Поцелуй сумрака

– И какой же? – спросила я, гадая, какое жалкое оправдание своему поведению он придумает.

В его синих глазах появился блеск, из-за которого они стали ледяными.

– Я не отец ребенка Клары, – он встал и стряхнул травинки с листьями со штанов. – Она мне не подруга, а младшая сестра.

Осознание пришло ко мне как гром среди ясного неба. Злость Абеля, едкие реплики по поводу брака… дело не в том, что он хотел уклониться от обязанностей. Они были направлены на мужчину, который бросил его сестру на произвол судьбы.

Ничто так не лишает дара речи, как понимание, что ты выставила себя назойливой дурой.

Я с трудом сглотнула, не зная, с чего начать.

– Мне жаль Клару… то есть мне жаль, что она попала в это… э-э-э… трудное положение, – мое лицо залилось краской, но я скупо продолжила: – Надеюсь, с ней все хорошо.

Даже невзирая на мое смущение, серьезность положения Клары поразила меня до глубины души.

Абель изобразил безупречный поклон, как во время танца.

– Очень любезно с твоей стороны.

Его глаза снова стали сапфировыми, но в них все равно читалось раздражение. Не мне его винить. Я предположила о нем худшее и чудовищно ошиблась.

– А теперь, – сказал он, глядя на поле, где проходил бейсбольный матч, – похоже, Уилеру не помешает запасной бьющий.

Абель посмотрел на мою полупустую бутылку колы и осушил до дна свою. Спрятав ее в карман, сказал напоследок:

– Не забудь допить колу. Я слышал, она хорошо сочетается с порцией унижения.





9




Я долго бродила по ярмарке в одиночестве. Скорее рак на горе свистнет, чем я пойду на бейсбол. В конце концов я решила вернуться на конкурс консервированных продуктов и поискать Хэтти. По дороге мне попался небольшой шатер, внутри которого проходила выставка мелких животных. Раздвинув полы, я прошла в теплое пыльное помещение.

Меня поприветствовали ряды проволочных клеток. Мимо нескончаемой очередью проходили люди, останавливаясь полюбоваться кроликами с лоснящейся шерсткой и курами с блестящими перьями. Гуси возмущенно галдели, явно недовольные, что судья заставлял их расхаживать по выставочной арене. Я приподняла подол юбки, чтобы не запачкаться, и пошла вперед, бормоча извинения направо и налево. В шатре царил хаос из звуков, запахов и суетливых людей. В моем нынешнем состоянии позора и замешательства все это было как-то слишком.

Я почти вышла из шатра, как вдруг услышала голос Лайлы в толпе:

– Взгляните, мисс Мэйв.

Я резко остановилась, отошла назад и увидела свою сестру, идущую рука об руку с красивой учительницей. Волосы Лайлы были заплетены в замысловатую косу, сиявшую медью за ее спиной. На ней было кружевное платье цвета весенних листьев, и каким-то чудом ее широкий белый воротник до сих пор оставался незамаранным. Мисс Мэйв нагнулась, чтобы понаблюдать за пушистым ягненком. Зверек поднял круглый нос, и Лайла почесала его за ушками.

Они так мило смотрелись. Светловолосая женщина, ягненок, счастливая девочка, наслаждающаяся первой поездкой на ярмарку. Мою грудь пронзила ревность, за которой последовало горькое чувство вины.

Я должна радоваться, что Лайла так счастлива. Новая тревога, что, возможно, я слишком эгоистична, раз хочу забрать сестру обратно в Нью-Йорк, бередила мою душу, как ноготь рану.

Я скрылась в толпе, так как не была готова взглянуть правде в лицо – что, быть может, отныне я лишняя в новой жизни сестры.

После нескольких минут беспокойных блужданий я заметила крупный силуэт Большого Тома, пробирающегося через группу людей.

– Я искал тебя, – сказал он, подойдя ближе. Тут я увидела Абеля за его спиной. Большой Том поддел большими пальцами подтяжки комбинезона. – Мы с Хэтти планируем возвращаться на ферму. Вы с Абелем поедете впереди. Вас, ребятишки, ждет работа в сарае.

