Подлинное искупление
Часть 62 из 67 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И уж точно не хотелось походить на Иуду.
Недолго думая, я щелкнул переключателем и поднес к голове машинку. Не обращая внимания на жуткую боль в ребрах, я провёл жужжащими лезвиями по своим длинным каштановым волосам. Каждый раз, когда на пол падала очередная прядь волос, с моих губ срывался сдавленный крик.
С каждым новым заходом я стискивал зубы и выбрасывал из своей головы Иуду. Его улыбку, смех, его руку у меня на спине. Его восторг, счастье… его гребаное умопомешательство. Лица его плачущих от боли жертв, его безумные глаза… впивающиеся мне в кожу ногти, царапающие меня, чтобы остановить… его мёртвые стеклянные глаза…
По моему лицу потекли слёзы, и я увидел, как в раковину упала последняя прядь волос. Я поднёс машинку к бороде и постриг и её. Лезвия были не слишком короткими, поэтому они не сбрили ее полностью. Но опустив машинку, я взглянул на свое новое отражение в зеркале… и почувствовал, как всё рушится.
Иуда исчез. Он исчез с моего гребаного лица.
У меня подкосились ноги, и я повалился на пол. Я поднес руки к голове и, почувствовав, как ладонь коснулась коротких волос, закричал ото всей нахлынувшей на меня боли. Мне хотелось, чтобы Иуда исчез… но я и не подозревал, как же будет больно, когда это наконец-то произойдёт.
Я наклонился вперед, раскачиваясь от невыносимой боли в груди.
— Райдер! — услышал я отчаянный окрик Беллы.
Она ворвалась в ванную и тут же опустилась рядом со мной. В дверях стоял кто-то ещё. Я поднял глаза. Сестра Руфь смотрела на то, как я, бл*дь, теряю последние остатки самообладания.
— Райдер, — прошептала Белла. — Что ты наделал?
Она подобрала пряди моих срезанных волос.
— Я больше не мог быть им, — произнёс я. — Не мог смотреть в зеркало и видеть его. Я… я не мог больше выносить, что все в этом баре видят во мне его… Грейс, Лила…
Я взглянул на свою жену.
— Даже ты.
Белла покачала головой.
— Нет, Райдер. Ты не твой брат. Никто так не думает.
У меня в голове пронеслись предсмертные слова Иуды…
«Зло порождает зло, Каин. Какой бы грех не запятнал мою душу, он живет и в тебе. Мы с тобой одинаковые… Рождены одинаковыми… Творим одно и то же…».
— Мы с ним одно, — сказал я и провел пальцами по венам у меня на запястье. — У нас одна кровь.
Я покачал головой.
— Мы никогда не знали наших родителей, но посмотри на нашего дядю. Посмотри на Иуду… Я сделан из того же зла, что и они. Мне не убежать от судьбы.
Мне было невыносимо проступившее на лице у Беллы выражение полной беспомощности. Я не хотел ранить её больше, чем уже ранил. Но… но…
— Ты считаешь злом меня?
Мой взгляд скользнул к стоящей в дверях Руфи. Я нахмурился.
— Что?
Руфь опустилась на пол и села напротив меня. Белла прижалась ко мне и взяла меня за руку. От её прикосновений я черпал силы. Она и была моей грёбаной силой.
— Ты считаешь злом меня? — повторила Руфь.
Белла казалась растерянной.
— Нет, — ответил я, глядя на женщину, о которой практически ничего не знал.
Сейчас, в рубашке и длинной юбке, она выглядела иначе, совсем не так как при нашей первой встрече. Ее длинные каштановые волосы были распущены, а карие глаза внимательно смотрели на меня… очень внимательно.
Руфь сглотнула и опустила глаза.
— Значит, ты похож на меня.
Я понятия не имел, о чем она говорит.
— Ничего не понимаю.
Руфь сидела, не поднимая глаз и сцепив руки на коленях.
— Мне было тринадцать, когда меня забрал к себе мой приемный старший брат. Моих родителей никогда не было рядом, их больше беспокоил поиск очередной выпивки. Поэтому он меня забрал. Он приехал за мной, сказал мне, что нашел Бога, и что на него возложено исполнение священной миссии.
Я застыл на месте, а она тем временем продолжала.
— Он отвез меня в Техас. Когда я увидела его новый дом, то глазам своим не поверила. Увидела всех этих людей, которые его любили и поклонялись… но моя любовь к его дому длилась недолго.
