Поцелуй сумрака

– Не оставляй окна открытыми. Я сделал все возможное, но не обещаю, что моих оберегов хватит, – он отошел и потер рукой изможденное лицо. – Зло рядом. – Его взгляд стрельнул к окну. – Оно подкрадывается все ближе и ближе.

Моя хрупкая надежда истаяла. Все те же старые иллюзии о злых, неестественных угрозах. Отец так же болен, как прежде.

Я подняла свечку с пола и поискала в ящике стола спички. В голове роилась куча вопросов.

– Это ты оставил цветы на крыльце Везерингтонов?

Хэтти не поверила, что их разбросал Большой Том, но ей ни за что не угадать истинную личность нашего загадочного благодетеля.

Отец кивнул, и на его глаза упали грязные пряди.

– Они сработали? Зло тебя не коснулось?

– Я в порядке. Ничего плохого не происходило.

– В конце концов мне придется отнести обереги к дому Лайлы, где бы она теперь ни жила. Но сперва я исчезну на какое-то время. Я не хочу уходить, Верити, но мне нужно сбить их со следа. Если я продолжу бежать, то запутаю их.

Я проигнорировала знакомую параноидальную речь. Не было никаких «их» – преследователей, которые якобы хотели навредить отцу. Ни в этом мире, ни в каком-либо другом.

– Как ты сюда попал, папа?

В лечебницу его поместили против воли. Если он ушел оттуда без разрешения, то теперь считается беглецом.

– Сиделка сказала, что моих девочек отвезли в новый дом в городок Уилер. Как только меня оставили одного, я ускользнул и отправился на ваши поиски, – папа облизнул губы. – Верити, я знаю, что здесь живет юноша. Я видел, как вы заходили в сарай. Не дай ему сбить тебя с пути праведного. Разделишь с ним ложе, и это повлечет за собой катастрофу. – Он пристально посмотрел на меня. Его черные зрачки расширились до такой степени, что оставили лишь тоненькую цветную окаемку. – Плата за грех – смерть.

Моя шея яростно покраснела.

– Папа, тебе не о чем беспокоиться.

Он начал расхаживать из стороны в сторону, как зверь в клетке.

– Сначала ты игнорировала мои предупреждения о невидимом зле, а теперь и о мальчишке?

– Я тебя не игнорирую, – возразила я успокаивающим тоном. Не дай Бог он разбудит своими криками Большого Тома и Хэтти. Нельзя представлять его Везерингтонам в нынешнем психическом состоянии. – Мы с Абелем просто…

– Мы были так молоды, – выпалил он, и его взгляд стал отстраненным. – Так молоды, когда полюбили друг друга.

Отец замолчал, и мне показалось, что его стеклянные глаза вглядывались в давно минувшее время и место.

Я затаила дыхание, ожидая, не прояснится ли его сознание. Если я увижу хоть проблеск здравомыслия, то еще не все потеряно. Порой я цеплялась за какую-нибудь обыденную фразу среди его бессвязной болтовни и использовала ее, чтобы вернуть отца в реальность.

– Я и подумать не мог, что она умрет, – прошептал он дрожащими губами. – И ребенок. Что может юноша знать об утрате, печали и скорби? Прошло сколько лет, а я до сих пор их чувствую.

Папа судорожно вздохнул. Пламя свечи откидывало тени на его глаза, углубляло впадины на осунувшихся скулах.

Я села на кровать, не сводя с него глаз. Мне не хотелось обсуждать мамину смерть. Но, по крайней мере, его мысли клонились к реальному прошлому, а не плоду его больного воображения.

– Знаю. Я тоже скучаю по маме.

Я выкинула из головы воспоминание о ее серой коже на фоне атласной обивки гроба цвета слоновой кости, о крошечном теле брата в ее безжизненных руках.

– Моя дочка, – пробормотал папа. Его взгляд бесцельно бродил по комнате. – Моя маленькая девочка. – Он понизил голос до хриплого шепота и добавил: – Дитя моей оплошности. Я с самого начала знал, что потеряю ее.

– Папа, ты снова все перепутал, – по моей коже прошел мороз. – Я здесь. Лайла тоже в безопасности, в своем новом доме. – Я замешкалась; не хотела говорить ему, где найти Лайлу. Может, мисс Мэйв и отнесется с сочувствием к его состоянию, но мистер Либранд вряд ли поймет. – Мы не потерялись.

