Пограничные полномочия

Когда с Риткой случилась беда, биоинженерия не могла просто так помочь: вырастить новую голень было бы очень долго, дорого, без гарантии результата. А потом пришлось бы ещё и перенести многочасовую операцию по её пересадке. Сначала она всё равно планировала это сделать – но пока собиралась, привыкла к протезу. Говорит, почти сто процентов времени воспринимает его как часть себя.

И если бы она ещё не игнорировала износ и не мешала мне или хотя бы Алексу проводить техобслуживание («отстаньте от меня со своими отвёртками, давайте не сегодня»)… Могла бы и вовсе сама – любой подручный сканер худо-бедно поможет. Но разве она станет… Вот и сейчас слегка подволакивает ногу, компенсируя проблему. И хотя это заметно только мне, в протезе пора менять одну из искусственных мышц. Но ей, конечно, требуется не только игнорировать очевидное, но и упорно балансировать на каблучищах…

Не оборачиваюсь, дожаривая последний блин, когда Сашка роняет на пол вилку – не вижу, но знаю, что оплошал именно он: Ритка отозвалась бы моментальной хаотичной вознёй, Том – быстро, бесшумно и с минимумом энергозатрат, и только Алекс – с секундной паузой, как будто решая, стоит ли это вообще того, а потом позволяя себе чрезмерно увесистый жест.

Никто не реагирует на звук. И странно, что единственный настоящий персонаж среди моих гостей так долго молчит.

Разворачиваюсь к столу:

– Том.

Невесело гладит двумя пальцами столешницу у себя перед носом. Его тарелка уже пустая, банка с джемом рядом – наполовину. Всё это ровным счётом ничего не значит.

Сзади с противным визгом отключается плита, вычислив пустую сковородку.

Подскакиваю к столу:

– Том, ты всё ещё здесь?

Глаза на меня поднимает с задержкой, но свет разума в них определённо присутствует:

– Да. И то, как ты хлопочешь из-за моей возможной иллюзорности, мешает мне кое-что закончить… там.

– Извини, просто…

– Что ещё ты себе втемяшил? Я в самом деле существую! Я не из расы двадцать шесть! Я – это не ты из будущего! Не порождение твоей фантазии, не археоптерикс под личиной гуманоида, не проекция из другого измерения и не собираюсь похищать полковника Гончара!

– О… последнее мне что-то в голову не приходило…

– Вот видишь!

– Откуда ты знаешь, кто такой археоптерикс? – Ритка задевает локтем стоящую на краю стола кружку и разбивает её вдребезги – выехавший из-за угла уборщик принимается со скрипом собирать с пола осколки.

– Баловался с латынью. Угомонитесь-ка сейчас…

– Это ведь твоя любимая была… зачем взяла её вообще, я куплю тебе точно такую же… – волнуется шёпотом мне на ухо, притягивая за рукав.

В самом деле моя любимая кружка – с рыцарями в отливающих золотом доспехах на фоне зелёного луга, средневекового замка в отдалении и лубочного ярко-голубого неба. Была.

Над головой что-то щёлкает.

– Ложись! – с нажимом распоряжается Алекс, подскакивая к нам и опрокидывая Ритку вместе со стулом.

Очень хочется оглянуться на Тома, но завалиться на пол рядом с ними получается только лицом вниз.

В тот же миг внешняя стена квартиры с грохотом разламывается и частично проваливается внутрь, по кухне начинает гулять ветер, всё вокруг пищит – мигает – посылает экстренные сигналы, заволакивается клубами пыли, а уборщик потерянно кружит на единственном свободном от крупных обломков пятачке у меня перед носом.

– Том, что за чертовщина?! – пытаюсь подняться на колени, откашливаясь. Он, похоже, тоже успел пригнуться, но на плече порван пиджак и вроде бы оттуда течёт кровь. – Ты ранен? Как это возможно?

– Я сейчас посмотрю! – рвётся из хватки Алекса Рита.

– Ш-ш-ш! Со мной всё в порядке! – Том ловко перекатывется ближе к нам, игнорируя хаос вокруг. – Нет времени. Саша, быстро уходите отсюда. По лестнице!

– Ты что, – почему-то шёпотом офигеваю я, – мы на пятидесятом этаже!

– У него-то обе ноги на месте. Бегом отсюда, я сказал!

Встречаюсь глазами с Сашкой – в который уже раз с начала эпопеи. Содержание его специального траурного взгляда никак не меняется. Удивительно, насколько точно я запомнил: терпение, решительность и какое-то капитальное тепло. И всё это можно убрать за скобки, потому как за демонстрацией стоит главное – нехилая такая сила воли. Знаю точно. Мне уже не так мало лет и… я всё-таки проходил спецподготовку. В общем, он не такой, каким хочет казаться. Это не разочарование – потому что казаться ему удаётся (а значит, именно он – выше своей слабости). Мне вот не удаётся: совершаю нелепое движение вслед за ними, когда Алекс, вскочив на ноги и потянув за собой Ритку, устремляется к пожарному выходу. Том предусмотрительно хватает меня за шиворот.

