Поход Проклятых Королей

ГЛАВА 29. Как стать Ханом





Конь под Салманом нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Барай назначил главным именно этого своего брата только потому, что не видел в нём угрозы. Он знал, что Салмана в его десятитысяче не очень уважают. Из всех его братьев Салман был самым рассудительным и спокойным. То есть не обладал теми качествами, которые считались в созданной Бараем среде основополагающими, как то жестокость, вспыльчивость, дикий нрав. Барай Хан справедливо полагал, что при Салмане будет твориться хаос и неразбериха. Никто не будет ему подчиняться. Поэтому, если даже Барай вернётся ни с чем, по его разумению, его должны были встретить с распростёртыми объятиями и просить вернуться к правлению, так как порядку в его армии нет.

И сначала Салман действовал в точности, как желал того Барай. Его мягкая рука не могла удержать тысячников и сродников от междоусобиц и нарушений дисциплины в армии. Пару раз своими действиями тысячники высказывали своё неуважение Салману. И тот проглатывал обиды, но не забывал. Когда он был всего лишь управляющим обозом Барай Хана, ему не надо было иметь дело с дикими и своенравными воинами авангарда. Хотя обоз тоже иногда приходилось отбивать, люди в нём были спокойные и не амбициозные. Но теперь всё изменилось. Салман с каждым днём чувствовал себя всё более взбешённым. За последние десять дней он стал как сжатая пружина, находящаяся на грани того, чтобы треснуть.

— Ты не указ мне, — проговорил Усман, сплюнув на пол. — Мы следуем за сильным, а я здесь самый сильный и делаю то, что хочу и беру то, что считаю нужным.

— Ты всего лишь невоспитанный мальчишка, который не знает своего места, — спокойно проговорил Салман.

— Не тебе указывать мне на моё место, плешивый шакал, — отозвался Усман.

Повисла тишина. Присутствующие ждали, что прямо сейчас Салман начнёт вопить и требовать повесить Усмана. Такого проявления слабости от Салмана ждали давно. Сам Салман бушевал и безуспешно пытался потушить в себе огонь. Он не хотел, чтоб Усмана казнили, он хотел сам убить его.

— Сейчас, мы сойдёмся на лошадях, — спокойно сказал он.

— Мне? С тобой? — скривился Усман.

— Если ты боишься боя, то может разгребать конский навоз тебе больше понравиться? — кивнул Салман. — Я готов простить твою дерзость, если ты перекидаешь в тачку всё, что навалили лошади вокруг стоянки, и отвезёшь подальше.

— Сегодня ты умрёшь, плешивый шакал, — прошипел Усман и вышел из шатра.

Салман поднялся. Откровенно говоря, ему было всё равно умрёт он или нет. За последние десять дней он понял, что проклятый Барай припёр его к стенке. И теперь у него лишь два пути: либо начать убивать, либо сломаться и быть поруганным и убитым.

Когда лошади понеслись друг на друга, Салман постарался успокоить свой внутренний огонь. И хотя, тот всё ещё горел невыносимо жарко, он смог обуздать его на мгновение.

Салман никогда не видел, как сражался Усман. Поэтому он решил не торопить события и посмотреть, что будет.

Усман занёс меч, и в этом движении Салман угадал хлёсткий диагональный удар. Но также Салман, который был отнюдь не дураком, понял, что это лишь обманный манёвр. Расчёт Усмана был прост: когда Салман, которому безусловно не хватит духу на первый удар, решит отбить его замах, он резко изменит хват своего ятагана и нанесёт удар вдоль спины лошади. Если даже Салман заблокирует удар, сила вышибет его из седла, и Усман затопчет упавшего лошадью. На поле брани молодому воину удавалось такое проделать не раз, и он был уверен, что воин обоза не сможет ему ничего противопоставить. Однако, Усман тоже не видел, как сражался Салман.