Белла так сильно сжала мне руку, что, по-моему, перекрыла приток крови.
— Потому что однажды ночью он пришел за мной. Я не понимала, чего он хочет от меня — своей сестры. Но вскоре я это узнала, — она поморщилась. — Он повел меня в свою постель… и… и…
Руфь крепко зажмурила глаза.
Когда она подняла голову, по её щекам катились слезы.
— Я не знала, что ношу близнецов. Лэнс, мой брат, скрыл это от меня, когда врачи делали мне УЗИ. До их рождения меня держали в полной изоляции, — у нее вырвалось рыдание. — После того, как они родились, мне разрешили подержать их на руках всего несколько минут. Я никогда не хотела этих детей; он меня к этому принудил. Но когда я заглянула в их большие глаза, то мгновенно их полюбила. Они стали так мне необходимы, что я даже не могу этого объяснить. Они были моими… моей душой, моим сердцем… пока он их у меня не забрал.
— Нет, — прошептала Белла и неистово вцепилась мне в руку.
Я пытался вздохнуть, но не мог. Воздух просто не шел.
— Я часами плакала и плакала. Кричала, чтобы ко мне вернули моих сыновей. Но мой старший брат, Пророк, сказал мне, что мои мальчики — его сыновья — будут воспитываться как его наследники. Что Бог поведал ему, как их растить… вдали от людей. Потому что они особенные.
— Руфь, — произнесла Белла и взяла её за руку.
Почувствовав от Беллы столь необходимую ей поддержку, Руфь поморщилась от боли. Но я не мог пошевелиться. От шока я лишился дара речи.
— Я так и не оправилась от потери своих мальчиков. Пророк сказал, что из-за своего угнетенного состояния и отсутствия веры, я стала настоящим бедствием для общины, поэтому он меня выслал. Отправил меня подальше от моих сыновей, чтобы я не нарушила Божьи замыслы.
— Пуэрто-Рико, — прошептала Белла.
Руфь кивнула.
— Я находилась там, пока нас не вернули в США для объединения Нового Сиона.
Руфь взволнованно взглянула на меня, затем подалась вперед. Она подняла с пола прядь моих волос. Тогда я понял, что наши с ней волосы одинакового каштанового оттенка. А её глаза того же цвета и формы, что и мои.
Она была… она была…
— Я думаю, что Иуда стал похож на своего отца, а ты…, — она сглотнула. — А ты — на мать…
Руфь встретилась со мной взглядом.
— На меня.
Я смотрел на эту женщину, пытаясь разобраться во всём том, что она мне сейчас сказала. Дядя Давид был мне вовсе не дядей, а отцом. И он изнасиловал свою приемную сестру… мою мать…
— Я не знаю, каково это, быть сыном.
Понятия не имею, почему именно это было первым, что сорвалось с моих губ. Но ровно это я и сказал.
Руфь вздохнула и слабо улыбнулась.
— А я не знаю, каково быть матерью.
Я опустил голову, не зная, какого хрена мне теперь делать. Вдруг в мою свободную руку легла ладонь — теплая, мягкая и….
— Мать, — прошептал я, пытаясь выдавить слова из пересохшего горла. — У меня есть мать.
— Да, — заплакала Руфь, и у меня в руке дрогнула её ладонь. — И, если ты мне позволишь… я… я хотела бы узнать тебя получше. Я… я люблю тебя, сынок. Всегда любила…
Белла наклонилась к Руфи и поцеловала её в висок. Моя жена прижалась ко мне, не отпуская меня ни на секунду и не давая мне сломаться.
Я сидел на полу в ванной, у меня в объятиях и в сердце были мои мать и жена. Обе хорошие женщины. Обе чистые души…
… все мы выжили.
У меня в голове снова раздались слова Смайлера, и я понял, что брат прав. Я должен попытаться жить. В этом кромешном аду, каким была моя жизнь, меня наградили чудесными дарами.
Сжав руку своей матери и потрясающей, храброй жены, я закрыл глаза. И на этот раз, когда меня окутала темнота, у меня в голове не возникло никаких ужасных образов. Вместо этого в груди разлилась легкость, и мое сердце наполнилось теплом.
И несмотря ни на что, я улыбнулся.
Улыбнулся и обнял свою семью…
. . потому что мне действительно повезло.
