Почетный пленник

Ултер


— Хродвиг! Это что-то удивительное! Ты сам должен это увидеть! — Хоар подъехал вплотную к деревянному убежищу и пару раз стукнул по борту повозки.

Ули от нетерпения заерзал на месте. А Ойкон, напротив, глубже забился в свой угол и захныкал.

— Не бойся, Ойкон, — обратился Ултер к парнишке. Ему вдруг стало жалко деревенского дурачка. И он захотел его успокоить. — Наши воины не дадут тебя в обиду.

Ойкон в ответ забился еще глубже и стал еще меньше, свернувшись калачиком. Но плакать перестал. Немой вопросительно замычал и обернулся к Хранителю. Тот сильнее укутался в свою бурку и кивнул головой. Возница откинул брусья из пазов, открыл дверцу и выпрыгнул из повозки. Ули намеревался прыгнуть следом, но Хродвиг придержал его, а Хоар захлопнул перед носом у мальчика дверь.

— Я здесь у вас точно как пленник! — крикнул Ули.

Старик не ответил, и Ултер насупился. Немой сел на свое место на облучке и громко чмокнул, тряхнув вожжами. Дом на колесах дернулся и тронулся с места. Хоар пустил коня шагом и поехал рядом.

Хродвиг разглядывал надувшего губы мальчика, его недовольное лицо, нахмуренные брови, сложенные на груди руки…

— Пленник?.. — Старик медленно и четко произнес это слово, словно пробуя его на вкус. — А кто здесь не пленник? Хоар дал мне клятву защищать меня ценой жизни. И только что был готов сражаться с чудовищем. Пленник ли Хоар своей клятвы?

Ултер взглянул из окна на едущего рядом Хоара. Хродвиг сделал то же самое, и Хоар поклонился Хранителю. Он ничего не ответил, и Ултер только дернул плечами. «Дурацкий вопрос!»

— Разве мы спросили Немого, хочет ли он выходить из нашего защищенного убежища и ехать навстречу неизвестности? Однажды плохие люди отрезали ему язык и чуть не убили его самого, но я остановил их. А он поклялся ехать со мной туда, куда мне будет нужно. И теперь он возчик — и без него мы не сможем тронуться с места. Пленник ли он?

Немой еще громче причмокнул и щелкнул вожжами. Мулы недовольно махнули хвостами и прибавили шаг. А Ултер опять промолчал.

— Я не спал всю ночь. Мое нутро грызут огненные черви, и даже говорить с тобой невыносимо. Но я должен успеть хоть что-то оставить в твоей голове. И должен закончить дело. Чтобы жители Ойдеты понимали, что не зря они стали Дорчариан. Что Суд Хранителей рассудит их. Таков мой долг. Пленник ли я?

Услышав о странных огненных червях в животе у Хранителя, Ули вскинул голову. Но, услышав о долге, вновь спрятал глаза. Отец и Гимтар тоже любили говорить о долге. И о том, что Старший должен быть умнее. Но теперь-то он ведь Младший, так? Чего же этот старик к нему прицепился?

— Или, к примеру, сын дана Дорчариан. Тот, который остался. Может ли он перечить своему старому, больному прадеду и вести себя как капризный мальчишка? Как обычный маленький мальчик?

После таких слов отсидеться молча стало невозможно. Ултер выпрямился, расцепил руки и поднял голову. Посмотрел на Хродвига. Его бледное лицо было покрыто мелкими бисеринками пота.

— Нет, Хранитель. Так вести себя не пристало.

— Вот! — поднял вверх палец Хродвиг. — Обычному маленькому мальчику — пристало, а сыну дана — нет. Не потому ли, что сын дана — пленник?

На этот вопрос Ултер не ответил. Потому что не понял. То ли так прадед ругался, то ли хотел чего… Ултер вежливо посидел еще какое-то время — вдруг Хродвиг еще что-то скажет, но старик молчал. И тогда мальчик откинул занавесь и посмотрел в окно.