Кроткая, как овечка, я кивнула и пошла за Абелем из шатра. Он не сбавил шаг, так что пришлось ускориться, чтобы пойти с ним бок о бок. Украдкой косясь на его профиль, я пыталась понять, насколько он зол.

– Наша корова плохо себя чувствует, – сказал Абель ничего не выражающим тоном. Мы срезали путь через главную тропу и подошли к Мерлину, привязанному к дереву. – Большой Том думает, что у нее пневмония. Придется кормить теленка из бутылочки, пока ей не станет лучше. – Он запрыгнул на коня, устроившись за седлом, и протянул мне руку. – Давай, лучше поспешить.

Я вспыхнула, осознав, в какой тесной обстановке пройдет дорога домой. Абель заметил мое смущение и ухмыльнулся.

– Что бы ты обо мне ни думала, я обещаю вести себя подобающе. А вот за Мерлина не ручаюсь.

Будто сговорившись с ним, конь повернул вытянутую морду и уткнулся мне в рукав. Я поставила ногу в стремя и взяла Абеля за предплечье. Его мышцы напряглись, и уже в следующую секунду я очутилась на широкой спине Мерлина. Я повернулась боком, и моя юбка укрыла лошадь.

Дыхание Абеля неожиданно обдало теплом мою шею. Мне стоило бы извиниться, но я не могла мыслить трезво в такой близости к нему. Абель похлопал Мерлина, и мы двинулись к ферме.

К нашему возвращению солнце уже село за горизонт. Я принесла ведро воды, и Абель развел в ней сухое молоко.

– Наверное, пойду переоденусь, – сказал он. – Хэтти не любит отмывать телячьи слюни от моего церковного костюма.

Абель забрался по шаткой лестнице на чердак и оставил меня наедине с теленком.


Я заглянула через калитку по пояс в стойло.

– Он ведет себя так, будто на ярмарке ничего не произошло, – сказала я маленькому бычку, смотревшему на меня серьезными черными глазами. Он тихо чихнул, похлопал огромными ушами и облизнул левую ноздрю.

Я подняла взгляд к квадратному отверстию в потолке. С чердака Абеля падал мягкий свет фонаря и разгонял мрак на первом этаже сарая. Нужно разобраться с ним раз и навсегда.

– Можно подняться? – крикнула я.

– Ага. Я всегда рад компании симпатичных дам, – он ненадолго замолчал. – Ну или так мне говорили.

Симпатичных? Я с трудом сглотнула, легонько стукнулась головой о лестницу и поднялась наверх.

Спальня Абеля, если ее можно так назвать, оказалась небольшой открытой комнаткой, устланной сеном. Кровать заменяли стеганые одеяла и перьевая подушка на груде соломы. Ни умывальника, ни комода. Его скудный гардероб висел на гвоздях, произвольно вбитых в стены. В качестве импровизированной прикроватной тумбочки ему служил полуметровый пенек, фонарик на нем слепил глаза.

Привыкнув к яркому освещению, я сразу же обратила внимание на дальнюю часть помещения – там весь этот уютный беспорядок заканчивался. У грубо обтесанной дощатой стены стоял прочный, скрупулезно собранный книжный шкаф. Книг было на удивление много, все аккуратно выстроены, корешки прямые, как спины солдат. На верху шкафа, в деревянной рамке, был школьный диплом Абеля.

Абель завязывал шнурки рабочих ботинок, но остановился на середине процесса. Я замерла в неловком молчании. Абель встал и театрально обвел рукой комнату.

– Мисс Прюитт, добро пожаловать в мое логово беззакония.

Из моего горла вырвался смешок, что застало врасплох даже меня. Но его ответной улыбки было достаточно, чтобы развязать мне язык.

– Прости, что сделала поспешные выводы и сунула нос не в свое дело, – слова полились из меня потоком, словно дамбу прорвало. – Папа говорил, когда я попаду на небеса, Бог наконец сможет отдохнуть, потому что Ему будет кому передать бразды правления миром.

