Похитители снов
Часть 25 из 81 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А где Адам?
– Потом заедем за ним.
– А Ной?
Ронан ответил:
– Там же, где Кабесуотер.
Ганси поморщился.
– Очень мило, Ронан, – с досадой произнесла Блу.
Оставив дверь открытой, она зашла в дом и крикнула:
– Мама! Я еду с мальчиками… что-то делать!
Пока они ждали, Ганси повернулся к Ронану:
– Позволь, я выскажусь предельно ясно: знай я какое-нибудь другое место, где мы могли бы похоронить эту тварь, не боясь, что ее обнаружат, мы бы отправились туда. Сомневаюсь, что ехать в Амбары – хорошая идея, и я, во всяком случае, предпочел бы, чтобы ты с нами не ездил. Это так, к сведению.
– Какого рода «что-то»? – отозвалась в доме Мора.
– Отлично, чувак, – сказал Ронан. Даже эти слова были насыщены электричеством. Доказательство того, что Ганси не мерещилось. – Я рад, что ты высказался.
Ронан ни за что не отказался бы съездить в Амбары.
– ЧТО-ТО МЕРЗКОЕ! – крикнула Блу.
Она вернулась на крыльцо; ее костюм практически не изменился, однако к нему прибавились легинсы и зеленые резиновые сапоги.
– Что мы, кстати, собираемся делать?
«Домой, – подумал Ронан. – Я еду домой».
– Ну… – медленно произнес Ганси, когда раздался новый раскат грома. – Незаконное заключается в том, что мы едем в семейные владения Ронана, а ему это запрещено.
Ронан сверкнул зубами.
– А мерзкое – в том, что нам предстоит похоронить труп.
Ронан не бывал в Амбарах больше года, даже во сне.
Всё было, как в бесчисленные летние вечера, которые он прекрасно помнил. Два каменных столба, увитых плющом, спутанные кусты, стеной окружавшие дом, склонившиеся друг к другу дубы по обе стороны разбитой гравиевой дорожки. Мрачное небо над головой окрашивало всё в зеленые и черные тона. Деревья и тень, жизнь и загадка. Целью было с самого начала создать атмосферу уединенности. Замкнутости.
Когда они катили по подъездной аллее, по стеклам «БМВ» барабанил дождь. Гремел гром. Ронан направил машину через гребень холма, сквозь дубовую рощу, за крутой поворот – и вот открылся широкий пологий спуск, чисто-зеленый, окруженный деревьями. Некогда на этих пастбищах кормился скот всех цветов и размеров. Эти коровы, прекрасные, как сказочные животные, по-прежнему населяли сны Ронана, хотя паслись они на куда более странных полях. Он задумался, что сталось с настоящим стадом.
Блу и Адам, сидевшие сзади, вытянули шеи, глядя на приближающийся дом. Он был уютным и не особо поражал воображение – просто ферма, которая достраивалась каждые несколько десятилетий. В память врезались именно пресловутые амбары, разбросанные по пропитанным влагой холмам – белые как мел, под жестяной крышей. Одни еще стояли, другие уже рухнули. Одни представляли собой длинные и узкие хлева, другие – широкие сеновалы, увенчанные остроконечными куполами. Среди них были старинные каменные постройки и современные сараи с плоскими крышами, похожие на мастерские, всё еще зловонные козьи загоны и давно опустевшие собачьи вольеры. Они усеивали поля, словно росли из них; маленькие теснились, как грибы, большие стояли враздробь.
Над ними висело тревожное небо, огромное, лиловое от дождя. Все цвета здесь казались глубже, лучше, правдивее. Это и было настоящее, а прошлый год был сном.
В доме светилось только одно окно – горела лампа в гостиной. Она никогда не гасла.
«Я правда здесь?» – подумал Ронан.
Конечно, он скоро проснется и обнаружит себя в изгнании на Монмутской фабрике, или на заднем сиденье собственной машины, или на полу возле кровати Адама, в комнатушке неподалеку от церкви Святой Агнессы. В гнетущем грозовом свете Амбары были такими зелеными и прекрасными, что Ронана замутило.
В зеркальце заднего вида он мельком заметил Адама, с сонным и болезненным лицом, а затем Блу, которая прижимала пальцы к стеклу, словно хотела притронуться к сырой траве.
Парковка пустовала, сиделки не было видно. Ронан оставил машину под сливой, увешанной нетронутыми плодами. Некогда ему приснилось, что он съел одну сливу, и она взорвалась в нем изнутри. Был и другой сон, когда фрукт начал кровоточить, и к нему, как на приманку, собрались разные твари – сладко пахнущие паразиты, – а потом пробрались Ронану под кожу.
