Подозрения

Рубашка оказалась самой обычной, такие выдают во всех больницах. Тонкая, как бумага, и при этом колючая. Терри всю жизнь отличалась хорошим здоровьем и никогда не лежала в больнице, но у матери был аппендицит, когда сестры учились в средней школе. Она провела в палате два дня, и отец каждый день привозил девочек ее проведать. Терри помнила, что мама не хотела при них вставать с постели, потому что стеснялась своей рубашки с разрезом на спине.

– Сразу видно, мужчина придумал, – говорила она, хотя обычно от нее таких комментариев было не услышать.

В то время Терри не переспрашивала, что это значит. Но сейчас, когда сняла с себя брюки и блузку, а после надела рубашку через голову, она все поняла. Нижнее белье Терри снимать не стала.

Мужчин через маленькое окошко в двери пока видно не было, поэтому она решила пройтись по кабинету и осмотреться. Предназначение всех этих приборов и аппаратов оставалось для нее загадкой. На столе лежал забытый планшет, к которому крепилось множество бланков для записи разнообразных показателей, результатов и прочих данных. Там же в ряд стояло несколько чашек и бутылка без этикетки.

Терри вернулась к двери, открыла ее и жестом пригласила мужчин внутрь. У нее уже замерзли руки, а ступни на холодном полу и вовсе превратились в ледышки. Лучше бы она не разувалась.

– Не желаете воды? – спросил Бреннер.

– Да, конечно, – ответила Терри.

Он взял ту самую бутылку без надписи и наполнил одну из небольших чашек.

Терри взяла ее и сделала глоток.

– Спасибо.

Доктор Бреннер указал на стул.

– Как я уже сказал, не нужно нервничать. Для этого нет причин. Мы будем все время с вами. Сейчас мы возьмем у вас кровь на анализ и проверим другие жизненные показатели. А затем я попрошу вас прилечь на кушетку на некоторое время, и мы с вами обсудим, что нужно будет сделать.

Все это звучало так прямолинейно… если не сказать странно. Терри села на стул.

Санитар забрал целых две пробирки ее крови. Доктор Бреннер посветил ей в глаза фонариком, от яркости которого Терри поморщилась. Потом он прижал к ее груди холодный стетоскоп и послушал сердце. Оно стучало так громко, что было слышно им обоим. Потом доктор Бреннер принес какой-то аппарат, нажал несколько кнопок и надел маленький датчик Терри на палец.

Она завороженно смотрела, как красная линия зигзагами рассекает экран монитора. У нее все еще очень быстро билось сердце.

Доктор Бреннер отступил назад, и Терри попыталась проследить за ним глазами. Но окружающая обстановка вокруг смазалась, стала нечеткой. И силуэт Бреннера тоже. Все расплывалось, смещалось, двигалось… Или это Терри смещалась и двигалась?

– Подействовало, – произнес санитар.

Терри попыталась отыскать смысл в этих словах. И нашла. Стейси не врала.

– Вы мне дали… наркотики?

– Мы будем рядом с вами, – сказал доктор Бреннер. – Мы дали вам мощное галлюциногенное средство. Существуют свидетельства, что оно повышает восприимчивость разума к гипнозу. Препарат уже действует на вас. Пожалуйста, ложитесь и постарайтесь успокоиться.

Ему-то легко говорить. Терри рассмеялась. Нет, на самом деле ему было трудно говорить – у него ведь лицо таяло.

Бреннер и санитар подняли ее на ноги и помогли дойти до кушетки. Почему его оплывающее лицо было таким смешным? Терри не знала. Она опустилась на белые простыни, по-прежнему трясясь от смеха. Мужчины отступили от девушки, как только она приняла горизонтальное положение. Терри поискала глазами монитор с зигзагообразной красной линией.

«Пока линия не меняется, со мной все хорошо». Она больше не смеялась. Кушетка была мягкой и в то же время твердой – как такое возможно? Ей захотелось встать.

– А теперь, Терри, – произнес доктор Бреннер очень спокойным голосом, за который хотелось ухватиться и держаться, – расслабьтесь. Постарайтесь открыться. Освободите сознание.

Она отрицательно покачала головой.

– Посмотрите на меня, Терри, – у него в руке появился маленький сверкающий предмет. – А теперь сосредоточьтесь на кристалле.

Доктор возвышался над кушеткой и наблюдал за ней так пристально, словно не собирался отступать, пока она не послушается. Терри снова взглянула на монитор с красной линией и поняла, что ей придется отвлечься от своего сердцебиения, чтобы выполнить его указания. Она в последний раз посмотрела на ярко-красный пик и перевела взгляд на бледный кристалл в руке Бреннера. Пока-пока, сердце.

– А теперь закройте глаза. Комната отступает…

Она закрыла глаза, и перед ними пошли круги. Разноцветные – словно она смотрела на брызги воды, которые сверкали на солнце и превращались в радугу.

– Красиво, – прошептала она.

– Вот так лучше. Не напрягайтесь, – услышала она мужской голос, но не смогла вспомнить, кому он принадлежит. Она его знает? Вряд ли. – Погружайтесь глубже.

Терри попыталась сопротивляться, но это оказалось труднее, чем просто следовать указаниям незнакомца.

Так что она продолжила погружение.

И погрузилась до самого конца, так глубоко, как только могла.





4.