– Итак… – начинаю, грубо вывернувшись из захвата.

– Если коротко – они пытаются изменить твоё сознание.

– И что сейчас будет?

– Ума не приложу. Когда у тебя день рождения?

– Хватит, я ещё всё помню! Даже какое сегодня число! Но не по вашему грёбаному календарю друидов! Какого хрена ты ещё и смеёшься?

– Не знаю, кто такие друиды… звучит забавно.

– Да ладно? Посмотреть у меня в памяти не додумался?!


– Неделикатно. Так… Похоже, у нас гости…

Неописуемого оттенка пальто и красный галстук – да, теперь я понимаю, к чему всё было: на этот раз Мираж напялил ещё и котелок. Протиснувшись через трещину извне, он снимает и отряхивает убор, аккуратно выколачивая, а потом водружает обратно на голову. Ну ясно. Интересно, смогу ли я сотворить достаточно здоровое зелёное яблоко, чтобы, не нарушая заданной композиции, с чистой совестью зарядить ему в табло?

Том хватает мою ладонь и вцепляется в неё до боли – нетрудно догадаться, делает он это тоже… извне. Как минимум потому, что держит меня травмированной рукой, а не здоровой.

Самое жуткое – в такой момент ты вовсе не произносишь никаких сакральных слов. Тебе грозит что-то, чего даже и вообразить нельзя. Смерть или что-то хуже. И ты просто умираешь и всё. Но перед этим тебе вовсе не хочется говорить эпичных фраз. И жизнь не пробегает перед глазами. Просто крутится процессор, просчитывая варианты. Только бы Алекс сообразил взять Ритку на плечо. Учитывая её ногу, так будет быстрее. Для них главное – успеть выбраться из здания, пока всё не случилось. Почему – не успел понять.

– Вы хотите знать.

– Заткнись. Проваливай из моей головы.

– Вы хотите увидеть больше.

– Нет. Насмотрелся уже. Сворачивай балаган.

– Вам интересна информация.

– Мне…

«Не подскажешь квадратный корень из трёхсот двадцати четырёх?» – вклинивается Том.

«Восемнадцать», – машинально отвечаю я.

И это – помогает. Восемнадцать – оранжевые цифры на круглом бейджике. Болтался на ошейнике у Джека на фотографии с выставки собак, которую мне как-то показала Ритка. А где сам пёс, собственно говоря? Он же почти не расстаётся с хозяйкой, а вот я, кажется, слишком увлечён людьми…

– Джек!

Тишина. Рыпнуться поискать в комнатах Том не даёт, неподъёмным якорем оккупировав мою руку. Но корги же просто обязан сейчас дрыхнуть на кровати!

– Джек!

– Вавк…

Озираюсь на нерешительное осипшее тявканье – и вижу его: измазанного в пыли и сбитого с толку.

– Иди сюда. Я здесь…

Мираж плывёт ближе:

– Вы желаете понять.

– Неа! Хуй тебе. Джек, чужой! Голос!

Корги заговорщически щурится, считывая мои эмоции, а потом заливается звонким, от души, лаем. «Чужой» неожиданно делает два шага назад.

– Взять его!

Без разбега Джек подпрыгивает, вцепившись Миражу примерно в ключицу, и валит его на груду обломков моего шкафчика для бытовой химии.

– Вы ищете смысл, – по-прежнему монотонно выводит тот.

Том, кажется, только что вывихнул мне запястье… Оставшиеся целыми стены кухни начинают подозрительно подрагивать.

– Разбежался! Я его давно нашёл!

Вырываясь от собаки, «Сын человеческий» выскальзывает из своего немодного одеяния, но Джек не сдаётся: уже с явно недружелюбным рычанием вскакивает ему на грудь, не позволяя подняться.

– Желаете понять значение бытия.

Вокруг дребезжит уже всё, как в движущемся вагоне, в уцелевшем навесном шкафу звенят стаканы, пол ходит под ногами ходуном.

– Давай проваливай из моего дома и пальтухан свой прихвати!

Джек разевает пасть и с ошалевшим визгом вцепляется врагу в нос.

Мираж не истекает кровью и не сбрасывает с себя собаку – он просто начинает сдуваться, как проколотый воздушный шарик. Глаза у Джека округляются и наползают к ушам – брезгливо отскакивает, виновато оглядываясь на меня: мол, добыча обвела его вокруг пальца.

– Вот молодец, хороший пёс! Иди сюда, Риту мы сейчас найдём, – тянусь к нему, но Том опять не даёт сдвинуться с места.

– Что?! – раздражённо поворачиваюсь, чувствуя, как пёс уткнулся носом мне в ногу.

– Наверх посмотри.

И что? Небо. Так… небо. Сумеречное. Не земное. Наверху. Слева – трибуны. Вид снизу. Я лежу. Так. Мирабилианский амфитеатр или как его. Неужели у меня… получилось? Похоже, Том не решился перенести меня в кар, чтобы ничего не испортить.