Пограничные полномочия

Четверо или пятеро столпившихся вокруг нас продолжают любезно безмолвствовать, не двигаясь с места. Том немигающе пялится на меня и, опустив плечи, поджимает губы.

А потом я хватаюсь за голову. Натурально: наклоняюсь вперёд, почти упираясь локтями в колени, и обеими руками вцепляюсь себе в волосы на висках. Рвать их, конечно, не собираюсь, потому что нисколько не чувствую вины в очередном витке развития событий по-мирабилиански…

– Ваня…

– Ну что?! – неохотно расстаюсь с исступлённой позой, разогнувшись и опершись о какое-то подобие декоративной колонны прямо в пропускающем свет материале внешней стены. – У тебя же есть налаженный канал – вот и продолжай сквозь него капать мне на мозги молча!

– Ты его отключил.

И правда. Несуразная система. Если хочется выдать кому-то затрещину – это срабатывает как закрытие диалога.

– Ну?

– Ну… – оглядывается в поисках способа разрядить диалог и улыбается худощавой женщине средних лет с тонкими изогнутыми губами и бровями – притягивает её за локоть, выставляя прямо перед собой. – Это Оя. Я обещал познакомить.

– Хронический оппонент?

– Да, – ещё сильнее изогнув излучину рта в улыбке, сообщает она по-русски певучим голосом с выраженным акцентом.

– В таком случае у нас с вами… очень много общего… И… прошу прощения за сцену с нецензурной лексикой.

– Что вы… нецензурная лексика – сфера моего научного интереса.

Ого. Тогда ей надо к Тихорецкому, у него… культурный уровень выше.





***


По её лицу пробегает волна разноцветных всполохов, похожих на отблески фейерверка, – и я круто разворачиваюсь к окну: голограмма нашего предполагаемого врага мерцает, переливаясь разными цветами – преимущественно зелёным и красным.

– Он сейчас куда-то сиганёт, – почти шёпотом произносит Том, выражая нетипичную обеспокоенность.

– Сюда, куда ещё? Идёт ко мне, ясно же… Уверен, что поддаваться ему совсем нельзя?

– Это – самый неправильный из всех твоих вопросов, – отрезает холодным тоном, проворно заталкивая Ою куда-то в слегка подросшую толпу мужчин у входа, а потом продолжает говорить уже по-мирабилиански – должно быть, раскрывает свою личность, потому что окружающие кивают и потихоньку отступают в коридор, подчиняясь похожим на дирижёрские жестам Тома.

– Передай моим друзьям, я раскаивался, – бормочу, наблюдая за почти утратившей плотность фигурой Миража.

«В чём? – звучит у меня в мозгу: задушевная беседа снова открывает телепатический контакт, но эти хлопающие туда-сюда двери уже надоели – какой-то мысленный сквозняк. – Пожалуйста, не отключайся».

«В том, что постоянно искал приключений и был близок к тому, чтобы считать себя неуязвимым…»

«Всё же сейчас пришло время вернуться к этой оценке. Едва ли он сможет тебя одолеть».

«Ты что – можешь врать мыслями прямо у меня в голове?! Господи, Том…»

«Могу, но не сейчас. Посмотри направо».

Мираж вырисовывается в метре от меня. Конечно, он не проходит сквозь стены в прямом смысле: источник сигнала остался снаружи. Но, судя по выражению лица Тома и отголоскам тщательно скрываемой неуверенности, его коллеги не смогут в ближайшее время прекратить перформанс, который сейчас здесь развернётся. И что теперь – он будет тянуть меня из потенциальной возможности впасть в кому, пока сил хватает? Ясно же, на самом деле нужно сделать нечто противоположное… «Наоборот» – какое ёмкое слово… Шиворот-навыворот. И при всём при этом шансы прямо сейчас ухнуть в небытие у меня высокие как никогда. Небытие… наоборот… Поглощаю зрением малознакомое звёздное небо за окном – почти такое же странное, как на Ёжике, и решаю, что совсем не так уж трудно активировать триггер усилием воли… Придётся пробовать, вариантов больше нет!

«Ваня…»

«В общем, слушай меня внимательно: тебе нужно выйти отсюда, никого не пускать и желательно отключить освещение в этой галерее. Разорвать нашу связь и, если можешь, сделать так, чтобы я вообще забыл о твоём существовании».

Том пытается трепыхнуться в почти не облачённом в связные мысли протесте, но я окончательно решаюсь:

«Спорить со мной бесполезно, помнишь? Если у меня получится победить, но не получится выжить – всё-таки не говори Саше с Ритой, что я в чём-то раскаивался… И кома длиной в пятьдесят лет мне не слишком улыбается – надеюсь, понятно? И… очень не нравится идея, что после всего этого ты лично полезешь на Землю. Так, на случай, если ты хотел бы знать моё мнение… Это не твоя ответственность».

«Где моя ответственность, не тебе решать. Что именно собираешься сделать?»

«Короткое замыкание. Отодвинься от меня как можно дальше, во всех смыслах. Стоило с этого начать».

«Какая-то глупость! Но я понял»

«Точно. Абсурд, нелепица и несообразность… Поехали!»

Том разрывает связь сам и, наградив меня полуулыбкой, степень искренности и оттенок которой не получается определить, исчезает за поворотом в коридор.