Отец рванул вперед и преклонился передо мной. Сжав руки, опустил их на мои колени и лихорадочно всмотрелся мне в глаза.

– Двух забрали, двух оставили. По справедливости, я должен поплатиться за свои грехи, хоть и совершил их в молодости. Каждый день я страдаю от них. Но, несмотря ни на что, я надеюсь, что вы с Лайлой спасетесь, – он склонил голову. – Ты должна защитить ее, Верити. Для меня уже слишком поздно. День расплаты почти настал.

Отец посмотрел на меня – такой грустный, хрупкий и потерянный. И один из уцелевших кусочков моего сердца отломился.

Я смахнула осколки, как всегда, и попыталась мыслить трезво.

– Почему бы тебе не прилечь, отдохнуть? – я подняла его на ноги, повернулась и взбила подушку. – Можешь поспать сегодня на моей кровати.

Как только отец уснет, я спущусь и разбужу Хэтти с Большим Томом. Он выглядел так же, как до лечебницы – спасибо и на том, что не хуже. Папа сбежал только из-за бредовых опасений, что его дети нуждаются в защите. Везерингтоны помогут благополучно доставить его в Нью-Йорк. Мне потребуется аванс, чтобы купить билет на поезд, и лучше бы папе сесть на станции в Ардженте или другом близлежащем городке, иначе он привлечет лишнее внимание.

– Нет! – прервал отец криком все мои планы. – Если усну, то снова увижу кошмары.

Не успела я и глазом моргнуть, как он выскользнул из окна и проворно побежал по крыше.

– Папа, стой! – Я поползла на четвереньках за ним, проклиная длинную сорочку за то, что мешала быстро двигаться. Жестяная крыша не успела остыть после жаркого дня и обжигала ступни, пока я на дрожащих ногах бежала по крутому склону. – Стой! Ты упадешь!


Папа мчался прямиком к краю крыши. На секунду я испугалась, что он прыгнет. Вместо этого он полез по раскидистым ветвям высокого дуба. Когда я добежала до них, он был уже на полпути к земле.

Я обхватила руками ветку. Грубая кора вонзилась в ладони. Вцепившись в нее что есть мочи, я оттолкнулась от крыши и опустила взгляд как раз в тот момент, когда ноги отца коснулись почвы. Он стрелой сорвался с места.

Сделав глубокий вдох, я отпустила ветку.

При приземлении мою левую лодыжку пронзила жгучая боль. Я стиснула зубы и, хромая, поспешила за отцом.

– Папа! Тут безопасно, клянусь тебе! – пропыхтела я. – Не уходи.

Теперь он превратился в едва заметный темный силуэт, устремившийся в черноту. Я бежала следом, но сильно отставала и могла лишь наблюдать, как он ускользает все дальше и дальше.

До тех пор, пока он не слился с ночью.

В конечном итоге я заковыляла обратно к ферме, лицо исполосовывали злые слезы. На крыльце меня встретили Везерингтоны. Большой Том всматривался во мрак, его рубашка была неправильно застегнута, седые волосы торчали как гребешок петуха.

– В чем дело?

– В моем отце, – ответила я с комком в горле. – Он сбежал из лечебницы и приехал сюда.

– Мы пойдем за ним, – заверила Хэтти.

– Бесполезно, – я скривилась, поднимаясь на крыльцо. – Его невозможно найти, когда он этого не хочет. Он хорошо умеет прятаться.

– И от чего, по его мнению, он прячется? – спросил Большой Том.

Я устало пожала плечами.

– От всего. Всего воображаемого. Это он положил цветы на ваше крыльцо. Думает, что они оберегают от зла.

Хэтти закусила ноготь большого пальца.

– Ну, эта новость как гора с плеч. Я никак не могла понять, кто их оставил. От чего конкретно он нас защищает? Та дамочка, мисс Пимслер, вскользь упоминала о его… проблемах, но без подробностей, так как мы не ожидали, что когда-либо с ним встретимся.

– Он путает реальность с вымыслом. В течение нескольких лет он был убежден, что мы с Лайлой в опасности от чего-то злого, что он не может до конца объяснить. Он пришел предупредить, чтобы я остерегалась… чего бы то ни было, что ему видится.

