Подарить жизнь

– Ровнее шаг, – зарычал рядом сержант Сэмуэл. – РРРаз, – раскатывая громогласно «р», – два! РРРаз, два!

«Вот уж непонятно, как относиться к его присутствию», – подумал Феликс, продолжая машинально двигаться вместе со строем. Дело настолько привычное и заученное до полного инстинкта, что ему, да и всем прочим, для правильных движений давно не требовалась подсказка. Но здесь так положено.

«Сверху вниз поступает команда – шеренга следует прямо, вбок или останавливается. Мало ли что взбредет пятисотнику в голову! Или что он видит такого, о чем мне неизвестно, – поправил он сам себя. – Солдат различает перед собой узенький коридор. Это хорошо и плохо. Держи свой сектор, и все будет в порядке, а если рядом себя ведут так же, тебе ничего не угрожает. За общей обстановкой следят люди рангом постарше».

Вроде со своими проще, но ведь все равно разбросали по разным подразделениям, позабыв, о чем раньше шла речь. Нет, он не собирается возмущаться, все ясно – необходимость, но все-таки уже настроился на несколько другую службу. Кстати, благодаря сержанту. Лучше бы тот промолчал. А так – все псу под хвост.

Пихнули их всем выпуском в Четвертый полк для количества, и что в результате? Вполне ожидаемо – трех поставили туда, трех сюда. И на места худшего ранга. В первые ряды. Их учили не хуже других, наверняка сумели бы показать, как обращаются с мушкетом, с арбалетом, с алебардой. На пять сотен человек в отряде четыре десятка арбалетчиков, полтораста с фитильным ружьями, да еще сотня с алебардами. А им ничего, кроме здорового дрына, не доверили.

Вот зачем они тщательно готовились, тренировались, если вместо мушкета копье? Это только сначала каждое движение разжевывалось и многократно повторялось. Достаточно скоро все сократилось до минимальной программы: «Оружие вверх!»; «Взведи курок!»; «Целься!»; «Огонь!»; «Курок на свое место!»; «Достань патрон!»; «Открой патрон!»; «Патрон в ствол!»; «Достань шомпол!»; «Досылай патрон!»; «Шомпол на свое место!». Потом и вовсе команды превращались в: «Товсь! Целься! Пли!».

Любой из них, поднятый среди ночи с постели, все сделает правильно: надо отделить фитиль, высыпать в ствол порох из зарядца, извлечь шомпол из ложа, забить шомполом первый пыж из подсумка, забить шомполом пулю, забить второй пыж, убрать шомпол в ложе, открыть полку и высыпать на нее порох из рожка, закрыть полку, присоединить фитиль… Да он прямо сейчас готов всем доказать, насколько лучше их стреляет. Тем более что мушкетером служить выгодно. И платят больше, и опасность ниже. Их дело дать залп, ну два. Все. Потом они отойдут под прикрытие копейщиков и алебардистов.

Феликс покосился на соседей. Тор, как всегда, с огнем в груди и пылающими глазами. Зато Куш будто на прогулке. Никогда башку не забивает лишними мыслями. Пожрать, поспать. Будто не понимает, что их впереди ждет. Ну, допустим, конница на копья не пойдет, тут он спокоен в теории. На практике всякое случается, да не дети – отобьются.

Но ведь драться придется с аголинами, а это совсем иной вариант. Они, махая саблями, не полезут. Укроются за повозками, попробуй вытащить их оттуда. Совершенно не утешала мысль, что намертво закрепленные на телегах пушки неподвижны. Коли разом выпалят по строю, мало не покажется. Нет, не родился он солдатом, подвел угрюмо итог, было страшно.

– Не трусьте, парни, – будто в ответ заорал Сэмуэл. – Один раз прошли через надутых фемов, и второй сумеем!