В последний момент Салман понял старую как мир уловку противника. Он сам выставил свой ятаган, как будто собирается парировать выпад Усмана. Но как только тот дёрнулся, чтобы рассечь Салмана надвое чуть выше нижних рёбер, Салман откинулся в седле и, слегка съехав на право, удержался в стременах. Все произошло так быстро, что Усман не успел сменить траекторию своего оружия и не смог даже оцарапать лошадь. Когда противник остался позади, Усман развернул лошадь. Манёвр Салмана также был не нов, но от такого тюфяка как он, Усман не ожидал уловки. Теперь он был готов к новой встрече с противником.

Взгляд Усмана встретился со взглядом Салмана. Последний ухмылялся. Усман хотел было выкрикнуть оскорбление, но, когда попытался набрать воздух в лёгкие, почувствовал, что от боли у него помутилось в глазах.

Салман наблюдал, как его обидчик медленно сползает с седла. В момент, когда Усман промахнулся по Салману, тот успел тыкнуть его в бок остриём ятагана. Лезвие прошло достаточно глубоко и, судя по хлеставшей из Усмана крови, весьма удачно.

Когда противник Салмана упал на землю, он сам спешился и неспешно подошёл к Усману. Тот прерывисто дышал. Салман поднял его за волосы и, усадив его на землю, нанёс удар ятаганом по шее. Удар получился сильным, но лезвие лишь вошло в шею, а не отрубило голову. Весь свой гнев Салман вкладывал в каждый последующий удар. Наконец, после четвёртого удара, ему удалось отделить голову.

Подойдя к наблюдавшим за ними свите и сотникам, он отдал своему писарю голову с наказом: "Посади на пику перед моим шатром, повесь табличку, что он плевался в моём присутствии на землю".

Кем бы не был вчера Салман. Сегодня он стал Ханом.





ГЛАВА 30. Ашая из Немезины





На закате солнца Ашая прибыла во дворец. Наблюдая за ней, Асатесса не смогла сдержать улыбки. Маленькая, с несуразно большой головой, Ашая шла среди стражи, похожая на ребёнка среди атлантов. Асатесса даже подумала, что с тем злобным выражение лица, с которым шла Ашая, она похожа не на ребёнка, а на маленькую собачку, среди огромных пастушьих и сторожевых собак. То и дело на Ашаю спускались взгляды гвардейцев, на мгновение в них вспыхивало некая смесь презрения и жалости к этому неказистому существу. Но вся гвардия знала, что Ашая — любимая сестра Асатессы, с которой они вместе росли. И взгляд тут же поднимался вверх, на прежнее место перед собой.

Когда-то давно дома их родителей располагались на одном склоне горы. Они часто играли вместе днём и проводили вечера то у одной, то у другой. Асатесса росла как дикая кошка: она была сильна и грациозна, знала, когда отступить, и знала, когда следует преследовать добычу. Она была прирождённым дипломатом и властительницей, гибкой и властной. Ашая же была полной противоположностью: она была бескомпромиссной, шла всегда напрямик, постоянно сомневалась в себе и постоянно себя испытывала. Она была маленького роста не только из-за того, что родители были невысоки, но и из-за того что в детстве её часто донимала хворь. Врачеватель часто предсказывал, что она не доживёт до рассвета, но уже на следующий день Ашая вставала. Она обладала, несмотря на своё хилое здоровье, огромной силой воли. Ни травмы, ни болезни не останавливали её. Иногда Асатесса размышляла, глядя на Ашаю, как та умудряется игнорировать свою слабость.

Когда Ашая узнала, что именно Асатесса станет заложницей Белиала, она очень расстроилась. Тогда она сказала Асатессе, что станет самым искусным воином в серных горах и призовёт Белиала к ответу.

Отец Ашаи, по просьбе дочери, пригласил к себе в дом одного из великих воинов народа чинис. Но тот, даром что прославился, никогда не понимал, как можно драться по-другому, чем используя грубую силу. Он был огромен как боров-переросток и знал только одну тактику. Стоит ли говорить, что он не добился от Ашаи результатов. Но его тренировки не прошли даром. Именно терпя его требования и видя его недовольство тем, что даже с разбегу Ашае не удаётся вложить достаточно силы в удар, последняя поняла, что её подход к жизни не всегда приносит плоды. А вот её учитель так ничего и не понял и вскоре снова отправился на поиски приключений, последний раз в своей жизни.

