Подарить жизнь

Теперь уже правительственные чиновники не имели там особой власти. Граничары по указам, вновь и вновь подтверждаемым новыми императорами, получили то, что и так давно имели. После принесения присяги монарху они выделялись в отдельное сословие, имеющее все права фемов, а их офицеры и это звание – тоже. Налоги в казну императора также платили напрямую, что в данной ситуации в основном выражалось в обязанности снабжения частей Легиона на границе. Кроме того, территория проживания была поделена на сорок три полка, которые формировались из местного населения по территориальному признаку.

На их землях существовала полковая выборная администрация, управляющая военными и административными делами области. На территории полка действовал полковой суд, который рассматривал уголовные и частично гражданские дела. Фактически военные были никому не подконтрольны, а за свою службу получали жалованье лично от императора.

В правах поминались денежные выплаты, товары и военные припасы. На самом деле присылался в основном порох, а все остальное в очень небольшом количестве оседало в карманах старших чинов. Причем иногда даже не из-за корысти. Поскольку многие должности были выборными, всегда требовалось иметь некую сумму для оказания помощи нуждающимся и для подарков авторитетным вожакам. Жизнь есть жизнь.

Так что в наследство Текин получил приставку «фем» к фамилии Найзак и умение обращаться с оружием. А также завет не спускать ни одного кривого слова, сказанного в его адрес. Оружие, впрочем, было стоящим. Не в смысле драгоценных камней на рукояти, а по качеству. Настоящее добротное оружие для боя, а не для парада. Меч из лучшей стали, произведенной замечательными ремесленниками столицы, и кольчуга, взятая как трофей. Еще был составной лук. Вот с этим оружием отец научил Текина обращаться так, как учили в свое время их – бить без пощады. Ни один из соседских парней не мог так стрелять и фехтовать. Когда пришло время показать, что отец учил его не зря, новый фем стал выезжать не на одной удаче.

Возраста они были практически одинакового, даже телосложением схожи, хотя Аззаж горбонос и смугл, а Текин пошел в мать – темный шатен с голубыми глазами. Но дело не во внешности. Они были зеркальной противоположностью во всех отношениях, включая темперамент. Прирожденный фем горяч и отходчив, зато произведенный всегда сначала думал, а потом действовал. И при этом их жизненный опыт, если не считать детства, совпадал чуть ли не во всех деталях.

Умелые вояки, поднявшиеся из рядовых, насколько это возможно на границе, уважаемые подчиненными и твердо идущие вслед за Акбаром Годрасом второй десяток лет. Если бы они поменялись местами, многие и не заметили бы разницы. Приказы остались бы разумными, и простых солдат командир по-прежнему продолжал бы беречь. А что еще требуется? Заповеди воина не вчера родились. Офицер обязан проследить за тем, чтобы подчиненные вовремя получали паек и мародерствовали исключительно с его разрешения. Труса командир имеет право убить на месте.

Последнее было самым важным принципом. Один паникер заражает всех. Спящего на посту и бросившего в бою товарища тоже убивали. Есть вещи, которые прощать нельзя. Все боятся, особенно в первый раз, но надо переступить через страх и идти дальше. Если ты этого не можешь, значит, в следующем рождении появишься на свет в хижине простолюдина.

У каждого, взявшего в руки оружие, должны иметься гордость и веская причина стоять насмерть. Слова: «Я родился воином, живу воином, не нарушая чести и долга, и умру воином, не посрамив предков», – звучали на плацу во время принесения присяги не для проформы.

Граничары действовали обычно в составе прекрасно знакомых с детства подразделений, а на глазах у родственников и друзей сложно нарушить слово или предать товарищей. Впрочем, они охотно принимали приходящих со стороны и желающих повоевать с вечным врагом. Отряды фемов, простые люди, беглецы от различных сложных ситуаций (жестокие хозяева или долги) – все это никого не интересовало, если человек вел себя правильно и не подводил однополчан.

Можно было заметно продвинуться, и не будучи местным. Умелых вояк на границе ценили вне зависимости от их происхождения. Командир Тирейского полка был беженцем из Радиса, а сотники из попавших когда-то в плен гафатов и их прижившихся на новой земле детей совсем не являлись редкостью.



– А вот и твоя нянька идет, – на удивление спокойно сообщил Аззаж. Как подколка давно надоевшая шутка не звучала.

Текин даже не обернулся, прекрасно представляя, что за этим последует, и нисколько не ошибся.

– Немедленно перестань прикидываться, что не видишь меня! – потребовал гневный голос.

Аззаж радостно заухмылялся.

– А ты чему радуешься, придурок? – возмутился, глядя на него гневным взглядом, худой мулат. Он редко выбирал выражения даже при общении с офицерами. – Посмотри на свое бедро!

