Поход Проклятых Королей

Ли кивнул своим сопровождающим, и они двинулись к Хану.

— Даже не думай, — ответил Хан. В подтверждении своих слов он отодвинул полу халата и показал короткий обоюдоострый меч, который был заткнут у него за пояс. Подкрепляя угрозу Хана, из тени дальних углов покоев выступили несколько Кэшиков — личных телохранителей Хана. Они были огромны и мощны, а об их умениях ходили легенды. Воины Ли отступили.

— Кровь слишком ярка, — заявил Ли.

— Она загустеет и станет темнее к тому времени, как ты достигнешь владений своего императора, — ответил Великий Хан.

— Ты хочешь сказать, что это не та кровь, что была украдена из дворца Императора?

— Нет, ту выпили, но виновный в этом любезно предоставил мне замену, и это настоящая кровь, мои алхимики подтвердили.

— Хочешь сказать, что в мире существует живой дракон?

— В мире сейчас существует много всего.

— Почему я должен тебе верить?

— Кажется один из моих алхимиков — твой соглядатай, разве не его слова ты ждал прежде, чем оказать нам помощь? — речь Великого Хана потеряла свою интонацию светской беседы, и в ней проявились нотки жесткости и укора. Кэшики напряглись. — То, что он вышел живым со своей семьёй к тебе не убеждает тебя, что он сказал правду? Мне нечем было ему уже угрожать.

— Когда я выведу тебя и всех, кого мы сможем спасти из города, ты расскажешь мне, откуда ты взял эту кровь, — скорее приказал, чем спросил Ли.

— Я заключал и менее выгодные сделки, — ответил Великий Хан, поднимаясь с подушки.

Город горел. Поняв, что лишь огонь способен замедлить продвижение немертвых, и воины, и местные жители поджигали дома и баррикады. При этом, иногда, они загоняли сами себя в ловушку или запирали в огненном колодце других.

Перед воротами на восток, прикрываемыми войсками Поднебесной, столпилось огромное количество людей. Кто-то покидал город пешком, кто-то верхом, а кто-то на телеге.

Люди толкались и бранились. Некоторые причитали. Несколько выкрикивали в толпе имя, надеясь найти потерянного.

Ли и Великий Хан быстро шли по улице в сопровождении Кэшиков и гвардии Ли. Великий Хан вертел головой по сторонам, и по его лицу было видно, что он крайне огорчён от того, что стало с Великим Городом.

Дорогу идущим преградил человек в пурпурном плаще. Человек скинул капюшон левой рукой и переложил в неё посох. Великий Хан сразу узнал жёсткие черты лица древнего раба Проклятых Королей.

— К лицу ли Великому Хану бежать от врага? — оскалился человек в пурпурном плаще.

— К лицу ли злобному духу, что тысячи лет плетёт интриги из тени, обвинять в трусости Хана? — спокойно спросил Великий Хан.

— Уже не дух, — возразил Ворон. — Теперь нет. Смерть и жестокость, творящиеся сейчас в этом городе, сместили само мироздание, и в этом, искривлённой страданиями мире, у меня плоть крепче, чем твоя.

С этими словами Ворон достал правой рукой меч из своего плаща. И воины Хана и воины Ли напряглись, выставив вперед оружие.

Ворон провёл посохом в воздухе. Между Ли, его гвардией, Кэшиками и Великим Ханом возник барьер. Этот барьер оставлял Хана наедине с Вороном.

— Когда ты отказался от силы, — проговорил Ворон. — Я долго планировал, как я убью тебя. Я мог сделать это сотни раз ядами, заговорами, болезнями. Но я понял, что хочу убить тебя сам, убить так, как убивал непокорных тысячи лет назад. Я хочу вырезать твоё сердце!!!

Ворон сделал выпад, но Хан молниеносно достал меч и парировал. В ответ Ворон крутанулся на месте, пытаясь подсечь Хана, но тот отпрыгнул в сторону. С другой стороны барьера, Ли и воины пытались пробиться к Хану, но барьер не пускал их. Создавалось впечатлением, что весь мир — это стекло, и сейчас их от Хана отделяла трещина.

Хан атаковал, но Ворон отбил его выпад своим посохом и подался вперёд. Однако, Великий Хан ушёл вправо. Тогда Ворон мотнул посохом над головой противника, но тот резко присел. Старик, несмотря на годы, был очень подвижен, надежды Ворона на то, что он сможет легко разделать непокорного, таяли на глазах.

Ворон отскочил от очередного выпада Хана и еле устоял на ногах, отмахнувшись от нападавшего посохом.