Да, тут вышло удачно. Потери от огнестрельной стрельбы становились существенными шагов со ста. Но вот когда стреляют по сгрудившейся массе людей – можно и за триста. Эффект будет ничуть не хуже. На самом деле из лука или арбалета можно попасть намного точнее и даже дальше. Тем не менее, в Легионе мушкеты занимали важное место. Само собой, учить проще и быстрее, что в их случае очень важно. Все-таки мальчишки-новобранцы не потомственные воины, и практики обращения не только с огнестрельным, но и с холодным оружием в подавляющем большинстве раньше не имели.

Немалую роль играл и мощный останавливающий эффект. Против тяжелой мушкетной пули не помогал и тяжелый доспех. Многие это хорошо усвоили. Легионеры больше не ходили в тяжелых пластинчатых латах. Каска, нагрудник из стали и набедренники. Считалось, что этого достаточно. От клинков защита есть, а от остального ничего не спасет.

Еще бы приличную скорострельность получить, и мушкет станет императором на поле сражения. А так между залпами даже у вышколенных легионеров уходило не меньше трети минуты. За это время всадник успеет преодолеть немалое расстояние. Для того и нужны копейщики – прикрывать стрелков. Пока, будь он полководцем, получил бы подтверждение старого спора: кто сильнее не только в обороне, но и в атаке? Легион. Потому что только у него имеется столько мушкетеров.

Два залпа, и Феликс увидел собственными глазами то, в чем его давно убеждали сержанты. Не существует в империи никого, способного сопротивляться стреляющей залпом пехоте. Поместная конница растаяла практически мгновенно, как снег под солнцем. Столь быстрого и панического бегства не ожидал никто. В этом Феликс был абсолютно уверен.

При этом и осуждать их странно. Когда в считанные мгновения рядом с тобой калечат и убивают пару тысяч человек, а это наверняка каждый четвертый, если не больше, невольно хватаешься за повод. Единственное, что догонять их оказалось особо некому. Орден Солнца с уцелевшими после кавалерийского сражения воинами добивал грабителей в обозе. Легион пошел в наступление самостоятельно. По его суждению, очень глупо. Правда, командир полка забыл поинтересоваться мнением Феликса. Крайне занят был.

Впереди, прямо на виду, сотня людей в зеленом спешилась и, развернувшись широком фронтом, изготовила ружья. Если бы не черные ремни от амуниции, их легко можно было бы принять за легионеров.

– Егеря, – продолжая растягивать в дикой улыбке рот, негромко оповестил товарищей Куш.

Открытия он не сделал. Перепутать цвета было невозможно. Других военных в одежде зеленого цвета в империи не существовало. Обучены специально для действий в лесах. Егеря не идут стенка на стенку. Они стреляют издалека.

– Откуда? – они в Серкане, в горах.

– Наемники, – уверенно ответил Феликс. – Кто-то с очень серьезными деньгами создал личную униформу. Это не обязательно егеря.

– Тактика у них та же, – пробурчал сосед справа. Они и познакомиться толком не успели, и его имя не отложилось в голове.

– Какая разница, откуда, – буркнул Тор, под очередное «РРРаз, два!» – сейчас начнется.

Егеря стали на колено и открыли огонь. Палили они не залпом, а как кому удобнее. Прицелился – выстрелил. Команды им не требовались.

– РРР!.. – Крик прервался в самом начале, так что многие недоуменно оглянулись.

Сержант опрокинулся, нелепо раскинув ноги. На груди у него расплывалось огромное темное пятно. Если раньше в горле у Феликса было сухо, то теперь стало сухо, как в жгучей пустыне. Нормального прикрытия конницей они не имели. Сейчас их совершенно спокойно начнут расстреливать.

Егеря вооружались нарезными ружьями с длинным стволом, позволяющими прицельно бить на триста-четыреста локтей. Это раза в два превышало расстояние стрельбы для обычных ружей. Стоило такое вооружение очень дорого и перезаряжалось даже медленнее стандартного. При залповой стрельбе в упор это невыгодно. Но егеря и не воевали колоннами. Исключительно рассыпным строем и издалека.