– Ничего особенного, – возмутился Аззаж. – Обычная царапина.

– Будто мало я, – мулат подумал и добавил, – да и любой из вас, видел, как умирали от куда менее серьезных причин. Тебе очень хочется увидеть, что нога начала гнить, и помирать в мучениях, отвратительно воняя? Сколько я вам, дубовым головам, объяснял про необходимость обрабатывать любую рану, а?! Возмущению его не было предела. – Ведь если не сделать простейшие вещи вовремя, даже маг будет бессилен помочь. Немедленно слезай с коня и снимай брюки!

– Прямо здесь, у всех на глазах, – посоветовал очень довольный Текин, ничуть не обижаясь на ушат помоев, вылитый на него вечным другом-врагом. Пришло его время слегка поиздеваться над приятелем. Тот ругался, но слезал с Коршуна вполне послушно.

Уж кого-кого, а Савами в среде старых бойцов очень уважали. Даже Акбар, всерьез недолюбливавший всех и всяческих целителей, костоправов, знахарей и прочих травников, выслушивал его и следовал указаниям. Уж что-что, а явную пользу от своего неизменного сопровождающего они все видели. Зашивать раны могли многие, а поднять умирающего с ложа и поставить на ноги – далеко не каждый.

– Не будем устраивать представление, – пробурчал Савами, убедившись в собственной. – Пойдем в помещение.

– Это тебе не сарай, – огрызнулся Аззаж, – это освященное помещение.

– Мне в данном случае, – целитель точно указал, до какого именно места ему святость, если это не его вера.

В принципе на границе из-за неимения Храмов и близости других народов особой религиозностью мало кто страдал. Попутно с официальными молитвами к Солнцу в ходу было множество других, благо, варилось в этом котле немалое количество самого разного народа со всех концов империи и даже из-за ее пределов.

Не считалось чем-то ужасным привечать местных божков, да и при встречах с разнообразными племенами не имело смысла становиться в гордую позу. Приходилось присутствовать при проведении чужих обрядов. Именно там и появились первые Взыскующие истины, постепенно распространили свое влияние на полки, а затем отправились и в другие места.

Они шли от деревни к деревне, от замка к замку и повсюду вызывали уважение благодаря своей строгости, доброте, нравственной силе и аскетизму. Проповедь была всем понятна и звучала достаточно заманчиво. Не отвергая официальную веру, Взыскующие призывали не отправлять десятину неизвестно куда, а использовать ее на нужды живущих в провинции. Отрицали ростовщическую деятельность Храмов и их меркантильность. Настаивали на прекращении приобретения фемами все новых и новых земельных угодий и советовали вернуть землю бедным. Естественно, такие речи очень многим приходились по душе.

При этом никто не требовал от обычных людей, чтобы они вели какую-то особую жизнь. Люди просто должны были поступать по возможности честно и праведно. Отказаться от мяса, поскольку в теле животного может быть заключена человеческая душа. Но делать все это надо исключительно по собственному желанию. Соблюдать все правила и ограничения обязаны лишь Совершенные. Они надеялись получить освобождение души после смерти тела и сидеть у престола Всевышнего.

Эти люди и составляли высший слой верующих. Проповедники и руководители. В каждой области и городе был свой жрец, которому помогали Старший Сын и Младший Сын. Они решали не только духовные, но нередко и хозяйственные проблемы. Практическим выводом из этого учения применительно к принимающим его людям было не только то, что любой человек может обрести спасение, но и то, что спастись можно только с Взыскующими.

Как ни странно, Карунас до сих пор серьезно не почувствовал всей угрозы, пришедшей с Совершенными. А вернее, аголины успели распространиться раньше и казались более опасными. К тому же, задевать пограничные провинции стало опасно. Это было единственное место, где сопротивление могли оказать достаточно ощутимо и резко. За Взыскующими истины стояло боеспособное войско граничаров.

Савами вряд ли имел шансы высоко подняться в иерархии секты, но в отсутствии жреца выполнял обязанности его Сыновей в полку, находящемся в боевом походе. Совершенный не должен проливать кровь, однако иногда это приходится делать. Такие люди именовались «Стремящимися», и пользовались не меньшим уважением, чем Совершенные. Достаточно подумать, и ты понимаешь, насколько тяжело выполнять множество ограничительных предписаний в поведении и еде во время войны и в соответствующем окружении.

– Ты такой же, как твоя мама, – закряхтев от боли, когда целитель принялся обрабатывать рану, пробурчал Аззаж.

– Какой? – с подозрением спросил Савами.

– Очень заботливый, – льстиво сказал офицер. – Не тыкай ради всего светлого в меня ножичком.

Это было только наполовину шуткой. Тот вполне мог и ножичком ткнуть. Не всегда он залечивал раны. В молодости всякое случалось, да и характер очень не гладкий.