И еще Абеля, но об этом я говорить не стала.

– Наверняка шериф сможет его выследить, – сказала Хэтти. – Нужно рассказать ему. А также мисс Мэйв и мистеру Либранду.

Я так и представляла, как неприязнь шерифа Лофтиса сменится подозрением, когда ему в голову придет неизбежный вопрос: передается ли по наследству болезнь доктора Прюитта? Потеряет ли рассудок дочь сумасшедшего?

– Можно это останется между нами? Пожалуйста. – Мне претила мысль, что папе начнут перемывать косточки местные сплетники. И не нравилась идея говорить о нем мисс Мэйв и особенно безжалостному мистеру Либранду. – Он сказал, что уедет отсюда. К тому же вряд ли он догадался, где живет Лайла. Я получила его предупреждение. Теперь он кинется в бега, чтобы увести от нас тьму.

Тяжелый разговор о состоянии отца, да еще в подробностях, так сильно давил на меня, что я боялась провалиться сквозь землю.

– Он – твой отец. Мы сделаем, как ты хочешь, – мягко ответил басовитым голосом Большой Том. – Я поищу его следы днем – на случай, если он все же останется. Если ты считаешь, что он будет в порядке, я тебе верю.

Я закрыла глаза и прислушалась к ночной песне тысячи лягушек, квакающих в своем маленьком беспроблемном мирке. Меня сковала усталость.

– Вас не злит, когда вы не можете исправить положение, но все равно чувствуете себя обязанными попытаться?

– Еще как, – кивнула Хэтти. – Это приводит меня в бешенство. – Она со скрипом открыла сетчатую дверь и показала на кухню. – Ну же, заходи. Я разогрею нам молоко, чтобы помочь вернуться ко сну.

Мы молча сели за стол и склонили головы над горячими чашками. Большой Том с Хэтти не проронили ни слова, но их осязаемое, надежное присутствие успокаивало мои нервы. Вопреки всему произошедшему, я постепенно расслабилась. Тишина укрыла залитую сиянием свечей кухню, подобно потрепанному пледу, и привнесла уют.

Я зажмурилась и позволила ей окутать меня.

Вода была повсюду: загоняла колючие шипы в уши, сдавливала грудь. Девушка процарапывала себе путь наверх по скользким камням на дне колодца. Выкапывалась, словно труп из могилы, и пыталась забыть. Прогнать воспоминание о белых небесах и почерневших деревьях. Она поплыла быстрее, борясь с мыслями о темной реке, пелене тумана и удушающем одиночестве.

Пальцы пробили тонкую корку льда, и она вынырнула в центре колодца. Подплыла к стене, поискала щели в камне, за которые можно было бы схватиться. Но колодец заключил ее в гладкие объятия, и сколько бы она ни нащупывала опору, той попросту не было. Белое платье колыхалось при движении в ледяной воде. Она оказалась в ловушке, одна – впрочем, так было и до прыжка в глубины колодца.

Высоко наверху утреннюю тишину нарушил какой-то звук. Девушка запрокинула голову и всмотрелась в маленький кружок неба. Затаив дыхание, прислушалась к характерному хрусту снега – кто-то шел по лесу.

Она закричала, и ее голос гулко отразился от каменных стен.

Шаги прекратились. Она крикнула еще раз, громче. Кто-то неохотно, шаркая, подошел ближе. Наконец, над зияющей пастью колодца покачнулся красный шерстяной шарф, а затем в поле зрения появилось женское лицо.

Девушка моргнула, по ее бледным щекам стекли холодные капли, и взглянула в испуганные глаза. Обладательница пестрого шарфа изумленно выругалась и быстро скрылась из виду. Зовя на помощь при каждом вдохе, она убежала за пределы слышимости.

Девушка не сомневалась, что старушка вернется с веревкой и еще одной парой рук, чтобы вытащить ее из колодца. По спине скользнул мерзкий страх, напоминая о туманном, призрачном месте, из которого она чудом сбежала. Какой-то безымянный, нежеланный инстинкт предупреждал, что она еще вернется туда, что ей никогда по-настоящему не освободиться.

И впервые с того момента, как она очнулась в черной воде, девушка вздрогнула.