Хоар к тому времени слегка обогнал их, возглавив процессию. Дорога поднималась вверх и уходила за поворот, к которому они приближались. Высоченные ели тяжелыми мохнатыми лапами стелились по самой земле. Как будто старались сжать дорогу и сделать из нее тропинку. Ули представил, как там, за поворотом, огромный Джогу-Вара лежит в большой-большой луже темной крови, со стрелой в сердце и копьем в животе, и расстроился.

«Этот Джогу-Вара хороший. А хороших Джогу-Вара убивать нельзя! Плохих — можно!»

Ойкон, видимо, думал о том же, поэтому и не вылезал из своего угла, крепко сжимая худые ноги и подтянув колени под самый подбородок. Ули случайно увидел, как вдалеке, позади, из-за дерева опасливо выглядывает староста Эйдир в своей дурацкой шляпе.

«Боится, что Джогу-Вара еще не убили и что тот ему голову оторвет! — злорадно подумал Ули. — Вместе со шляпой!»

Впрочем, когда они преодолели поворот, никакого большого мертвого Джогу-Вара в большой-большой луже крови там не оказалось. И живого Джогу-Вара Ултер тоже не заметил. Но посмотреть все равно было на что. Едва они повернули, как их повозка вновь встала на краю огромной поляны. Высоченные ели раздались вширь, и белые пики гор привычно заняли свое место на горизонте. Дверь распахнулась, открытая Хоаром. Ултер, наученный горьким опытом, посмотрел на Хродвига и спросил:

— Можно?

Дождавшись кивка старика, мальчик спрыгнул на землю, не дожидаясь, пока Немой вытащит и приладит лесенку. Спрыгнул — и замер, распахнув глаза и раскрыв рот от удивления.

На просторной поляне широкой сетью спускались по склону многочисленные ручьи-ручейки, весело звеня и скача с уступа на уступ, обрушиваясь вниз небольшими водопадами. Струи водопадов, рассыпаясь алмазными брызгами, переливались в солнечных лучах, а над некоторыми из них в облаке водяной взвеси переливались радуги. И над многими ручьями, в разных местах, крутились водяные колеса. Их было много — одни побольше, другие поменьше, третьи совсем маленькие. Одни стояли под водопадом, и водяная струя падала прямо на колесо. Другие располагались над ручьем, и течение спокойно и равномерно раскручивало механизм. Они скрипели, хлопали и булькали, погружая лопасти в ручей. Но даже не это заставило замереть Ултера, как и его спутников.

Впереди, напротив остановившейся повозки, полукругом стояли чернобурочники со своими копьями. Впрочем, держали они их наконечниками вверх, а пятки копий уперли в землю. Они окружили странного мужчину с всклокоченной шевелюрой спутанных волос в длинном, видавшем виды дорожном плаще имперского кроя. Высоко в горах такие плащи не носили. Странный мужчина сидел на камушке перед какими-то необычными глиняными бочонками странной формы. Таких Ултер раньше не видел и не мог разгадать, что перед ним.

Незнакомец сидел на камышовой циновке с закрытыми глазами и… вовсю играл на свирели! Он ловко перебирал длинными пальцами, и мелодия у него выходила трогательная, протяжная. Музыка, отражаясь от соседних склонов, висела над поляной, над радугами и водопадами, запутываясь в верхушках деревьев и вплетаясь в неумолчный звон ручьев.

Сзади послышались скрип, тяжелое дыхание — и вскоре тяжелая ладонь Хранителя опустилась на плечо мальчика. Но Ултер не шелохнулся. Не видел он и того, как рядом с Хродвигом встал Ойкон, улыбающийся от уха до уха. Не смог посмеяться над тем, как опасливо показался на поляне Эйдир, держа своего ослика под уздцы. Ничего этого мальчик не видел и не слышал. Не слышал ничего, кроме чудесной музыки, которая своими теплыми волнами уносила его в неведомые дали.