Просто чертовски повезло.
Недолго думая, я щелкнул переключателем и поднес к голове машинку. Не обращая внимания на жуткую боль в ребрах, я провёл жужжащими лезвиями по своим длинным каштановым волосам. Каждый раз, когда на пол падала очередная прядь волос, с моих губ срывался сдавленный крик.
С каждым новым заходом я стискивал зубы и выбрасывал из своей головы Иуду. Его улыбку, смех, его руку у меня на спине. Его восторг, счастье… его гребаное умопомешательство. Лица его плачущих от боли жертв, его безумные глаза… впивающиеся мне в кожу ногти, царапающие меня, чтобы остановить… его мёртвые стеклянные глаза…
По моему лицу потекли слёзы, и я увидел, как в раковину упала последняя прядь волос. Я поднёс машинку к бороде и постриг и её. Лезвия были не слишком короткими, поэтому они не сбрили ее полностью. Но опустив машинку, я взглянул на свое новое отражение в зеркале… и почувствовал, как всё рушится.
Иуда исчез. Он исчез с моего гребаного лица.
У меня подкосились ноги, и я повалился на пол. Я поднес руки к голове и, почувствовав, как ладонь коснулась коротких волос, закричал ото всей нахлынувшей на меня боли. Мне хотелось, чтобы Иуда исчез… но я и не подозревал, как же будет больно, когда это наконец-то произойдёт.
Я наклонился вперед, раскачиваясь от невыносимой боли в груди.
— Райдер! — услышал я отчаянный окрик Беллы.
Она ворвалась в ванную и тут же опустилась рядом со мной. В дверях стоял кто-то ещё. Я поднял глаза. Сестра Руфь смотрела на то, как я, бл*дь, теряю последние остатки самообладания.
— Райдер, — прошептала Белла. — Что ты наделал?
Она подобрала пряди моих срезанных волос.
— Я больше не мог быть им, — произнёс я. — Не мог смотреть в зеркало и видеть его. Я… я не мог больше выносить, что все в этом баре видят во мне его… Грейс, Лила…
Я взглянул на свою жену.
— Даже ты.
Белла покачала головой.
— Нет, Райдер. Ты не твой брат. Никто так не думает.
У меня в голове пронеслись предсмертные слова Иуды…
«Зло порождает зло, Каин. Какой бы грех не запятнал мою душу, он живет и в тебе. Мы с тобой одинаковые… Рождены одинаковыми… Творим одно и то же…».
— Мы с ним одно, — сказал я и провел пальцами по венам у меня на запястье. — У нас одна кровь.
Я покачал головой.
— Мы никогда не знали наших родителей, но посмотри на нашего дядю. Посмотри на Иуду… Я сделан из того же зла, что и они. Мне не убежать от судьбы.
Мне было невыносимо проступившее на лице у Беллы выражение полной беспомощности. Я не хотел ранить её больше, чем уже ранил. Но… но…
— Ты считаешь злом меня?
Мой взгляд скользнул к стоящей в дверях Руфи. Я нахмурился.
— Что?
Руфь опустилась на пол и села напротив меня. Белла прижалась ко мне и взяла меня за руку. От её прикосновений я черпал силы. Она и была моей грёбаной силой.
— Ты считаешь злом меня? — повторила Руфь.
Белла казалась растерянной.
— Нет, — ответил я, глядя на женщину, о которой практически ничего не знал.
Сейчас, в рубашке и длинной юбке, она выглядела иначе, совсем не так как при нашей первой встрече. Ее длинные каштановые волосы были распущены, а карие глаза внимательно смотрели на меня… очень внимательно.
Руфь сглотнула и опустила глаза.
— Значит, ты похож на меня.
Я понятия не имел, о чем она говорит.
— Ничего не понимаю.
Руфь сидела, не поднимая глаз и сцепив руки на коленях.
— Мне было тринадцать, когда меня забрал к себе мой приемный старший брат. Моих родителей никогда не было рядом, их больше беспокоил поиск очередной выпивки. Поэтому он меня забрал. Он приехал за мной, сказал мне, что нашел Бога, и что на него возложено исполнение священной миссии.
Я застыл на месте, а она тем временем продолжала.
— Он отвез меня в Техас. Когда я увидела его новый дом, то глазам своим не поверила. Увидела всех этих людей, которые его любили и поклонялись… но моя любовь к его дому длилась недолго.