Я набрала побольше воздуха и затаила дыхание, ожидая его ответа. В стропилах на потолке заворковала плачущая горлица.

– С твоей стороны было благородно попросить прощения, – он взглянул на меня и провел рукой по взъерошенным волосам. – И я его принимаю. Ты думала, что защищаешь человека, который нуждался в этом. Я могу это понять.

Я шумно выдохнула. С извинениями покончено, и теперь, стоя в такой близости, в его личных покоях, я засмущалась. Нужно сказать что-то на отстраненную тему, и побыстрее.

– У тебя много книг, – выпалила я.

– Их, как и друзей, много не бывает. Я с радостью одолжу тебе парочку. Все, что от тебя требуется, это подписать кровью клятву, что ты вернешь их в целости и сохранности.

– Я предпочитаю нехудожественную литературу, – я показала на сборник стихов Эдвина Арлингтона Робинса. – И раз уж я пришла исповедоваться, меня никогда особо не интересовала поэзия.

Абель схватился за сердце. Его пальцы усеивали веснушки, едва заметные в свете фонаря.

– Некоторую правду лучше не произносить вслух, мисс Верити.

Я улыбнулась.

– Порой я слишком откровенна.

– Сомневаюсь. Как по мне, здорово встретить девушку, которая говорит то, что думает.

Воздух завибрировал от пронзительного ора с нижнего этажа.

– Похоже, терпение нашего маленького приятеля на исходе, – я закатала отделанные кружевом рукава белого платья до локтей. – Ну что, приступим?

Абель окинул меня взглядом и потянулся за хлопковой рубашкой, висевшей на гвозде неподалеку.

– Надень ее сверху.

Я просунула руки в рукава и подкатала их до запястий. Абель кивнул и ловко спустился по лестнице. Прихватив фонарик, я последовала за ним.

Когда я приземлилась на грязный пол, теленок неуклюже пытался встать на ноги и все так же возмущенно кричал. Я прижала ладонь к широкой, плоской части между его глаз, и он прильнул ко мне, как щенок, который хочет поиграть.

– Раз уж он к тебе привязался, думаю, эта честь должна достаться тебе, – Абель вручил мне бутылочку.

Я нагнулась и протянула ее теленку. Он скептически понюхал резиновую насадку и отвернулся. Я попыталась еще раз, но результат был тот же.

– Он же голоден! Почему не ест? – требовательно спросила я. – Совсем как Лайла. Она тоже не знает, что для нее хорошо.

– Лайла – твоя младшая сестра? – поинтересовался Абель, садясь на подставку для седла.

Я кивнула, перекатывая гладкую стеклянную бутылочку между ладонями.

– Да.

На поверхность всплыло воспоминание: в дверь нашей обшарпанной квартиры раздался стук. Лайла встревоженно оторвала взгляд от книги, а я поприветствовала опрятную соцработницу. «Вашего отца забрали в психиатрическую лечебницу», – сказала женщина сухим тоном и бесстрастно изложила, как нашего папу задержали, пока он размахивал ножом на людной улице, кричал и отбивался от невидимых противников. «Я пришла, чтобы забрать вас в приют Детского благотворительного общества. Теперь все будет хорошо».

В глубине души я удивлялась, что мы так долго избегали внимания государства. Но помешательство отца проходило постепенно, периоды галлюцинаций – урывками. Он даже продолжал заниматься медицинской практикой, хоть и намного меньше, чем раньше. Но затем, три года назад, мрачные дни перевесили те, когда он был рационален. До меня дошли слухи, выставлявшие его публичные вспышки бреда как действия человека, который слишком пристрастился к алкоголю. Некоторые шептались, прикрывая рты ладонями в перчатках, что доктор Прюитт принимал слишком много новейшего лекарства фармацевтической компании «Байер». Это неправда, но люди отказывались верить, что столь блестящий ум разрушился сам по себе, без внешнего вмешательства.