Когда Ронан открыл дверь, машину немедленно наполнил запах дома – сырая земля, зеленые стены, заплесневелый камень…
– Прямо как другая страна, – заметила Блу.
Это и была другая страна. Страна юности. Страна, где умираешь, не успев состариться. Когда они вылезли из машины, их ноги погрузились в мягкий летний торф рядом с гравиевой дорожкой. Дождь путался в волосах. Капли бормотали среди листвы, и этот шум становился всё громче.
Красоту Амбаров не могло омрачить даже сознание того, что именно здесь Ронан обнаружил труп отца – и он нашел его именно возле этой машины. Как и Монмутская фабрика, Амбары совершенно преобразились в изменчивом свете. На убитого он наткнулся холодным темным утром, а сейчас был растрепанный пасмурный день. Поэтому воспоминание осталось лишь короткой мыслью, скорее информативной, чем эмоциональной.
В реальности лишь одно имело значение: он приехал домой.
Как же ему хотелось здесь остаться.
Через несколько минут, стоя перед открытым багажником, они поняли, что ни Ганси, ни Ронану не хватило предусмотрительности. Никто не взял лопату.
– Эйнштейн? – позвал Ронан, обращаясь к Адаму.
– Сарай? – отозвался тот, приходя в себя. – Инструменты?
– Да. Идите сюда.
Перебравшись через черный забор из четырех досок, они зашагали через поле к одному из больших амбаров. Атмосфера поощряла тишину. Адам слегка ускорил шаг и поравнялся с Блу, но оба молчали. Сидя на плече у Ронана, Бензопила хлопала крыльями, чтобы удержаться. Она – его сон – росла и тяжелела. Ганси, шагавший рядом с Ронаном, наклонил голову от дождя. Лицо у него было задумчивое. Он уже много раз ходил этим путем.
Сколько раз тут ходил Ронан? Год назад, пять лет назад.
Ронан ощутил прилив ярости в адрес Диклана, исполнителя отцовского завещания. Отца он вернуть не мог; вероятно, не мог вернуть и мать. Но если бы ему позволялось сюда приезжать… да, это было бы иначе, чем раньше, но он бы хоть не мучился.
Бензопила первой услышала странный звук. Она сказала:
– Крек.
Ронан остановился.
– Что это? – спросил он.
Метрах в десяти от них, посреди зелени, лежал гладкий коричневый предмет. Высотой примерно по пояс, похожий на камень.
Блу с сомнением спросила:
– Это… корова?
Как только она это сказала, стало очевидно, что перед ними действительно была корова, которая лежала, как обычно лежит скот во время дождя. Очевидно, одна из тех коров, которые паслись здесь раньше, до того как умер Ниалл Линч. Ронан только не мог понять, почему она всё еще оставалась в поле.
Адам скривился.
– Она мертвая?
Обойдя животное вокруг, Ронан указал на медленно вздымавшийся коровий бок. Он увидел изящную морду и влажные ноздри. Огромные черные глаза были полуприкрыты. Ронан и Бензопила нагнулись, одинаково склонив головы набок. Когда Ронан помахал рукой перед глазами коровы, та не шевельнулась.
– Non mortem, – произнес он, прищурившись. – Somni fratrem.
– Что? – шепотом спросила Блу.
Адам перевел:
– Это не смерть, а ее брат, сон.
Ганси, с недобрым проблеском в глазах, посоветовал:
– Ткни ей в глаз.
– Ганси! – шикнула Блу.
Ронан не стал тыкать корове в глаз. Он провел пальцем по мягким неподвижным ресницам. Ганси поднес ладонь к коровьей морде.
– Она дышит.
Подойдя ближе, Блу погладила нос коровы. На влажной шкуре остался темный след.
– Бедняжка. Как ты думаешь, что с ней такое?
Ронан сомневался, что корове плохо. Она не выглядела больной, помимо того что не двигалась. От нее не пахло смертью. И Бензопила не казалась встревоженной сверх обычного, хотя и прижалась к виску Ронана, словно требуя не спускать ее на землю рядом с коровой.
– Есть какая-то метафора для обозначения американской публики, – мрачно пробормотал Ганси, – но сейчас я не могу ее припомнить.
Блу предложила:
– Давайте просто пойдем дальше, пока я не успела возненавидеть этого человека.
Они оставили корову позади и зашагали к самому большому сараю. Массивная дверь была изъедена червями и сгнила снизу, металл по краям заржавел.
Ронан взялся за неровную поверхность дверной ручки. Чисто по привычке его ладонь запомнила это ощущение. Не образ, только ощущение – фактуру, форму, температуру металла, всё, что было нужно, чтобы перенести предмет из сна в реальность.
– Подождите, – подозрительно сказал Адам. – Чем это пахнет?