Жизнь у стремящегося к Совершенству была достаточно извилистая, причем началось это еще до его рождения. Его мать появилась на свет за океаном в семье зажиточного судовладельца. Что там произошло, она по малолетству не знала. Скорее всего, ее просто не поставили в известность. Семья отплыла в империю, но кораблю очень не повезло. Буря выбросила судно на западный берег Черного материка. Руи Эджен уцелела и была подобрана местными жителями. Дальше ей пришлось очень несладко. Рыбаки продали ее местным купцам, и те повезли девочку в глубину страны.

Языка она в те годы, естественно, не знала. Объяснить, кому и в какие земли ее перепродавали, не сумела бы при всем желании. Насколько тяжела была жизнь и что с ней происходило, она и сейчас не говорила, зато в те годы выковался стальной характер. Недаром спина в следах от порки кнутом.

Руи не сломалась и вроде бы даже начала привыкать к не слишком приятному существованию, когда ее в очередной раз в качестве дани отдали племени кхондов, происходящему из общего корня гафатов. Не успела толком осмотреться и обжиться, как на их поселок впервые за многие годы налетели белые люди и уволокли ее с собой вместе с другими пленницами и немногочисленным добром.


Была Руи в ту пору уже на последних днях беременности, причем даже сыну толком не могла сказать об отце. То ли много их было, и сама она затруднялась, то ли из чистой вредности. Во всяком случае, когда фем Найзак, вернувшись из похода домой, обнаружил новорожденного сына Текина и могилу жены, кормилица удачно оказалась под рукой.

Хозяйский сын и Савами росли вместе, и мать была одна на двоих. Преданная хозяину и сроднившаяся с ним через ребенка, выросшего на ее руках, женщина постепенно стала в доме полноценной начальницей. Отец появлялся достаточно редко и не имел никаких причин быть недовольным. Фактически Руи только по статусу была рабыней, а на деле превратилась в своего человека.

Когда отец скончался, и Текин получил наследство, он моментально освободил обоих. И женщину, заменившую ему мать, и названного брата. С тех пор прошло почти тридцать лет. У фема давно появились свое поместье, семья и дети. А Руи Эджен продолжала бессменно править в его доме, воспитывать сыновей и дочерей своего молодого господина.

Будучи по отзывам всей округи отвратительнейшей скандальной особой, да еще и скупой до безобразия, в семье Найзаков она вела себя совсем иначе. Руи считалась доверенным человеком и борцом за интересы рода. Дети ее обожали, и, даже вырастая, не забывали. Она жила печалями и радостями семьи, помнила все и обо всех, и готова была помочь делом и советом.

Идея отправить своего сыночка учиться целительству принадлежала ей. В детстве ребенок был достаточно буйным, и получив свободу от молочного брата, вознамерился прошибать головы не только врагам с той стороны границы, но и близлежащим соседям, частенько норовящим подчеркнуть свое превосходство. Вряд ли он добровольно согласился бы учиться, но кто же его спрашивал?

– Нет, я все понимаю, – громогласно объявила чья-то неизвестно откуда появившаяся и заслонившая свет широкоплечая фигура. – Тем не менее, гадить в Храме как-то неприлично.

– Чего? – изумился Текин.

– А что можно делать без штанов? Умоляю, не разочаровывайте меня, – закричал с надрывом вошедший, – не говорите про горячую любовь, из-за которой вы здесь уединились. Втроем.

– Еще один недоделанный шутник, – хладнокровно пояснил Савами, – за красивую фразу продаст родного папу и заработает тьму недоброжелателей.

– Мой папа сам кого хочешь продаст, – гордо заявил Шир фем Мунис.

Это была чистая правда, причем речь не шла о товарах. Если предвзято относиться к происшедшему, так его самого, как и еще одного брата, продал отец. Правда, официально это называлось несколько иначе. Молодым наследникам требовались доверенные товарищи. Всегда лучше, чтобы соратники росли вместе с тобой с детства, а не приходили уже взрослым со своими собственными интересами.

Купцам требовались налаженные связи с родовитым фемством. Отдавать детей на воспитание в семью воинов – с дальним прицелом, как оруженосцев – достаточно распространенная практика. Если сумеют проявить себя, могут и в статусе подняться. В любом случае дружба с товарищем-хайдутом частенько сохранялась на всю жизнь. Или напротив, близкое знакомство приводило к ненависти, но тут уж не угадаешь. Да и не часто такое происходит. Если не сойдутся молодые ребята характерами или начнется между ними соперничество, проще вернуть неудавшегнося соратника домой.

Пристроить мальчишку, из которого неизвестно еще, что выйдет, далеко не просто. Поэтому частенько речь шла об очень определенных семьях, поддерживающих давние отношения и находящихся в союзе. Фему тоже не лишнее иметь человека, в честности которого при заключении сделок по продаже производимого в поместье товара можно не сомневаться.