Но все кончается, закончил играть на свирели и незнакомый музыкант. Он убрал от губ дудочку, немного еще посидел с закрытыми глазами, словно прощаясь с исчезающей мелодией, и открыл глаза.

Ултеру показалось, что его глаза тоже открылись, пусть он и не закрывал их. Ему стало так легко, что, казалось, подпрыгни — и улетишь под самые облака! Чувство было новым и интересным, но все впечатление испортил дурачок Ойкон, который с криком: «Гворф! Ты живой!» — так быстро пронесся мимо, что Ули отшатнулся от неожиданности. Однако чернобурочники преградили путь Ойкону копьями, не позволив подростку приблизиться к музыканту.

Незнакомец, который при возгласе Ойкона повернулся к ним лицом, легко встал с камня, словно и не сидел долгое время, и широко улыбнулся:

— Ну наконец-то вы пришли, дорогие гости! Я играю эту мелодию своим подружкам каждый день. Играю три раза в день — рано утром, днем и вечером. Вот и не смог прерваться, а то они обидеться могут…

— Кто они? Какие подружки?.. — не выдержал Ултер. Плечо больно сжала рука Хродвига, и он осекся. Впрочем, музыкант не обратил внимания на то, что какой-то мальчик задает вопросы раньше остальных. Он вообще на Ултера не обратил особого внимания и смотрел сейчас только на Хродвига.


— Как кто? — удивился мужчина. И повернулся к странным глиняным бочонкам. — Пчелки мои драгоценные, конечно! Какие здесь, в горах, пчелки добрые, щедрые и какой мед душистый, целебный делают! Не то что в Империи — и люди злые, и пчелы. Злые, кусачие… — Музыкант нахмурился, задумался о чем-то и застыл на месте.

— Кто ты? Представься!.. — велел ему надтреснутый голос Хранителя.

— Я — Аскод Гворф, почтеннейший Хранитель Хродвиг, — ответил мужчина, продолжая хмуриться и напряженно думать о чем-то своем.

— Откуда тебе известно, кто перед тобой? — быстро спросил Хоар.

— А?.. Что? — переспросил Аскод.

— Откуда тебе известно, что перед тобой Хранитель Хродвиг? — вновь спросил Хоар. Выглядел он встревоженным.

— О! — воскликнул Аскод, всплеснув руками и указывая на повозку Хранителя. — Имперская повозка в горах Дорчариан редкость. И если в долине залетные купцы и ездят в таких, то здесь она может быть только у главы Хранителей. Как там в детской песенке… «Скрип-скрип! Правосудие не за горами!»? — засмеялся чудак. — А глава Хранителей — уважаемый Хродвиг.

Аскод низко поклонился Хродвигу.

— Твой дорча очень хорош. — Голос Хродвига был еле слышен, но все сразу же замолчали, стоило ему начать говорить. — Как ты выучил наш язык?

— О! — вновь воскликнул Аскод. Казалось, он одновременно радуется и изумляется новым вопросам. — Я долго изучал обычаи и нравы вашей гордой страны и племен, ее населяющих. Я много общался с воинами дорча, которые служат в Империи…

— Ты сам построил все эти водяные колеса? И для чего так много? — перебил его Хоар.

Ултер повернулся и увидел, как прадед осторожно опустился на вытащенный из повозки сундук. Немой придерживал его под локоть. Хранитель уселся, оперся спиной о борт повозки, выставил перед собой посох со сцепленными руками и закрыл глаза.

— Это? — Аскод удивленно, словно впервые видя, огляделся вокруг. Водяные колеса вращались в пыли из мельчайших брызг, некоторые из них вертели какие-то новые колеса и колесики уже на берегу. Какие-то колеса не вращались, какие-то стояли, покосившись, какие-то валялись на берегу, недостроенные. Рядом с ними высились навесы и небольшие сараи, лежали ошкуренные бревна и тесаные брусья. — Это вчерашний день, бесплодная попытка разума приучить течение воды и сделать его бесплатным помощником. Я искал наилучший вариант, умножая сущности… Поработить природу… Это все кончено, забыто!

