой и единственной причиной, по которой я оделась как Питер Пэн. После того как Джим умер, и стало тяжело справляться с беспорядком эмоций, я вспомнила, как обретала покой, посещая детскую больницу в Индианаполисе. Радость, которую появляясь приносила детям, заставляла меня чувствовать — я делаю что-то стоящее. Я написала Энн-Мари объяснение своего внезапного исчезновения, но все равно не переставала чувствовать себя виноватой за отказ от тех детей.
Я попыталась объяснить это Сеоне, и натолкнулась на сопротивление с самого начала…
— Нет, — Сеона упрямо покачала головой. — У тебя не будет времени.
— И почему?
— Потому что ты собираешься подавать документы в университет.
Я не хотела об этом говорить. Мой желудок сжался.
— Нет. Я не...
Сеона вздрогнула от моего тона.
— Нора...
— Как думаешь, Триш согласится со мной поговорить? Позволит мне время от времени посещать детей? Как артист-волонтер? — стояла я на своем.
Она посмотрела на меня так, словно я схожу с ума.
— Детский артист?
— Да.
— Он ушел, — вдруг всхлипнула она, резко и ужасно.
— Нет, — я покачала головой, отступая от нее.
Она молча умоляла меня, просила.
— Энджи... — тошнота вернулась ко мне. — Пожалуйста…
Она всхлипнула.
— Он ушел. Мой малыш ушел.
Часть II
Глава 7
Эдинбург, Шотландия, август 2015
Мой автобус отправился из Сайтхилл на Принц-стрит, и я стала наблюдать за людьми глядя в окно, пока мы медленно проезжали на запад к центру города. Я любила наблюдать за людьми. Мне нравилось представлять себе их жизнь в момент моего наблюдения. Автобус остановился в пробке, и внимание привлекла пожилая пара: по оживленной улице, держась за руки шли мужчина и женщина. С улыбкой на лицах они что-то друг другу говорили.
Были ли они возлюбленными с детства? Примером великой любви, о которой все слышали, но никогда не испытывали? Шестьдесят лет вместе, и все еще влюблены…
Или они встретились после того как овдовели или развелись, и, найдя любовь, наслаждались ею, а не сожалели о проведенных друг без друга годах?
Я задумчиво улыбнулась, когда автобус тронулся, оставив пожилую пару позади.
— Проклятая жара! — вынула меня из размышлений женщина через проход прокричав шоферу: — Как насчет того, чтобы открыть окно, а?
Это не совсем так. Я с шотландцами придерживалась разного мнения о жаркой погоде, и по мне, этот месяц был умеренным. И влажным.
— Послушай, если у тебя менопауза, это не означает что и у нас тоже, верно? — сказал сидящий за спиной парень.
Мысленно простонав, я поспешила достать наушники, чтобы не слышать предстоящий спор.
Я с удовольствием вышла с автобуса, и прогулялась по тротуару Принц-стрит к железнодорожной станции Эдинбурга Уэверли. По мере того, как песня Хозье «Отведи меня в Церковь» перекрыла звуки движения, суеты и болтовни проходящих мимо людей, я почувствовала что успокаиваюсь (Примеч.: «Take Me to Church», Hozier ирландский музыкант-исполнитель). Мне нравилось находиться в городе. Мне нравилось сбегать сюда из моей крошечной односпальной квартиры в уродливом сером здании в квартале от дома Энджи.
Думаю, именно поэтому я устроилась на работу в Старом городе, и не сняла квартиру поближе. Энджи утверждала, что я трачу деньги на проезд. Но мне нужно вырываться наружу.
Я поднялась по крутой изогнутой улице ведущей к Королевской Миле. Когда проходила мимо окон своей работы, заглянула внутрь. Лия, владелец и мой босс, улыбалась и болтала с клиентом. Манекены в окне демонстрировали винтажные платья и роскошные кардиганы. Магазин-бутик одежды под названием «Яблочная пастила» (Примеч.: Apple Butter) был небольшим, но всегда полон клиентов из-за удачного расположения на Кокберн-стрит. Сама дорога была выложена булыжником, так же как и Королевская миля. На широких дорожных тротуарах располагалось множество лавочек и магазинов-бутиков, продающих украшения, антиквариат и одежду. Работали также пабы, кафе, и тату-салон.
Я быстро поднялась по крутому холму, свернув и оставив позади «Яблочную пастилу». Сегодня у меня выходной, и я планировала кое-куда сходить. По правде говоря, до места назначения я могла добраться автобусом. Но мне нравилась прогулка по городу, через Старый город.
Недалеко от университетских зданий я зашла в недавно открытое кафе и направилась в уборную. Войдя внутрь, я переоделась в темно-зеленые легинсы, темно-зеленую рубашку с потертыми короткими рукавами и необработанными краями. Аккуратно сложила джинсы и рубашку, сунула их в рюкзак и выдохнула, когда посмотрела в зеркало.
Меня испугал напряженный взгляд моих усталых глаз.
Мои страхи стали реальностью.
На меня смотрели глаза моей мамы.
Потеребила волосы на затылке, гадая, узнает ли она меня теперь, и вспомнила день, когда я подстриглась…
— Что ты наделала? — Сеона в шоке уставилась на меня.
Я замерла удивленная ее реакцией.
— Я подстриглась.
Она бросилась ко мне, касаясь коротких прядей.
— Ты не просто подстриглась. Ты уничтожила волосы.
Это правда. Моих длинных волос уже не было. Я попросила парикмахера сделать мне короткую стрижку.
— Ты раздражена, что я подстриглась, или раздражена, что не попросила сделать это тебя?
— Мы обе знаем, я бы этого не сделала, — Сеона покачала головой, слезы наполнили ее глаза. Она слишком часто плакала. Достаточно слез для нас обоих.