Тогда Ашая попросила дать ей наставника-мага. Отец пригласил одного такого в дом. Но и тут Ашае не повезло с учителем. Магистр магии серы и пламени был посредственным собирателем техник и секретов. В своём ремесле он не экспериментировал. Он просто собирал и зазубривал приёмы и решения магии, не сильно вдаваясь в происхождение тех сил, к которым он обращался. У Ашаи не получалась и магия. Её просто бесила необходимость заучивать огромные тексты наизусть, без объяснения их смысла. Поэтому, когда Магистр обучил ученицу чтению магических книг, она стала саботировать его занятия, проводя всё своё время в библиотеке деда, который собрал множество трактатов у себя, когда сам мечтал обучиться и стать магом. Оскорблённый таким отношение ученицы, Магистр удалился. Но он уже не был нужен Ашае. Та имела всё необходимое, чтобы самой понять нужные ей вещи. Асатесса с тех пор не часто видела свою сестру и лучшую подругу. Та пропадала и предпочитала учиться в одиночестве.

Но всякому секрету приходит конец. Однажды, когда отец Асатессы пригласил весь клан на праздник, гостем на него пришёл и знакомый Ашае Магистр. Ашая услышала, как сначала, нелестно отозвавшись о её способностях, бывший учитель сказал её отцу, что наверняка из Ашаи получится замечательная жена. И Ашая вскипела.

— Как смеешь, ты — ничтожество, указывать на мою судьбу в жизни! — с этими словами Ашая залепила Магистру пощёчину.

— Что ты позволяешь себе, девочка! — вскричал Магистр. — Ты не воин и ты не маг, кем ты вообще можешь стать?


— Я могу стать твоим страхом и стыдом, — процедила Ашая.

— Я не могу принять вызов, — ответил Магистр. — Ты — дитя, и не ровня мне.

В ответ Ашая схватила вилку со стола. И Магистр побледнел, когда та начала плавиться. Раскалённое железо потекло по коже Ашаи, не причиняя ей никаких ожогов и даже боли.

— Сейчас, во дворе, — процедила Ашая и стряхнула с пальцев металл.

Они стояли напротив друг друга, и Магистр сделал первый пас руками. Рядом с ним вырос огромный голем размером в двух высоких мужчин, когда один стоит на плечах у другого. Голем пылал красными жилами, пробивающимися сквозь камень. Эту технику Магистр не показывал никому из своих учеников, приберегая всё самое впечатляющее для себя. Ашая улыбнулась. Резким движением она окропила землю рядом с собой какой-то жидкостью, и твердь разверзлась. Из расщелины полез настоящий демон преисподни: огромный, в два раза больше, чем голем Магистра. Рога твари были в локоть длинной, голова была похожа на череп, объятый пламенем, из жил раскалённой магмы, испещривших тело, вырывались языки пламени.

Одним ударом демон Ашаи сокрушил голема Магистра. Творение бывшего учителя исчезло в пыли и осколках моментально остывающих камней. Магистр упал и заскулил от страха, когда в него полетели камни от его же создания, и всё вокруг застлало пылью. Но когда крошка от поверженного голема осела, демон Ашаи исчез, как будто его и не было. Бывшая ученица стояла одна и смотрела на Магистра с презрением. Не говоря ни слова, она ушла в дом.

— Ты призвала меня сестра? — прервала размышления Асатессы Ашая.

— Да, дорогая, — прогнав свои воспоминания, ответила Асатесса. — Я хотела узнать, как ты теперь живешь и поговорить с тобой о делах.

— Я живу хорошо, Повелительница, — слегка поклонилась Ашая. — После того, как мои способности стали очевидны, мне отдали в распоряжение свой дом и немного прислуги по моему выбору. Дом небольшой, но там есть место для моей библиотеки, чего мне вполне достаточно. К тому же он расположен как можно дальше на земле отца от его дома, что позволяет мне воплощать самые смелые из моих экспериментов вдали от родных, которые могут пострадать по моей вине.