Белла так сильно сжала мне руку, что, по-моему, перекрыла приток крови.
— Потому что однажды ночью он пришел за мной. Я не понимала, чего он хочет от меня — своей сестры. Но вскоре я это узнала, — она поморщилась. — Он повел меня в свою постель… и… и…
Руфь крепко зажмурила глаза.
Когда она подняла голову, по её щекам катились слезы.
— Я не знала, что ношу близнецов. Лэнс, мой брат, скрыл это от меня, когда врачи делали мне УЗИ. До их рождения меня держали в полной изоляции, — у нее вырвалось рыдание. — После того, как они родились, мне разрешили подержать их на руках всего несколько минут. Я никогда не хотела этих детей; он меня к этому принудил. Но когда я заглянула в их большие глаза, то мгновенно их полюбила. Они стали так мне необходимы, что я даже не могу этого объяснить. Они были моими… моей душой, моим сердцем… пока он их у меня не забрал.
— Нет, — прошептала Белла и неистово вцепилась мне в руку.
Я пытался вздохнуть, но не мог. Воздух просто не шел.
— Я часами плакала и плакала. Кричала, чтобы ко мне вернули моих сыновей. Но мой старший брат, Пророк, сказал мне, что мои мальчики — его сыновья — будут воспитываться как его наследники. Что Бог поведал ему, как их растить… вдали от людей. Потому что они особенные.
— Руфь, — произнесла Белла и взяла её за руку.
Почувствовав от Беллы столь необходимую ей поддержку, Руфь поморщилась от боли. Но я не мог пошевелиться. От шока я лишился дара речи.
— Я так и не оправилась от потери своих мальчиков. Пророк сказал, что из-за своего угнетенного состояния и отсутствия веры, я стала настоящим бедствием для общины, поэтому он меня выслал. Отправил меня подальше от моих сыновей, чтобы я не нарушила Божьи замыслы.
— Пуэрто-Рико, — прошептала Белла.
Руфь кивнула.
— Я находилась там, пока нас не вернули в США для объединения Нового Сиона.
Руфь взволнованно взглянула на меня, затем подалась вперед. Она подняла с пола прядь моих волос. Тогда я понял, что наши с ней волосы одинакового каштанового оттенка. А её глаза того же цвета и формы, что и мои.
Она была… она была…
— Я думаю, что Иуда стал похож на своего отца, а ты…, — она сглотнула. — А ты — на мать…
Руфь встретилась со мной взглядом.
— На меня.
Я смотрел на эту женщину, пытаясь разобраться во всём том, что она мне сейчас сказала. Дядя Давид был мне вовсе не дядей, а отцом. И он изнасиловал свою приемную сестру… мою мать…
— Я не знаю, каково это, быть сыном.
Понятия не имею, почему именно это было первым, что сорвалось с моих губ. Но ровно это я и сказал.
Руфь вздохнула и слабо улыбнулась.
— А я не знаю, каково быть матерью.
Я опустил голову, не зная, какого хрена мне теперь делать. Вдруг в мою свободную руку легла ладонь — теплая, мягкая и….
— Мать, — прошептал я, пытаясь выдавить слова из пересохшего горла. — У меня есть мать.
— Да, — заплакала Руфь, и у меня в руке дрогнула её ладонь. — И, если ты мне позволишь… я… я хотела бы узнать тебя получше. Я… я люблю тебя, сынок. Всегда любила…
Белла наклонилась к Руфи и поцеловала её в висок. Моя жена прижалась ко мне, не отпуская меня ни на секунду и не давая мне сломаться.
Я сидел на полу в ванной, у меня в объятиях и в сердце были мои мать и жена. Обе хорошие женщины. Обе чистые души…
… все мы выжили.
У меня в голове снова раздались слова Смайлера, и я понял, что брат прав. Я должен попытаться жить. В этом кромешном аду, каким была моя жизнь, меня наградили чудесными дарами.
Сжав руку своей матери и потрясающей, храброй жены, я закрыл глаза. И на этот раз, когда меня окутала темнота, у меня в голове не возникло никаких ужасных образов. Вместо этого в груди разлилась легкость, и мое сердце наполнилось теплом.
И несмотря ни на что, я улыбнулся.
Улыбнулся и обнял свою семью…
. . потому что мне действительно повезло.
Просто чертовски повезло.