Подлинное искупление

Смайлер вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Не знаю, сколько времени я просто пялился ему в след. Затем лёг и подумал обо всем, что он сказал. Подумал о последних нескольких месяцах. Подумал о том, как я избегал смотреть в зеркало.

Я был ссыклом. Полным чертовым ссыклом. Потому что мне было невыносимо видеть в отражении Иуду.

Я не знал, как жить дальше, когда буквально всё во мне напоминало о человеке, которого мне больше всего на свете хотелось забыть.

Из бара до меня доносились голоса братьев, их жён и шлюх. Сегодня у Палачей был семейный день. Всё пространство клуба заполнили звуки смеха и громких криков. В то время как меня запирали, чтобы ни один ублюдок меня не тронул.

Я закрыл глаза, пытаясь просто дышать, но неожиданно услышал, как хлопнула дверь. Раздосадованный нежелательным вторжением, я открыл глаза, готовый уже просить любого, кто бы там не пришел, уйти. И тут же замер.

Мэй.

В полной тишине она направилась к моей кровати. Всё это время я наблюдал за ней, не зная, что сказать. Что тут можно было сказать? Когда я подумал о том, что ей сделал, на меня нахлынуло чувство вины и невыносимого стыда. Через что я заставил её пройти… бешенная одержимость, которую я к ней испытывал.

Мэй села на стул у моей кровати и посмотрела мне прямо в глаза.

— Мэй…, — начал было я, но она вдруг вскинула руку, не дав мне договорить.

— Нет. Пожалуйста, дай мне сказать, — тихо произнесла она.

Я кивнул. Мэй уставилась на свои сложенные на коленях руки.

— Просто скажи, что ты её любишь.

Когда с её губ слетели эти слова, я напрягся. Не услышав ответа, Мэй подняла глаза.

— Мне нужно знать, что ты хочешь её, всем сердцем и душой. Что ты любишь её окончательно и бесповоротно. Навсегда. Мне нужно знать, что она для тебя — всё, и так будет всегда.

Моё неистово колотящееся сердце с бешеной скоростью гоняло по телу кровь.

— Да.

Мой голос казался хриплым и прерывистым. Я откашлялся, чувствуя, как жар заливает мне щеки.

— Я люблю её больше всего на свете, Мэй. Ты даже не представляешь, как сильно, — я попытался подыскать подходящие слова. — Я всю свою жизнь хотел почувствовать себя цельным. Думал, это произойдёт с моим вознесением. Но это произошло благодаря ей. В ту минуту, когда я услышал её голос… я изменился.

Я положил руку себе на сердце.

— Ради неё я умру. Ради неё — сделаю всё, что угодно. Даю тебе слово.

Голубые глаза Мэй заблестели, и на её губах проступила лёгкая улыбка. Не желая оставлять каких-либо недосказанностей, я прохрипел:

— Мэй.

Затем стыдливо покачал головой.

— То, что я сделал тебе, то, как я к тебе относился…

— Теперь это уже не имеет значения, — перебила меня она.

— Нет, имеет, — возразил я, а потом глубоко вздохнул. — Я… долгое время я думал, что люблю тебя.

Мэй опустила глаза.

— Но сейчас я знаю, что это было не так. Теперь у меня есть Белла, и я понимаю, что такое настоящая любовь. И это не то, что я испытывал к тебе.

Меня захлестнуло чувство вины и унижения.

— Ты была моим другом, а я тупо это профукал. Мне… мне жутко стыдно за то, как я себя вёл. Если бы я мог это изменить, если бы мог всё вернуть, я бы так не сделал. Я бы не стал…

Мэй накрыла ладонью мою руку, не дав мне договорить. Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоить свои натянутые нервы.

— Райдер. Дело сделано. Я вижу, что ты изменился. Но более того, я вижу, как ты смотришь на Беллу. Ты никогда на меня так не смотрел, и это хорошо. Именно так всё и должно быть. Теперь я это вижу.

Тяжелый груз, душивший меня всё это время, начал ослабевать. Мэй сказала:

— Просто пообещай мне, что будешь заботиться о ней, как никто другой.

Мэй крепко сжала мне руку.

— Она так долго боролась, Райдер. С такого юного возраста она заботилась обо всех нас. Она была нашим самым яростным защитником. Но это лишало её сил. Совершенно лишало сил, но она всё равно никогда не отходила от нас ни на шаг, любила нас, была нам матерью, которой у нас никогда не было.

У меня заныло в груди. Я представил себе Беллу в детстве, такую же непреклонную, какой она была, когда защищала меня от Палачей. Эта мысль чуть не выбила из меня дух. С губ Мэй сорвался горький смех.