— То есть тебя отослали подальше, — кивнула Асатесса.

— Пусть так, — подняла глаза Ашая. — Но это полностью меня устраивает.

Асатесса улыбнулась. Она рассматривала Ашаю всё то время, что она говорила, и заметила у неё на голове небольшие рожки, признак выдающихся достижений в области магии серы и пламени.

— А не хотела бы ты, моя сестра, попрактиковать магию вдали от дома? — предложила Асатесса.

— Ты прогоняешь меня с гор? — подняла одну бровь Ашая.

— Нет, — снова улыбнулась Властительница. — Я предлагаю тебе службу.

— Как пожелает новая Повелительница Серных гор, — слегка кивнула Ашая.

— Я спрашиваю твоё желание, — с лёгким раздражением ответила Асатесса.

— Я могу читать мои книги и призывать демонов даже в тесной комнатушке в башне, — ответила Ашая. — Единственное, что я бы просила мою Повелительницу, сестру и подругу, чтобы она, принимая меня на службу, не дала моим талантам зачахнуть без достойного использования.

— Ничего такого, — покачала головой Асатесса. — Дело крайне важное для государства, деликатное и опасное. Мне надо, чтобы ты отправилась на север…





ГЛАВА 31. По реке в обе стороны





Ганс лежал на столе из обсидиана, где-то в глубине зала Вечный Господин читал свои заклинания на давно сгинувшем во мраке времен языке. Роксана и Кольгрима работали с телом Барона.

Перед Роксаной стояли три таза с отварами. Жидкость в одном из них была жгуче оранжевого цвета, в другом — светло-розового, а последний был наполнен тёмно-синей тягучей субстанцией. Алхимик смачивал бинты по разу в каждом из отваров и затем, повернувшись к столу, оборачивал ими насквозь прогнившую руку. После каждого мотка, помогавшая рядомКольгрима читала заклинание и перстнем, с железным когтем, брала чуть ало-красной жидкости из пузырька в форме черепа, после чего наносила письмена поверх бинта.

Ганс был опоен травами Роксаны и в бреду метался, иногда звал на помощь, иногда засыпал, а потом вновь открывал глаза и бессвязно разговаривал с потолком. Периодами он в своих разговорах переходил на тот же язык, на котором сейчас бормотал Вечный Господин. И они в унисон распевали гимны погубивших себя империй.

Гансу казалось, что он плывёт в темноте. Он не видел ничего, только душная склизкая тьма сдавливала его грудь. Затем Барон понял, что лежит в лодке, которая плывёт во тьме. Вода вокруг судёнышка пахнет едким маслом. Ганс был в портах и знал, что точно такой же жидкостью западные мореплаватели обычно просмаливают свои факелы. На корме лодки стоял огромный, похожий на Вечного Господина мертвец. Только этот был на пару голов выше и в несколько раз крупнее. Одет он был в чёрный, как смоль, плащ, что едва колыхался над этим мёртвым морем. Его костлявые руки медленно вели руль в сторону.

— Куда мы плывём? — спросил Ганс.

— Уже обратно, — пророкотал мертвец.

— Почему?

— Тебя позвали, и ты вернёшься, — после некоторой паузы сообщил лодочник.

— Это хорошо? — скорее спросил, чем утвердил Ганс.

— Это очень плохо, — поступил ответ. — Всегда было и всегда будет.

— Почему?

— Люди делятся на бедных, богатых, добрых, злых, весёлых, грустных, умных и дураков. С миром всё в порядке пока нет способа вернуться и пока всему есть конец. Но когда есть способ жить вечно, порядка не будет. Мёртвые буду беспокоить живых. Будет существовать вечное богатство, злоба, грусть и глупость.

— Но ведь возможна и вечная доброта? — попытался возразить Ганс.

— Нет, — отрезал лодочник. — Добро от зла очень часто отличают лишь методы. Та цена, что платиться за вечную жизнь, не подъёмна для доброты, бедности и ума. Надо быть безумным, либо злым, либо идиотом, а иногда все вместе, чтобы даровать себе и окружающим вечное существование.