— Он любил твои волосы.
— Что ж, он больше не здесь.
— Нора... — лицо Сеоны сморщилось, и я обняла ее.
Обняла крепко сжимая руками, и шептала успокаивающие слова, пока она рыдала содрогаясь.
— Нам пора идти, — наконец прошептала я. — Нам нужно встретить Энджи.
Неохотно Сеона отступила назад, вытирая размазанную тушь с уголков глаз. Я остановилась, чтобы посмотреть в зеркало в полный рост, которое висело на стене у входной двери. Джим повесил его для меня, когда мы только переехали. Расправив свое черное платье, я посмотрела на отражение, чувствуя себя отстраненной от изображения в зеркале. Кто была эта молодая женщина в траурном вдовьем платье, с короткими волосами, делающими ее глаза слишком большими? Слишком большими и пустыми, будто все эмоции были выплаканы утром в супермаркете. Я вспомнила, как рухнула на колени вместе Энджи в проходе продовольственного отдела. Я вспомнила, что плакала так сильно, что думала никогда не смогу снова дышать. Похоже, все мое горе ушло со слезами, пока они падали на мою одежду и на плечи Энджи.
Теперь я чувствовала... ничего…
Я моргнула, выныривая из воспоминаний. Мои волосы еще оставались короткими. Но я больше не ощущала онемения.
Спустя несколько месяцев после похорон Джима меня продолжали переполнять слишком сильные эмоции. Какая бы сила ни заставляла меня двигаться и подниматься по утрам, я оставалась завернутой в стальное небытие. Но постепенно начали просачиваться чувства. Я не хотела иметь с ними дело, потому что боялась той, кем стану.
Как может продолжать жить молодая женщина, после того как муж, с кем планировала развестись, внезапно умер в возрасте двадцати четырех лет от аневризмы головного мозга?
Я поправила одежду, схватила рюкзак, вышла в зал и встала в очередь, чтобы заказать американо. Бариста даже не заметил, что я одета как клоун. Персонал перестал обращать внимание после нескольких месяцев такого моего еженедельного появления здесь.
Выйдя из кафе, не удивилась, что никто не обратил на меня внимания, когда я прогуливалась по улице вдоль университетских зданий. Вот почему я любила эту часть Эдинбурга, и город в целом. Люди привыкли к тому, что все идут в ритме собственного барабана и почти не обращают внимания на то, кто как одет.
Я пересекла Медоуз (Прим.: The Meadows — Заливной луг, Луга), парк за зданиями университета, где в солнечные дни можно увидеть отдыхающих на пикнике. Люди играли в футбол и в различные спортивные игры, а дети смеялись и возились в игровой зоне. Сегодня небо выглядело пасмурно, но это не сказывалось на количестве людей — месяц был фестивальный. В городе проходил Эдинбургский международный фестиваль, и я приходила, чтобы посмотреть на переполненный город Фриндж (Примеч.: Эдинбургский Fringe (Бахрома) — крупнейший в мире фестиваль искусств, проходит в августе). На улицах гуляло много туристов; все рекламные щиты, стены и витрины рекламировали показы комедийных шоу со знаменитыми юмористами и амбициозными новичками, спектакли, персональные шоу, концерты, книжные фестивали, художественные мероприятия и премьеры фильмов со всего мира. Джим ненавидел это. Он ненавидел то, что мы не могли занять место в нашем любимом пабе или ресторане в центре города, или что невозможно сделать и шага, не споткнувшись об туриста. Единственное, что ему нравилось, это «пивные сады» (Примеч.: англ. beer garden), которые появлялись повсюду.
Но мне фестиваль нравился.
Мне нравилась энергия и вибрация, запахи и шум.
Мне нравилось, как легко можно исчезнуть в толпе.
И парк Медоуз, заставленный палатками и переполненный людьми, выглядел намного лучше в этом виде, чем том, каким был несколько недель назад. Куда ни посмотри: везде студенты. Сидят с открытыми учебниками, прислонившись спиной к деревьям. Вот тут я всегда быстро отворачивалась, потому что тоска внутри меня ощущалась предательством. Я не имела никакого права на это чувство.
Вскоре я стояла у «Красного кирпича», здания конца девятнадцатого века, в котором размещалась детская больница. (Примеч.: «Университеты из красного кирпича», или «краснокирпичные университеты», англ. Red Brick (Universities) — неформальный термин, обозначающий группу из шести престижных университетов Англии). Я прошла через отделение неотложной помощи, и поднялась по лестнице на этаж, куда поднималась каждую неделю.
Подруга Сеоны, Триш, работала старшей медсестрой и единственной причиной, по которой я оделась как Питер Пэн. После того как Джим умер, и стало тяжело справляться с беспорядком эмоций, я вспомнила, как обретала покой, посещая детскую больницу в Индианаполисе. Радость, которую появляясь приносила детям, заставляла меня чувствовать — я делаю что-то стоящее. Я написала Энн-Мари объяснение своего внезапного исчезновения, но все равно не переставала чувствовать себя виноватой за отказ от тех детей.
Я попыталась объяснить это Сеоне, и натолкнулась на сопротивление с самого начала…
— Нет, — Сеона упрямо покачала головой. — У тебя не будет времени.
— И почему?
— Потому что ты собираешься подавать документы в университет.
Я не хотела об этом говорить. Мой желудок сжался.
— Нет. Я не...
Сеона вздрогнула от моего тона.
— Нора...
— Как думаешь, Триш согласится со мной поговорить? Позволит мне время от времени посещать детей? Как артист-волонтер? — стояла я на своем.
Она посмотрела на меня так, словно я схожу с ума.
— Детский артист?
— Да.