Впереди вторично поднялись дымки, и стрелки, не особо торопясь, принялись подниматься в седла. Сейчас отъедут локтей на пятьсот, спешатся и повторят свой номер. Две сотни выстрелов, еще раз столько же, и что останется от их доблестной пятисотни?

– Раз, – скомандовал рядом Тор, – два. Раз, два. Темп при этом увеличивался. Он не хуже Феликса понимал, что происходит. Отогнать егерей некому. Единственный шанс – не дать им времени. Максимально быстро двигаться вперед.

– Почему рядом никого больше не зацепило?

– Так они по командирам и мушкетерам бьют, – буркнул шагающий рядом старослужащий. – Правильно делают. Как ближе подойдем, нас еще и залпом накроет, а ответно палить некому. И командовать, – он скривился и харкнул на землю.

– Уже есть, с подначкой сказал еще один с седыми усами.

– Раз, – крикнул в очередной раз Тор, – два. Раз, два. Неизвестно, слышал ли он вообще хоть что-то, отмеряя шаги. Как и всем прочим, ему вовсе не хотелось застрять на поле под постоянным обстрелом.

Справа выскочила вперед соседняя колонна, где находились Навсар с братьями. Они тоже торопились. Настолько, что местами потеряли строй. Быстрее, быстрее. Уже недалеко.





Глава 17

Сражение





Сатук

– Конечно они родственники! – воскликнул голос, и Сатук, вырванный из дремоты, невольно вздрогнул. Все-таки устал и сам не заметил, как отключился. А ему понравилось. Не так уж часто навещает его Атина, пусть и во сне. Чем дальше утекают недели и месяцы, тем меньше она появляется в мыслях. Наверное, прав дядя: не может нормальный мужик долго обходиться без женщины. Ну, завернуть к рабыне – не измена. Да и не женаты они.

– Все эти гураге и номмо ничем не отличаются от агробба или беджи с сэраи. Все от одного корня и болтают на едином языке.

– Не скажи, – возразил еще один голос.

Сатук, не глядя, безошибочно определил – Баларс. Он единственный в их взводе позволял себе иногда лишнее и не стеснялся в выражениях, общаясь с сержантом. Все-таки не мальчик, второй год на жалованье. Опытный кавалерист, не раз участвовавший в набегах.

Сержант с восточной границы и имечко, как и желтоватый цвет лица, досталось ему от родителей – бывших жителей Радиса. По происхождению отнюдь не имперец, однако настоящий граничар в третьем поколении. Знающий себе цену и неплохо относящийся к молодым. Приличные командиры отделений на дорогах не валяются. Это все отлично усвоили, сравнивая его с командирами других десятков. Гонял он их страшно, однако повесить на его людей лишние хлопоты еще никому не удавалось. Своих подчиненных десятник тщательно оберегал и не допускал чужаков до хозяйничанья в его отделении.

– Мало ли чо я на твоем языке говорю, мы родственники? Одной крови? Нет! Можно многое усвоить и без общей крови. Культура, письменность. Оружие. Смешанные браки.

– Ты как своих покойников хоронишь? – неожиданно спросил сержант.

– Как принято, – после паузы ответил Баларс. – Сидя, лицом к Родине.

– Как у вас принято, – с торжеством воскликнул сержант, – всегда смотрят на Радису. На юго-восток.

– Ну да.

– И наследование у вас идет от отца к старшему сыну, как у нас. Мы не родственные народы, но живем рядом, и обычаи иногда похожи. А вот у всех гафатов наследство передается от брата матери к сыну сестры. Нигде такого больше нет. Такое не принято даже у живущих на юге. К братьям – да, к младшему сыну – да. Такого не существует больше ни у кого.

В голосе было откровенное торжество. Уел.