– Потом заедем за ним.
– А Ной?
Ронан ответил:
– Там же, где Кабесуотер.
Ганси поморщился.
– Очень мило, Ронан, – с досадой произнесла Блу.
Оставив дверь открытой, она зашла в дом и крикнула:
– Мама! Я еду с мальчиками… что-то делать!
Пока они ждали, Ганси повернулся к Ронану:
– Позволь, я выскажусь предельно ясно: знай я какое-нибудь другое место, где мы могли бы похоронить эту тварь, не боясь, что ее обнаружат, мы бы отправились туда. Сомневаюсь, что ехать в Амбары – хорошая идея, и я, во всяком случае, предпочел бы, чтобы ты с нами не ездил. Это так, к сведению.
– Какого рода «что-то»? – отозвалась в доме Мора.
– Отлично, чувак, – сказал Ронан. Даже эти слова были насыщены электричеством. Доказательство того, что Ганси не мерещилось. – Я рад, что ты высказался.
Ронан ни за что не отказался бы съездить в Амбары.
– ЧТО-ТО МЕРЗКОЕ! – крикнула Блу.
Она вернулась на крыльцо; ее костюм практически не изменился, однако к нему прибавились легинсы и зеленые резиновые сапоги.
– Что мы, кстати, собираемся делать?
«Домой, – подумал Ронан. – Я еду домой».
– Ну… – медленно произнес Ганси, когда раздался новый раскат грома. – Незаконное заключается в том, что мы едем в семейные владения Ронана, а ему это запрещено.
Ронан сверкнул зубами.
– А мерзкое – в том, что нам предстоит похоронить труп.
Ронан не бывал в Амбарах больше года, даже во сне.
Всё было, как в бесчисленные летние вечера, которые он прекрасно помнил. Два каменных столба, увитых плющом, спутанные кусты, стеной окружавшие дом, склонившиеся друг к другу дубы по обе стороны разбитой гравиевой дорожки. Мрачное небо над головой окрашивало всё в зеленые и черные тона. Деревья и тень, жизнь и загадка. Целью было с самого начала создать атмосферу уединенности. Замкнутости.
Когда они катили по подъездной аллее, по стеклам «БМВ» барабанил дождь. Гремел гром. Ронан направил машину через гребень холма, сквозь дубовую рощу, за крутой поворот – и вот открылся широкий пологий спуск, чисто-зеленый, окруженный деревьями. Некогда на этих пастбищах кормился скот всех цветов и размеров. Эти коровы, прекрасные, как сказочные животные, по-прежнему населяли сны Ронана, хотя паслись они на куда более странных полях. Он задумался, что сталось с настоящим стадом.
Блу и Адам, сидевшие сзади, вытянули шеи, глядя на приближающийся дом. Он был уютным и не особо поражал воображение – просто ферма, которая достраивалась каждые несколько десятилетий. В память врезались именно пресловутые амбары, разбросанные по пропитанным влагой холмам – белые как мел, под жестяной крышей. Одни еще стояли, другие уже рухнули. Одни представляли собой длинные и узкие хлева, другие – широкие сеновалы, увенчанные остроконечными куполами. Среди них были старинные каменные постройки и современные сараи с плоскими крышами, похожие на мастерские, всё еще зловонные козьи загоны и давно опустевшие собачьи вольеры. Они усеивали поля, словно росли из них; маленькие теснились, как грибы, большие стояли враздробь.
Над ними висело тревожное небо, огромное, лиловое от дождя. Все цвета здесь казались глубже, лучше, правдивее. Это и было настоящее, а прошлый год был сном.
В доме светилось только одно окно – горела лампа в гостиной. Она никогда не гасла.
«Я правда здесь?» – подумал Ронан.
Конечно, он скоро проснется и обнаружит себя в изгнании на Монмутской фабрике, или на заднем сиденье собственной машины, или на полу возле кровати Адама, в комнатушке неподалеку от церкви Святой Агнессы. В гнетущем грозовом свете Амбары были такими зелеными и прекрасными, что Ронана замутило.
В зеркальце заднего вида он мельком заметил Адама, с сонным и болезненным лицом, а затем Блу, которая прижимала пальцы к стеклу, словно хотела притронуться к сырой траве.
Парковка пустовала, сиделки не было видно. Ронан оставил машину под сливой, увешанной нетронутыми плодами. Некогда ему приснилось, что он съел одну сливу, и она взорвалась в нем изнутри. Был и другой сон, когда фрукт начал кровоточить, и к нему, как на приманку, собрались разные твари – сладко пахнущие паразиты, – а потом пробрались Ронану под кожу.