Но пчелы! О, здесь мы видим не рабов — но работников! Работников неутомимых, щедрых, но способных постоять за себя. А что мы видим внизу, в Империи, у просвещенных лучших людей? Искусно сделанные дупла или выпиленные куски деревьев с ульями внутри. О! Когда я разговорился с одним чудесным горцем, он рассказал мне, как бесчисленные стада овец с пастухами поднимаются летом в горы, а с приходом осени постепенно спускаются вниз, где теплее. И я понял! О, я понял — первым! Но все смеялись надо мной!!! — вновь нахмурился Аскод и замолк.

«Наверное, он тоже немножко дурачок, этот Аскод Гворф. Недаром они с Ойконом дружат», — подумал Ултер, глядя, как музыкант махал руками.

— И что же ты понял? — мягко подтолкнул его к продолжению разговора Хоар.

— О! — похоже, без этого «О!» чудак Аскод не мог начать говорить. — Я понял, что и пчел нужно и можно пасти! Пасти там и тогда, где цветут деревья и травы!! А эти напыщенные зазнайки, что зовут друг друга учеными мужами, смеялись надо мной! Они не годны даже для того, чтобы выносить за коровами навоз!

Ултер тихо рассмеялся, чтобы его никто не увидел. И только Ойкон, стоящий рядом, тоже рассмеялся следом.

«Хорошо сказал! Может, и не такой уж он дурак, раз ученый. Надо запомнить и Мереху также сказать. Как только встречу его — врежу ему как следует и скажу: „Никуда ты, сопляк Мерех, не годишься, даже за коровами навоз выносить!“» — представив такое, Ултер заулыбался пуще прежнего. И Ойкон стоит рядом, радуется. Ули оглянулся кругом — не смотрит ли еще кто. Но все глядели только на ученого Гворфа и Хоара. Они стали говорить что-то про деревянные водяные колеса, и Ултеру стало скучно.

Ули потихоньку отошел в сторону и подошел к сдвоенному колесу, что стояло ближе других. Оно было заметно больше всех прочих колес. Ойкон пошел следом, но никто из взрослых не окликнул их. Тогда Ултер поднял гладкий камушек на берегу ручья и подкинул его на ладони. Он прицелился и бросил голыш в колесо. Камешек чуть слышно стукнул в колесо и булькнул в воду. Краем глаза Ултер увидел, как размахивается Ойкон. В руке у него был здоровенный булдыган. И как поднял-то, ведь заморыш совсем? Ведь не добросит!

Добросил. Лопасть вращающегося колеса отбила снаряд, и он с громким всплеском упал в воду. Разговор взрослых резко прекратился. Сдвоенное колесо вдруг замедлило свой ход, потом задрожало и завихлялось, раскачиваемое течением. Изнутри что-то посыпалось. Потом раздался оглушительный треск, ось переломилась, а сдвоенная громадина прямо по ручью покатилась на Ултера.

Предупреждающе крикнул что-то Хоар, и Ултер резво отпрыгнул подальше от берега. Только Ойкон застыл столбом, раскрыв рот, глядя распахнутыми глазами, как разогнавшееся колесо накатывается на него.

«Раздавит же дурака!» — подумал Ули и рванулся в сторону Ойкона. Он успел обхватить его за плечи, и они кубарем покатились по берегу. С грохотом, в туче брызг, неуклюжая махина выбралась из ручья и прокатилась совсем рядом, там, где только что стоял деревенский дурачок, окатив их водой.