— Она рассказывала нам о жизни, которая у нас когда-нибудь будет — на свободе и с мужчинами, которые полюбят нас за нашу внутреннюю красоту, а не за то, как мы выглядим, — Мэй вытерла нечаянную слезу. — И она так сильно в это верила, Райдер. А потом она умерла, ну или, по крайней мере, мы думали, что она умерла. В темноте ночи, здесь, в клубе, я оплакивала мечты о той жизни, которую она желала нам всем, потому что у нас они сбылись, а у нее — нет. Откуда мне было знать, что Белла жива и всё ещё борется — борется за жизнь, а затем вернётся в Новый Сион, чтобы бороться за тех, кто сам не в силах постоять за себя.

Мэй замолчала и кивнула мне головой.

— Она боролась и за тебя. Боролась за твою жизнь… так храбро сражалась за мужчину, завладевшего её сердцем.

Я сглотнул подступивший к горлу ком.

— Но теперь пора положить конец её борьбе, — Мэй сделала глубокий вдох. — Пора ей опустить свой щит и стать, наконец, счастливой… пора ей обрести покой.

Я отвернулся, сморгнув подступившую к глазам влагу. Мэй поднялась на ноги.

— Белла всегда была и будет самим дыханием моего сердца. Она — величайшее сокровище, которое только можно найти, — сказала она. — И я счастлива, что именно ты показал ей её значимость. Потому что она бесценна, Райдер. Поистине, бесценна.

Мэй подошла к двери. Как только она потянулась к дверной ручке, я произнёс:

— Прости, Мэй. Как бы то ни было, прости меня за всё.

Мэй оглянулась на меня.

— Это уже в прошлом, Райдер. Теперь у нас обоих есть уготованное нам судьбой будущее. Настало время смотреть вперед, не оглядываясь назад.

Я склонил голову в знак согласия.

— Приходя ко мне, ты сильно рискуешь. Если Стикс тебя здесь застанет, то совсем не обрадуется.

Мэй пожала плечами.

— Мне нужно было убедиться, что ты любишь Беллу так сильно, как это необходимо, — Мэй улыбнулась мне чистой, радостной улыбкой. — И возвращение Беллы научило меня проявлять больше твёрдости. Она научила меня быть сильнее. Белла — непревзойденный нарушитель правил, но теперь я вижу, что некоторые правила нужно нарушать.

— Это точно, — сказал я, вспомнив прекрасное лицо Беллы.

Я почувствовал, как налились теплом мои мышцы, при одной мысли о её идеальных глазах и губах… о том, как она на меня смотрела.

Только на меня.

С откровенной любовью.

— Знаешь, Райдер, — произнесла Мэй. — Когда-то мы с тобой были хорошими друзьями. Думаю, может, однажды, мы снова могли бы ими стать.

На губах Мэй заиграла знакомая искренняя улыбка, и я ответил:

— Да… было бы здорово стать твоим другом, Мэй. Друзья. То, кем мы всегда должны были быть.

Мэй ушла, и комната погрузилась в тяжелое молчание. Я уставился в потолок, прокручивая в голове то, что только что произошло.

«Настало время смотреть вперед, не оглядываясь назад».

Мэй была права, я это знал. Теперь для всех нас уже не было пути назад.

Закрыв глаза, я попытался убедить себя последовать её совету. Это не так-то просто, когда твое прошлое неподъёмным грузом давит тебе на плечи. Но я должен был попытаться.

Ради Беллы я должен был хотя бы… попытаться.



***



Через некоторое время я открыл глаза. Постепенно ощутив свои мышцы, я поёрзал на кровати. По доносившимся снаружи звукам я понял, что семья и друзья Палачей всё еще веселятся.

Осознав, что мне нужно отлить, я застонал. И обхватив руками сломанные ребра, с трудом поплелся в ванную. Закончив, я направился к двери ванной комнаты и поймал свое отражение в висящем над раковиной зеркале. И тут же замер. Я, бл*дь, замер, и сердце мое ушло в пятки, когда в ту же секунду я увидел глядящее на меня оттуда лицо Иуды.

На какой-то момент я совсем об этом забыл.

Мне в голову сразу же потоком хлынули его образы, на шее бешено заколотился пульс, и я изо всех сил старался перевести дух. Совершенно обессиленный и еле стоя на ногах, я оперся на раковину и закрыл глаза. Руки дрожали от охватившей меня ярости. Иуда. Грёбаный Иуда. Даже после смерти, он по-прежнему держал меня в плену своих чар. По-прежнему засорял мой разум… по-прежнему гробил мою долбаную жизнь.

Я открыл глаза и посмотрел в зеркало. Стиснув челюсти, я уставился на себя. Затем размахнулся и ударил рукой о стенку висящего на стене шкафчика. Дверца сорвалась с петель, и из него посыпалось содержимое. Сконцентрировав все свои силы на том, чтобы дышать сквозь боль от сломанных ребер, я заметил в раковине черную машинку для стрижки волос.

Я взял её в руки и посмотрел в зеркало. У нас с Иудой всегда были длинные волосы. У нас всегда были бороды, точно, как у Иисуса и его учеников.

Но мне вовсе не хотелось быть кем-то вроде Иисуса.