Гордость – это само собой, но торговых связей люди в империи не чурались, независимо от сословия и положения. Нормальное дело – заработать на своем труде или труде своих людей. Никто не знает приговора Высшего Судьи после смерти, зато материальный успех – это очень наглядный знак благословения свыше. Естественно, не за счет обмана и подлости – это совсем другое дело. Зато ловчить никому не возбраняется.



Мунис-папа, совсем не фем, поставил целью пристроить своих младших мальчиков не к кому-нибудь, а к Годрасам. Он даже учел их наклонности. Шир предпочитал не книги, а добрую драку, чем и отличаслся от старшего Бувала. Пришлось здорово раскошелиться и много кланяться. В империи брали все и всегда. Сам размер содержания государственных людей, не пересматривавшийся последние пару столетий несмотря на многочисленные изменения, подталкивал к этому. А уж подарки вышестоящим по любому поводу давно вошли в традицию. Попробуй не дать положенное!

Но даже у чиновников существовала своя честь. Если уж взял – выполнял обещанное. Другое дело, что в спорных случаях можно лупить огромные суммы или устраивать торги между заинтересованными сторонами. Жалованье у чиновников маленькое, но чем выше разряд и возможности, тем богаче они жили.

А Карунасу это, кроме всего прочего, было выгодно. Любого можно без сомнений схватить и обвинить в коррупции, если требуется посадить на место своего человека. Естественно, провинциальные взяточники были в курсе происходящего. Мелкие чернильные люди стабильно платили начальникам из собственных доходов. Высший слой регулярно отсылал подношения своему прямому руководству в столицу. В результате обычно снимали начальство, а ниже все оставалось по-прежнему. Новому начальству тоже ведь требуются умелые люди и денежные поступления.

Иметь дело с приближенными оборотистых фемов намного сложнее. Дело даже не в их честности или клятве. Всякие попадались, просто обычно близкий круг напрямую зависел от самого старшего в семье и без него ничего не стоил. Умные родители подбирали соратников для детей из безродных и бедных. Уже гораздо позже Шир точно выяснил, что все шло с полного одобрения старого Годраса. Ни один его приближенный не посмел бы без спроса подсунуть хозяину в товарищи для его сыновей чужаков со стороны.

Деньги, заплаченные за протекцию, в большей своей части хозяйским сыновьям и достались, когда те вошли в возраст. Результат в любом случае вышел недурным. Бувал не стал правой рукой главы рода Годрасов, а сделался всего лишь одним из его управляющих. Зато Шир получил и звание фема, и должность в ближайшем окружении Акбара.

Он командовал пехотой в его личном отряде и, как положено, считал ее важнейшей на поле боя. Каждый за своих людей душой болеет и выставляет их при случае в наилучшем свете. А иначе какой это командир? Чтобы добиться успеха, ему нужно было, с детства сравнивая себя со знатными воинами, заработать десятки шрамов и служить много лет, но ведь именно этого он и желал!

– Я думаю, удачно вышло, – сказал Аззаж, обводя всех присутствующих взглядом. – Не часто нам выпадает возможность поговорить вот так, без свидетелей.

– Хе? – изумился Текин.

– Сюда никто не войдет?

– Там стоят и мои люди, и твои, – произнес Шир. – Никто не явится без спроса. Чувствуй себя свободно.

– Сегодня изумительный день, – довольно сообщил Текин. – Я угодил в самую гущу заговора. Кого продавать будем?

– Ты и я – левая и правая рука Акбара, – не обращая внимания на подначку, заговорил Аззаж. – Шир – туловище, Савами – сердце. Кому, как не нам, обсудить происходящее?

– А где ноги? – заинтересовался Текин.

– Чего именно ты хочешь? – отмахнувшись от шутника, спросил Аззажа Шир.

– Мы всегда шли туда, куда нас звал Акбар…

– И не прогадали, – пробурчал Текин.

– … а не пора ли задуматься? Акбар полководец, а не политик.

– Ты у нас великий политик, – подсказал Шир.

– Он послушен воле своего брата. А хорошо ли это для нас?

– Я не думаю, что ты настолько глуп, чтобы предлагать нашей компании перейти на другую сторону. Говори яснее, – потребовал Савами.

– Что тут непонятного, – с досадой воскликнул Аззаж. – Мы где сейчас находимся? В Храме! А почему надо возвращать его владельцам? Вон они валяются, – он ткнул пальцем в сторону двух трупов в одеждах жрецов, лежащих в сторонке. – Нам это простят? Нет! Кто-то будет выяснять причины или искать убийц? Нет! Первосвященник теперь в полном праве кинуть на мятежников Орден Солнца.

– Ах, как страшно, – восхитился Шир.