Абсурд, нелепица и несообразность…


Упираюсь обеими растопыренными ладонями и лбом в прозрачную стену галереи и неотрывно вглядываюсь в кажущийся почти таким же чёрным, как на Ёжике, космос, разбавленный редкими вкраплениями едва теплящихся звёзд. Ну же… Всё это никаким образом не может иметь смысла, ведь так? Что такое смысл?.. Нет-нет… я о другом. Абсурд, нелепица и несообразность. Любой вопрос бесполезен. Зачем? По какой причине? Где? Где всё это происходит, в конце концов?

– Вы хотите знать… – вкрадчиво начинает мой навязчивый приятель прямо из-за спины.

– Ошибаешься. Я уже знаю.

– Вы хотите понимать причины.

Не самая тривиальная задача – принудительно вызвать у себя абсолютно ненормальное состояние… Особенно для меня. Страх проще всего отыграть в защиту. Сейчас не поможет – привяжет к реальности. А я надумал от неё сбежать, прихватив с собой ещё кое-кого… кое-что. Потому агрессией наружу нельзя, а условно гасить порыв внутрь – методом Дэвидсона – худшее, что можно сейчас придумать.

Не знаю – а ведь давно хочу узнать, – как называется эта штука – сила, которая действует как будто извне, заставляя выполнять должное. Даже когда подводит тело, даже когда разрывает от задушенных эмоций и, самое странное, – даже когда это противоречит самому складу твоего характера.

Именно она сейчас резко разворачивает меня лицом к противнику и подчиняет власти сковывающей паники.

– Нет, – сообщаю, глядя прямо в его глаза – смахивающие на человеческие, но с чуть более (достаточно для полной неестественности) хаотично и быстро перемещающимися зрачками. – Я знаю. Вашу информацию. Отчётливо вижу. На самом деле ничего нет. Было бы ужасно нелепо, если бы всё и правда обстояло так, как мы привыкли считать, верно же? У бездны несуразицы нет никакого дна. А вы – просто голос этой бездны.

– Вы хотите выяснить.

– Нет. А знаешь почему? Потому что никакого меня нет и быть никогда не могло.

Сквозь подрагивающие точки его зрачков проступают клочья разваливающейся яви, утягиваемой космосом, похожим на мятое полотно с протёртыми дырами и полосами белёсой пыли. Существовать он не то чтобы перестаёт – просто оказывается невозможным и…





***


– Значит, Иван-царевич, ты всё-таки одолел Кощея? – выдыхает склонившийся надо мной Сашка.

– Похоже на то… и, блин, перед этим ещё как будто скакал три дня и три ночи…

– Тормози, Кузнецов, мишн комплит.

Тут я соображаю, что по-прежнему нахожусь в галерее в мирабилианском ночном клубе – только, разумеется, в положении лёжа на полу.

– Алекс, ёлки, как ты здесь…

– Это всего лишь я, – доносит проступающий из рассеивающейся пелены Том. – Маленькая галлюцинация, уже прошло…

– Маленькая галлюцинация или одна большая галлюцинация – мне, кажется, уже всё равно… – силюсь подняться, вспомнив важное, но удаётся только сесть. – Уничтожьте источник к чёртовой матери! Я так понимаю, его опять замкнуло? Сотрите его в порошок, или, клянусь, мы против вас весь арсенал применим! И уж поверь мне, у нас кое-что есть…

– Догадались уже. Испарили его полностью.

– Догадались они… Чего вы пятьдесят лет ждали? Пришествия землянина?

– Не землянина, а именно тебя. Надо думать, у менее склонного к… контролю над миром такое не получилось бы… – помогает подняться.

– Почему? Ведь это же…

– Абсурд, согласен. Полетели домой.

Он молчит, а я безуспешно пытаюсь вспомнить детали того, как меня покинуло сознание. Сам приступ дереализации был очень глубоким и ярким – вот и всё, что возможно сейчас о нём сказать. Если контроль – твоя фишка, то от тебя, во-первых, никто не ждёт обратного, но в то же время ты можешь наловчиться её отключать, потому что проще вытеснить то, в чём лучше отдаёшь себе отчёт. Добавить к этому иррациональную тоску по противоположному состоянию, если внутреннее чрезмерно…

Вывалив моё изрядно утомлённое приключениями тело в кар, Том добавляет:

– Не понимаю пока, почему у нас за столько лет был всего один тот случай, и только сейчас это могло повториться…

– Думаю, Пётр Николаич прав: иное восприятие времени… А я – неизвестно за что посланное товарищу полковнику наказание…

– Мы, к слову, решили наладить сотрудничество с землянами…

– О…

– Да, если тебе предъявят какие-то обвинения, заступимся всем Мирабилисом.

– Ха-ха, только этого ещё не хватало! – смеюсь не к месту, потому что Том эмоцией не заражается, глядя в сторону и продолжая постукивать пальцами по обшивке бокового люка.

– Ваня… если бы ты не сообразил, как поступить, мы бы продолжали ходить по кругу, с огромным риском для всех… Полагал, твоя категоричность – хорошее средство от… воплощённого небытия, но оказалось, всё ровно наоборот! Как я мог не заподозрить!

– Так… Выходит, ты знал, что Мираж – ходячая идея нереальности?

– Это была просто одна из рабочих версий.