Барьер пал и защитники Великого Хана сделали шаг навстречу ему. Но Ворон, обернувшись самой тьмой, стал с быстротой молнии проскакивать между воинами и сквозь них. Хан дернулся, чтобы поразить врага, но остановился, не решаясь рубить столь быстро движущуюся тень, понимая, что скорее всего ему придётся порубить и Кэшиков, и Ли, и его гвардию. В этот момент один из Кэшиков сделал выпад алебардой, и, хотя старик увернулся, удар нагинатой с другой стороны отсёк ему руку.

Барьер снова восстановился, Ворон скалился, поигрывая мечом в правой руке, медленно приближаясь к своему врагу. Оставшейся рукой Хан вынул из халата склянку и влил себе в рот часть содержимого.

— Что ты пьёшь? — спросил Ворон. — Думаешь это отрастит тебе руку?

В ответ ордынец бросился на Ворона. Тот от неожиданности просто выставил вперёд меч, на который и наткнулся Хан. Меч вошёл в тело на половину лезвия, но Великий Хан сделал ещё шаг, пока не упёрся в крестовину меча и тогда выпустил содержимое рта в лицо Ворона.

Тот завопил, и упал на землю. Он катался в пыли и орал.

— А-а-а-а!!! Что это!?!?!? Что это за дрянь?!?!

— Кровь твоего вечного врага, — тихо выдохнул Хан.

Барьер пал второй раз. Великий Хан лежал недвижимый на земле. Ли быстро подошёл к его телу и забрал у него сосуд, опасаясь, как бы на кровь дракона не нашлось ещё охотников. Скуливший около Ворон стал растворяться в воздухе, вместе с ним растворился и его меч, и посох. Однако, рана Великого Хана так и осталась зиять на теле.

— Почти половину выпил, — проворчал Ли, поднеся к глазам сосуд. — Пошли быстрее, нам надо вывести из города как можно больше людей и спастись самим, — крикнул он своей страже.

Ли и его воины уже бежали через город к вратам, а Кэшики так и остались в замешательстве стоять над своим поверженным Ханом.

***


Салман лежал в телеге на немногочисленном скарбе, спасённом из дома родителей. Телега катила в окружении детей и женщин, через ворота, охраняемые воинами Поднебесной. Один из воинов с нагинатой, спасавшийся из города, посадил на край телеги маленькую плачущую девочку, на которую наткнулся на улице. Девочка вышла на улицу в поисках своего брата и, увидев огонь и битву, так испугалась, что просто стояла и плакала посреди дороги.

— Ну-ну, — сказал Салман и погладил девочку по голове. — Не плачь.

Салману тяжело дался бой, и хоть он и был спасён, его рана снова кровоточила. Он не находился в забытье, но разговаривать и открывать глаза, ему было тяжело.

— Мой брат, он ещё там, — хныкала девочка.

— Он нас нагонит, вот увидишь, — тихо проговорил Салман.

— А если не нагонит? Если он погиб? — ещё сильнее заплакала девочка.

— Будешь дочерью мне, — ответил Салман, продолжая гладить её по голове.

Девочка взглянула на двух женщин, которые шли к телеге ближе всего. Та, что была постарше на неё строго посмотрела, а та, что помоложе — грустно ей улыбнулась.

Битва в городе стала стихать, в нём кричали и плакали — звон мечей уже не заглушал звуки горя. У мертвых было теперь достаточно сил, и буквально за спинами спасающихся бегством разгорелся бой с воинами Поднебесной. Много Храмовников было там. Телега с Салманом едва успела скрыться в овраге, куда сворачивала дорога дальше на восток, когда воины Поднебесной дрогнули и побежали.





ГЛАВА 53. Убегающий сквозь мглу





Олег проснулся. Он лежал на холодной земле и подстилкой ему служил лишь одолженный плащ. В прошлую ночь их было три сотни. Они собрались после битвы. Всеволод сказал, что часть мертвецов пойдёт за ними и необходимо предупредить деревни. Князь ответил, что останется со своими воинами, но многие воеводы покачали головами и сказали, что необходимо готовить города. С тем и разъехались.

Уходить пешими от мертвецов было непросто и хоть на коней посадили самых раненных и больных, быстро идти не получалось.

В первую же ночь, когда усталость после битвы и бегства дала о себе знать, все повалились спать прямо на землю. И хоть выставить стражу не забыли, те также уснули. Мертвецы налетели как ветер. Их небольшой отряд двигался быстрее, чем армия, ушедшая на восток, и целью её было собрать как можно больше тел.