Когда Ронан открыл дверь, машину немедленно наполнил запах дома – сырая земля, зеленые стены, заплесневелый камень…
– Прямо как другая страна, – заметила Блу.
Это и была другая страна. Страна юности. Страна, где умираешь, не успев состариться. Когда они вылезли из машины, их ноги погрузились в мягкий летний торф рядом с гравиевой дорожкой. Дождь путался в волосах. Капли бормотали среди листвы, и этот шум становился всё громче.
Красоту Амбаров не могло омрачить даже сознание того, что именно здесь Ронан обнаружил труп отца – и он нашел его именно возле этой машины. Как и Монмутская фабрика, Амбары совершенно преобразились в изменчивом свете. На убитого он наткнулся холодным темным утром, а сейчас был растрепанный пасмурный день. Поэтому воспоминание осталось лишь короткой мыслью, скорее информативной, чем эмоциональной.
В реальности лишь одно имело значение: он приехал домой.
Как же ему хотелось здесь остаться.
Через несколько минут, стоя перед открытым багажником, они поняли, что ни Ганси, ни Ронану не хватило предусмотрительности. Никто не взял лопату.
– Эйнштейн? – позвал Ронан, обращаясь к Адаму.
– Сарай? – отозвался тот, приходя в себя. – Инструменты?
– Да. Идите сюда.
Перебравшись через черный забор из четырех досок, они зашагали через поле к одному из больших амбаров. Атмосфера поощряла тишину. Адам слегка ускорил шаг и поравнялся с Блу, но оба молчали. Сидя на плече у Ронана, Бензопила хлопала крыльями, чтобы удержаться. Она – его сон – росла и тяжелела. Ганси, шагавший рядом с Ронаном, наклонил голову от дождя. Лицо у него было задумчивое. Он уже много раз ходил этим путем.
Сколько раз тут ходил Ронан? Год назад, пять лет назад.
Ронан ощутил прилив ярости в адрес Диклана, исполнителя отцовского завещания. Отца он вернуть не мог; вероятно, не мог вернуть и мать. Но если бы ему позволялось сюда приезжать… да, это было бы иначе, чем раньше, но он бы хоть не мучился.
Бензопила первой услышала странный звук. Она сказала:
– Крек.
Ронан остановился.
– Что это? – спросил он.
Метрах в десяти от них, посреди зелени, лежал гладкий коричневый предмет. Высотой примерно по пояс, похожий на камень.
Блу с сомнением спросила:
– Это… корова?
Как только она это сказала, стало очевидно, что перед ними действительно была корова, которая лежала, как обычно лежит скот во время дождя. Очевидно, одна из тех коров, которые паслись здесь раньше, до того как умер Ниалл Линч. Ронан только не мог понять, почему она всё еще оставалась в поле.
Адам скривился.
– Она мертвая?
Обойдя животное вокруг, Ронан указал на медленно вздымавшийся коровий бок. Он увидел изящную морду и влажные ноздри. Огромные черные глаза были полуприкрыты. Ронан и Бензопила нагнулись, одинаково склонив головы набок. Когда Ронан помахал рукой перед глазами коровы, та не шевельнулась.
– Non mortem, – произнес он, прищурившись. – Somni fratrem.
– Что? – шепотом спросила Блу.
Адам перевел:
– Это не смерть, а ее брат, сон.
Ганси, с недобрым проблеском в глазах, посоветовал:
– Ткни ей в глаз.
– Ганси! – шикнула Блу.
Ронан не стал тыкать корове в глаз. Он провел пальцем по мягким неподвижным ресницам. Ганси поднес ладонь к коровьей морде.
– Она дышит.
Подойдя ближе, Блу погладила нос коровы. На влажной шкуре остался темный след.
– Бедняжка. Как ты думаешь, что с ней такое?
Ронан сомневался, что корове плохо. Она не выглядела больной, помимо того что не двигалась. От нее не пахло смертью. И Бензопила не казалась встревоженной сверх обычного, хотя и прижалась к виску Ронана, словно требуя не спускать ее на землю рядом с коровой.
– Есть какая-то метафора для обозначения американской публики, – мрачно пробормотал Ганси, – но сейчас я не могу ее припомнить.
Блу предложила:
– Давайте просто пойдем дальше, пока я не успела возненавидеть этого человека.
Они оставили корову позади и зашагали к самому большому сараю. Массивная дверь была изъедена червями и сгнила снизу, металл по краям заржавел.
Ронан взялся за неровную поверхность дверной ручки. Чисто по привычке его ладонь запомнила это ощущение. Не образ, только ощущение – фактуру, форму, температуру металла, всё, что было нужно, чтобы перенести предмет из сна в реальность.
– Подождите, – подозрительно сказал Адам. – Чем это пахнет?