Лежа на неподвижном Ойконе, Ултер смотрел, как колесо заскакало дальше, в сторону дома на колесах. Напряглись чернобурочники, отбросив копья на землю и слегка присев. Встал перед Хранителем Хоар, готовый ко всему. Толстый староста задал стрекача, смешно задирая ноги, забыв об ослике и бросив шляпу. Потом колесо высоко подпрыгнуло на ухабе, замерло в небе и приземлилось, рухнув прямо перед взрослыми и развалившись на части.

В полной тишине Аскод Гворф подошел к обломкам, пнул один из них и покачал головой. Он повернулся к ошарашенному Хоару и спокойно продолжил, как будто ничего не произошло:

— Я же говорю, вчерашний день. Бездарная попытка удвоить крутящую силу… — по-видимому, ребячья шалость осталась им не замечена, потому что на лежащих Ултера с Ойконом он даже не взглянул.

Ученый-музыкант с жаром стал что-то рассказывать Хоару. Что именно — Ултер не слышал, потому что падение и удар о землю выбили из него дух и в ушах шумело. Но он увидел, как зло дернул щекой Хоар. Охранник Хранителя посмотрел прямо в глаза Ултеру и резко махнул рукой, указав на повозку.

Ничего не поделаешь! Ули встал, поднял и отряхнул Ойкона и взял его за руку.

— Ты не бойся, — шепнул он ему в самое ухо. — Я на себя все возьму. Ругать только меня будут.

Продолжая держаться за руки, с мокрыми волосами, липнущими ко лбу и щекам, обрызганные с ног до головы, они прошли мимо взрослых. Чернобурочники даже не повернули головы в их сторону, Хоар уже говорил о чем-то с Аскодом. И только Немой молча веселился, скаля белые зубы, и Хродвиг проводил их внимательным взглядом, когда мальчики прошли мимо него, забираясь в повозку.

«Вот это да! — закричал про себя Ули. — Вот это дело! Жаль, брата рядом нет! Такое пропустил! Уж он-то не стоял бы столбом… И отчитывали бы их вдвоем, как обычно. А теперь, наоборот, за двоих ему одному отдуваться придется».

Ултер посмотрел на Ойкона, и ему стало стыдно. На бледном худом лице дурачка в распахнутых глазах застыл невидящий взгляд. Губы дрожали, а кулаки сжались так, что костяшки побелели.

Ултер обнял своего нечаянного приятеля за плечи и зашептал:

— Ты чего, испугался, Ойкон? Ты не бойся. Ты же не виноват, понимаешь? Ты же за мной повторял, правда? Я бросил камень — и ты вслед за мной. — О том, какой здоровенный это был булдыган, Ули промолчал. — Так что не бойся.

Ули почувствовал, как расслабился Ойкон в его объятиях, и усадил парнишку на сундук-сиденье. И тогда они стали делать то, что сыновья дана обычно делали всегда, когда их наказывали, запрещая показываться на улице.

Сын дана Дорчариан и деревенский дурачок из Ойдеты смотрели в окно. Подле окна сидел на сундуке Хродвиг, закутанный в свою черную бурку по самую макушку. Хоар продолжал расспрашивать о чем-то мельтешащего пчеловода. Скукота! Со стороны посмотришь — как будто Хоар здесь главный, а Хродвиг — случайный старик. Ули попробовал пошептаться с Ойконом, но тот только доверчиво улыбался. Ултер подошел к другому окну с противоположной стороны и выглянул из него.

Вид отсюда был совсем скучный: не видать ни людей, ни водопадов, ни водных колес. Вдруг Ултеру показалось, что он увидел что-то в кустарнике на краю поляны, у самой кромки. Присмотрелся — не показалось ли? Но нет, в траве то и дело что-то поблескивало, сверкая бликами.

«Ведь никто не приказывал мне сидеть в этом доме на колесах? — подумал Ултер. — Хоар только махнул рукой, но не сказал же ничего, ведь так? — уговаривал он сам себя. И уговорил. — Вот пусть Ойкон останется, чтобы опять не учудил чего, а я тихонечко схожу, посмотрю, что это там так блестит».