Вопли и крики подняли Олега на ноги, и он, прихватив плащ, который ему отдал из седельной сумки найденного скакуна Всеволод, побежал во тьму.

Свой бег Олег умерил только когда солнце начало восходить над деревьями. Он остался один и брёл по незнакомому лесу, периодически подбирая то тут, то там перезрелые ягоды.

Олег дал себе отдохнуть около ручья. Когда он пил, то увидел себя в отражении воды и ужаснулся. Из ручья на него смотрело измождённое лицо, всё в синяках и ссадинах. Не так его потрепал бой, как попытка убежать от немертвого врага.

Вся злоба, весь стыд и вся усталость вдруг хлынули из него потоком слёз. Он плакал и плакал, пока солнце не встало в зенит. Наконец, когда он почувствовал, что слёзы больше не льются, он умылся, напился так, чтоб не чувствовать голода, и пошёл, чтоб солнце светило ему в спину.

Итак, Олег проснулся на плаще во вторую ночь. Сначала ему казалось, что во тьме кричат птицы, но затем он понял, что это далёкий женский крик. Поднявшись и накинув на себя плащ, он осторожно начал красться на звук и вышел к дороге.

На противоположной стороне на дереве сидела женщина и истошно кричала, прижимая к себе ребёнка лет пяти. Под деревом лежал мужчина и горел. Видимо он сделал сам из себя костёр, зажгя хворост под своими ногами, чтоб выиграть для женщины больше времени. Рядом с образовавшимся костром послушно стояли три мертвеца и ждали, когда он догорит.

Чуть дальше по дороге стояла телега с впряжёнными в неё двумя лошадьми. Олег сначала дёрнулся в сторону кобыл, с мыслью, что пока мертвецы заняты, он сможет отпрячь одну из них, и у него будет на чём ускакать. Но сомнение его остановило.

Несколько мгновений он просто стоял и смотрел на то, как горит под деревом огонь. Его мучила совесть, та же совесть, что заставила проплакать его всё утро. Он понимал, что оставь в беде эту женщину и её дитя, он уже никогда не сможет вернуться домой.

Было под этой луной что-то более страшное для Олега, чем мертвецы, и это была его собственная совесть. Он не хотел и не мог жить вечно с этим зудящим чувством, а отказаться от него было всё равно, что потерять часть человечности, предать своих предков.

Олег вздохнул.

— Я должен был быть мёртв, — тихо сказал он себе. — Что ж, пришло время это исправить.

С ним был его меч. Хоть ножны он давно потерял, меч был заткнут за пояс. Вынув его Олег кинулся на мертвецов.

Из-за крика женщины, звучавшего для них как музыка, мертвецы не услышали топот Олега, когда тот бежал через дорогу. Пинком в поясницу один из мертвецов был сбит в огонь, второму, ещё не понявшему что произошло, Олег срубил голову. Одежда упавшего в костер загорелась, и он стал кататься по земле истошно вопя своим нечеловеческим низким голосом. Третий кинулся на Олега, высоко подняв меч, близость огня отвлекала мертвеца, и поэтому он был менее расторопен, чем обычно.

Олег нырнул под его правую руку и нанёс удар в бок противнику. Это не заставило мертвеца даже поморщиться. Он развернулся к Олегу, готовый к битве, но живой оказался хитрее. Воспользовавшись моментом, он атаковал мертвеца диагональным ударом. Противник заблокировал меч Олега своим ударом, и их мечи скрестились. Это и нужно было Олегу. Схватив лезвие своего меча левой рукой, он стал теснить противника своим весом. Тело мертвеца было легче тела Олега и мертвец попятился. Он попытался позволить Олегу соскользнуть с меча, изменив точку приложения силы, и меч Олега пошёл по лезвию меча мертвеца. В момент, когда крестовина меча упёрлась в лезвия меча противника, Олег вложил всё остервенение в толчок. И мертвец полетел в огонь.

Лезвие, конечно, порезало руку Олега. Но левая его рука была в перчатке, а лезвие уже успело затупиться, поэтому рана на руке была поверхностна.

Олег добил и первого, и второго горящего мертвеца, нашёл большую палку и отодвинул костёр с пожертвовавшим собой мужчиной в сторону.

Женщина, держа за рубаху ребенка, отдала его Олегу и спустилась сама. Она чуть задержалась рядом с горящим телом мужчины.

— Их должно быть больше, и они рядом, — поторопил её Олег.

***

Женщина молчала, молчал и её ребенок. Олег вёл телегу по тёмной дороге, но лошади даже не спотыкались, видно были из этих мест и хорошо знали каждую кочку.

— Спасибо, — тихо проговорила женщина.