– Традиции не отменишь. Язык может измениться, землю пахать тоже начинают иначе и сажают другие злаки. Основные обычаи у людей в крови. – Он подумал. – Конечно, если они в большинстве, и нет рядом кого-то намного культурнее. Но вот еще один обычай встречается только у этих народов, и больше нигде в мире! Главу рода хоронят в сидячем положении, причем его голову оставляют над поверхностью земли. Она, прикрытая кухонным горшком, начисто обгладывается муравьями и высыхает. Потом эту голову забирают и погребают возле хижины. Так делают на границе все, разница только в уровне вождя. Известного и богатого – всегда хоронят так. Традиция уважения. И у тех тоже – бахэр нэгуша – это что-то вроде нашего аристократа, и дамот нэгуша – короля – хоронят обязательно так. Высшим положено. Младшим запрещено. Но считается это очень древним обычаем, заповеданным предками.

– Уговорил, – согласился Баларс, – расскажи лучше, как там было.

– А здесь тебя не волнует? – показывая вниз на поле, спросил сержант.

Издалека казалось, что на поле суетятся игрушечные солдатики. Там, прямо по невысоким кучкам тряпья, разбросанного по всей округе, двигались маленькие синие квадратики Легиона. Требовалось большое воображение или подзорная труба, чтобы разобрать, что это вовсе не мусор. Еще недавно это были здоровые сильные мужчины и лошади. Сейчас они превратились в падаль. За исключением раненых. И хвала Богу, что до них не доносились ни стоны, ни жалобы умирающих.

Там, на поле, сражались многие тысячи. А на его границе игрушечными коробочками виднелись тысячи опрокинутых и разграбленных телег обоза армии Марвана. Там все еще кто-то с кем-то дрался. А может, просто убивал. Во всяком случае, всадники и маленькие пешие человечки толпились внутри и снаружи лагеря, а на солнце изредка мелькали отблески от движущегося железа.

– Вот когда пошлют, тогда и волноваться станем.

– Недолго осталось. Минут двадцать.

– А что потом? – жадно потребовал ответа Тайр. Они с Сатуком состояли в одном десятке. Такой же первый бой для парня, как и для него.

– Известное дело, – солидно объяснил сержант, – Акбар недаром нас так развернул. Все предусмотрено. Деревня – опорный пункт. Живые изгороди и виноградники рядом – укрытие. На одном участке обороны поставили повозки так, чтобы они стали препятствием. В колючках прорубили амбразуры, поставили орудия в засаде. Они подвоха не ждут. Нормальные осадные орудия либо за холмами, где раньше был лагерь Косты, либо их бросили, удирая. А мы их встретим, – он хищно улыбнулся. – Навсегда запомнят. Как дойдут, так и накроем. К четырем полковым пушкам полагается три воза с боеприпасами. На них по штату сто тридцать три выстрела с ядрами и столько же с картечью. И так еще шесть раз.

– Почему?

– Считать надо уметь, – без злости подковырнул сержант. – Двадцать четыре пушки выстрелят с близкого расстояния, – он развел руками, – кто не видел, тому не понять. Они покатятся назад. Тогда и придет наше время, пойдем рубить уцелевших.

– То есть, когда до изгородей останется половина лиги, надо поднимать людей в седло, – согласился Баларс. – Все одно первой легкая кавалерия поскачет. Минут двадцать еще имеется. Расскажи, где такое видел. Ведь на Великой реке, а?

– Действительно, сержант, – поддержали остальные кирасиры, рассказывай!

– Когда воины нэгуша…

«Почему, собственно, он так странно произносит», – подумал Сатук, его старший брат, а если точнее, средний (первенец, как положено, наследник, все ему досталось, а двум другим пришлось хорошо задуматься, как жить и на что существовать). Честно говоря, никаких претензий у них обоих к старшему брату не имелось. Закон есть закон, и почему запрещено дробить участки, всем понятно без особых пояснений.