Элис никогда еще не видела комнату с механизмами, где было бы так чисто. Она выросла в семье, где грязь под ногтями превратилась в стиль жизни. Но разумеется, только если дело касалось мужчин и мальчиков. Им не нужно было с боем отстаивать свое право на удобную старую одежду, они лишь иногда отскребали часть грязи для воскресного похода в церковь. А Элис делала это, потому что ей важно было продемонстрировать уважение. Мать читала ей нотации с тех самых пор, как девушка начала работать у дяди. Заводила одну и ту же пластинку каждый раз: как можно такой симпатичной девушке ходить с грязью под ногтями, да ни один мужчина на нее не посмотрит! Но в конце концов мать Элис сдалась и перестала.

Мало кто захочет каждый день терпеть раздражение других людей и их желание изменить тебя, зато такая практика прекрасно работала.

– Надо было взять с собой гаечный ключ. Или отвертку, – пробормотала Элис и тут же поняла, что язык отяжелел и что она говорит вслух.

Женщину-врача звали доктор Паркс. Она вся светилась белым светом, когда повернулась к Элис. А перед этим протянула ей небольшой бумажный листок и велела положить его на язык… как давно это было? Элис не нравилось терять время. Первым предметом, который она разобрала на части, были часы ее двоюродного брата из Торонто. Ей тогда было шесть лет, и она хотела посмотреть, отличается ли время в Канаде от времени в Индиане.

– Что вы видите? – спросила доктор. Теперь она разделилась на два сияющих ангельских воплощения, и Элис не знала, на какое из них смотреть. Окружающий мир складывался неправильно. Она закрыла глаза, но перед ними появились зигзаги, которые окончательно ее запутали.

Девушка открыла глаза и пристально посмотрела на правого ангела.

– Я хочу заглянуть внутрь этих механизмов.

Доктор Паркс молча проглотила эту фразу. В ней было что-то сдержанное, почти как у Глории, но Глория была приятнее. Элис подумала, что каждому, кто хочет заниматься медициной или наукой, приходится постоянно себя контролировать. Особенно если это женщина. Точно так же самой Элис пришлось смириться с грязью под ногтями и пятнами на комбинезоне, чтобы люди верили, что она действительно способна починить их технику – хотя в этом не было никакого смысла. Просто она понимала, как работают механизмы. Моторы, трансмиссии, свечи зажигания, колесные оси…

Девушка любила ремонтировать, и у нее это хорошо получалось.

Если она увидит эти механизмы изнутри, то восстановит порядок в окружающем мире.

К удивлению Элис, доктор повернулась к санитару, безмолвно возвышавшемуся позади.

– Принесите ей отвертку, – велела она.

Элис не видела своего лица, но оно наверняка сияло торжеством. Впервые эта суровая женщина смягчилась.

– Это должно оказаться интересным, – сказала доктор Паркс. – Да, и скажите доктору Бреннеру. Возможно, он захочет прийти. И чем скорее, тем лучше.

Элис приложила отвертку к головке шурупа. Он пульсировал, вибрировал…

– Не шевелись, – приказала она ему.

И тут все вокруг шурупа, а также соединенных проводов и зубчатых деталей принялось колотиться с глухим звуком, напоминающим удары сердца. Был только один выход – разобрать полностью весь механизм. Тогда она поймет, почему эта машина живая. А может, все дело в том бумажном листочке, который ей сказали положить на язык? Да, так и есть, но только по ощущениям все было реальным. И доказательство тому находилось прямо перед ней.

Дверь в кабинет открылась. Элис повернула голову посмотреть, кто пришел. Это был главный врач, Мартин Бреннер, с волнистыми волосами и такой улыбкой, которой только в пансионах и учат.

– В чем дело? – спросил он.

Доктор Паркс указала в сторону Элис.

Она взяла один из медицинских аппаратов и развернула задней стенкой к себе. Механизм гудел и пульсировал, пытаясь привлечь ее внимание.

– Ну ладно, ладно, – сказала она ему. – Не ревнуй.

Санитар был очень мил – он принес ей целый поднос инструментов. Она отложила отвертку и взяла набор для точечной сварки. Он был слишком большим и выпадал из рук, Элис это не нравилось. Но вот она воткнула электроды в самый центр механизма – и аккуратно отсоединила несколько проводков.

У нее получилось укротить эту машину!

– Что она делает с электрокардиографом? – спросил Бреннер.

Почему он не задает вопрос ей? Она же тут, рядом.

– Я разбираю его на части, чтобы понять, почему он живой.

– Интересно, – произнес он и встал. – Давайте попробуем электричество. Мне любопытно, как она отреагирует.

Доктору Паркс эта затея показалась сомнительной.

– Сегодняшний день задумывался как вводный… Я не уверена…

– А я уверен, – сказал доктор Бреннер.

Он подошел к Элис.

– Мне нужно, чтобы вы легли обратно на кушетку. На несколько минут. Нам нужно добавить новое… средство.

– Вы хотите превратить меня в машину, – сказала Элис. – Но я и так уже машина. И не только я, мы все.

Санитар взял ее за руку, и по телу Элис прошел озноб. Он отобрал у нее инструменты для точечной сварки и положил их на стол.

– Мне это не нравится, – сказала Элис.

– Больно не будет, – проговорил доктор Бреннер. Похоже, улыбок от него она больше не заслуживала.

Он подкатил к кушетке какой-то аппарат на колесиках. У сияющей доктора Паркс вокруг нимба появилась черная тень. Она присоединила к голове Элис какие-то провода, прилепила холодные круглые нашлепки к ее вискам. Элис хотела сказать им, что не хочет, – но тут ее тряхнуло, и тело превратилось в разряд молнии.