Они земаны, и едва-едва способны обеспечить в своем фемстве возможность не ударить во время смотра лицом в грязь хотя бы одному. Где уж на троих рассчитывать! Все честно. Свою долю знаний и умение фехтовать, а также сидеть на лошади и маленько разбираться в тактике, они получили. А уж приобрести второго и третьего строевого коня – не с их доходов. Спасибо и за наличие дедовской сабли. Отцу бы нипочем не приобрести оружие на троих.

Так что Патрик за неимением других предложений подался на границу в надежде на трофеи (их сюзерен фем Коста в его услугах не нуждался, предпочитал наемников, а не безлошадных и безземельных молодых парней). Наивным он не был, да и наставления отца выслушивал внимательно, насколько это в его возрасте возможно. В результате сокровищ прямо за поворотом не ожидал. А вот очень ясную цель – заслужить или заработать на свое поместье – имел. Стать главой собственного рода – дело достойное, однако неплохо бы и обеспечить потомков.

Так вот, брат в письмах называл тамошнего короля негусом. Был он не слишком красноречив и делал массу грамматических ошибок, зато описывал происходящее иногда даже излишне подробно, не приукрашивая жизнь. Конечно, послания доходили не шибко часто, но когда получал, было над чем поразмышлять. Брат отнюдь не глуп и давал точные характеристики людям, а события будто вставали перед глазами.

Как говорил в своей проповеди Взыскующий истины, произведший на Сатука очень приятное впечатление своей искренностью и аскетичностью, молодости свойственны бурлящая энергия, дух бродяжничества, склонность к авантюрам, самонадеянность, отсутствие чувства меры, порывистость, стремление выделиться, тщеславие. И в этом нет ничего дурного. Наоборот. Люди, идущие куда-то в поисках нового, представляют собой цвет империи. Это самые инициативные и предприимчивые. Они стремятся к обновлению, преобразованию. Их жадное желание изменить собственную судьбу неизбежно приводит к преобразованию окружающей реальности. Личный интерес оборачивается общественными деяниями.

Это не хорошо и не плохо, осознал Сатук, все тщательно обмозговав. Это данность. Без изменений нет развития. Конечно, многое зависит от количества идущих в одном направлении, но даже единицы способны повлиять на жизнь окружающих. Поэтому он не должен забивать себе голову высокими интеллектуальными мыслями, лучше следовать своим инстинктам и советам умных людей. Неплохо бы оставить свой след в истории, но тут уж как выйдет. Не у всех получается. А вот ловить шанс необходимо. В этом нет ничего дурного, если честно выполняешь долг и не роняешь чести в своих глазах и глазах окружающих. Такой подход его очень устраивал.

Патрик с самого начала оказался в самой гуще событий и достаточно откровенно ему сообщал обо всем происходящем. К тому времени брат попробовал себя на границе, и хотя особых богатств не заслужил, в качестве кавалериста приобрел солидный опыт реальных боевых действий. Тут присутствовал еще и любопытный момент установленного порядка дележки трофеев. Войско разделялось на три группы по рангам – командиры, всадники, пехотинцы – в зависимости от должности и их доли были различны. Делать карьеру даже в материальном смысле оказывалось выгодным.

Для полной прозрачности каждая группа при дележке добычи выбирала своего наблюдателя. Облеченные доверием опытные ветераны учитывали все, от доли императора и Храма (если все совершалось официально), до утерянного имущества. Погибший в бою конь, к примеру, требовал компенсации, как и ранение или гибель члена отряда. Оставшаяся сумма (если что-то еще оставалось), собственно, и составляла чистую добычу. Иногда из нее выделяли «премиальный фонд» – вознаграждение тем, кто проявил особое мужество.



… взяв Фануэль, – продолжал говорить сержант, – они сделали огромную глупость. Империю мало волнуют торговые фактории и поселения на западном побережье материка.