По ту сторону льда
Часть 9 из 19 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
- Ты, главное, сам не сделай. – Она провела пальчиками по его щеке.
Ваня приподнял уголок губ в ухмылке.
- Если после стольких лет я пошел на это… - Его пальцы перебирали волосы на ее затылке. – Нервов ты мне вытрепала, Казакова… А я все равно влип.
- Это кто еще влип.
- Нам одинаково повезло, - улыбнулся Ваня.
- Или одинаково не повезло.
Они сплели пальцы рук, оба засмеялись, а потом снова замолкли, растворяясь в страстно-сладких поцелуях и чувственной близости друг друга.
По телам проходили волны дрожи, было ясно, что на этот раз остановиться никто из них не сможет. Марина теряла голову. Все в ней выкручивалось, горело. Прикосновения Ваниных рук сводили ее с ума, заставляли забыть саму себя, все, что она знала до этого мига, до этого дня. И она не жалела об этом, она действительно хотела забыть все, что было до этих рук, до этих губ. Она чувствовала, как сильно хочет ее Ваня, и это заводило. Заводило и немного пугало. Боже-Боже-Боже… Что же они творят?! Что же они уже натворили?! Она сжала его бедра коленями, обхватила лицо ладонями, поцеловала. Его щетина колола ее кожу, и Марина испытывала от этого какое-то странное, дикое удовольствие. Все ее тело жаждало новых ласк, вся она изнывала, томилась желанием. Боже-Боже-Боже… Она прикусила Ванину губу, застонала, чувствуя, как он стаскивает с нее майку, подняла руки, помогая ему избавить ее от одежды. На миг грудь обдало холодом, но уже в следующее мгновение Марина ощутила касание горячих губ и влажного языка. Она откинулась на Ванину руку, закрыла глаза, застонала, не сдерживая себя никакими рамками. Чувствовала ли она когда-нибудь хоть что-то подобное? Что с ней? Или она так изголодалась по мужским ласкам?..
- Пойдем в комнату, - выдохнула она, цепляясь пальцами за плечи Воронова. – Не хочу здесь… Господи, Ваня…
Он легонько прикусил ее торчащий сосок, ткнулся носом в шею, шумно втянул в себя нежный женский запах. Ее запах сводил с ума, ее гибкое нежное тело сводило его с ума, вся она сводила его с ума, лишала разума. Сильная и хрупкая, дерзкая и справедливая, девочка с железной волей и ранимой душой – его Мариша. Подхватив ее под ягодицами, Ваня встал, и Казакова тут же оплела его торс ногами. Прижалась к нему обнаженным телом, обхватила за шею.
В спальне они повалились на постель, и Марина тут же стянула с Вани футболку. Нетерпеливо, с нескрываемым наслаждением провела ноготками по его груди, заурчала, словно довольная кошка. Глаза ее блестели жаждой быть ближе, в глубине зрачков полыхал огонь. Ваня провел раскрытой ладонью от ее бедра вверх, до груди, прижался губами к губам, вновь завладевая, лаская, не давая и секунды на то, чтобы опомниться. Да Марина и не хотела этого. Она сама стремилась раствориться в этой близости, отдать всю себя, открыться. Почувствовав, как Ваня освобождает ее от последнего кусочка ткани, она опустила веки и рвано выдохнула. Кружево скользнуло по бедрам, по коленям… Ее черные ресницы дрожали, несколько прядок растрепавшихся волос падали на лоб, припухшие, покрасневшие от поцелуев губы были слегка приоткрыты. Ваня провел кончиками пальцев по ее щеке, потом прикоснулся тыльной стороной ладони, и она ласково потерлась об его руку. Он вдруг подумал, что она похожа на алую розу – прекрасную алую розу, едва освещенную первыми лучами восходящего солнца. Розу, на лепестках бутона которой дрожат капельки росы… Колючая, страстная, хрупкая и нежная. Вот такая она – его Марина.
- Ты долго будешь меня рассматривать? – Марина прикрыла грудь рукой, но Воронов тут же отвел ее в сторону.
- Не знаю… - вырисовывая пальцами узоры на ее теле, ответил он. – Пока не налюбуюсь.
Он поцеловал ее в родинку на правом плече, потом коснулся губами ложбинки меж аккуратных грудей, поцеловал живот. Руки его гладили ее бока, пальцы касались так бережно, что в какую-то секунду Марине показалось, что она не выдержит этого. Поцелуй в родинку под грудью…
Марина потянула Ваню на себя, обвила руками его шею, запустила пальцы в волосы и слегка сжала. Губы в губы, одно дыхание… Найдя пуговку на его джинсах, она расстегнула ее, потянула язычок ширинки. Пальцы пробежали по дорожке темных волос от пупка вниз, и Ваня глухо зарычал, перехватывая ее запястье. Марина улыбнулась. Дерзко, коварно, совсем по-женски. Пламя, горевшее в глубине зрачков, превратилось в искрящий костер.
- Хочу тебя, - чувственно сказала она, глядя Ване в глаза.
Ее голос всегда пленил его, завораживал, сейчас же… Он перевел взгляд с ее глаз на губы, потом опять посмотрел в глаза.
Высвободив руку, Марина погладила его по груди, потом помогла снять джинсы и белье. Выдохнула, впервые увидев Ваню обнаженным и смутилась, чувствуя, что он снова смотрит на нее.
Он обнял ее, и они опять начали целоваться, гладя и лаская друг друга. Время перестало существовать. Страсть и нежность переплелись, стали единым, продолжая друг друга в соприкасании тел, рук, губ. Марина развела ноги, позволяя Ване накрыть ее своим телом, провела ноготками вдоль его позвоночника, чувствуя его силу и мощь. С первым проникновением из ее груди вырвался вскрик, ногти впились в Ванины плечи. Она жадно схватила ртом воздух, подаваясь навстречу. Казалось, что больше ничего не осталось – только он и она, и эта комната, и это утро, и этот шепот, слетающий с губ вперемешку со стонами и выдохами:
- Ты моя… Ты только моя…
- Да…
- Скажи, что ты только моя, Маринка…
- Только твоя…
Она сжимала его бедра коленями, ее ступни скользили по съехавшей простыне, тело извивалось, изгибалось. Он целовал ее в открытую шею, в скулы. Ее маленькое изящное тело казалось ему настолько хрупким, что он боялся самого себя, боялся сделать ей больно. Никогда с ним не было ничего подобного. Он целовал ее запястья, ее ключицы и плечи, рычал возле ее уха, терся об нее щекой и испытывал острое, непостижимое прежде удовольствие от каждого ее движения, каждого ее выдоха. Она скрещивала лодыжки у него за спиной, шептала его имя. Мышцы ее живота напрягались и вздрагивали, пальцы цеплялись за его плечи. С каждым его проникновением что-то в ней оживало, наполнялось смыслом, и она снова чувствовала, что ей этого слишком много и слишком мало. Он подхватил ее ногу под коленкой, проник еще глубже, и она, выгнувшись в спине, снова вскрикнула. Ухватилась за него, задышала коротко и неровно, укусила за губу, впилась в кожу ногтями.
- Нет… нет… нет… - бессмысленно шептала она. – Еще… Пожалуйста…
А он слушал ее шепот, ее стоны, губами ловил ее выдохи и сипел ее имя.
- Марина… Марина… Мариночка…
Ее лоб и грудь покрылись испариной, по виску стекла слезинка. Тело напряглось, пальцы лихорадочно вцепились в простынь. Все ее существо сковало судорогой, и он почувствовал, как сладкой дрожью на нее накатывает расслабленная нега. Еще несколько слезинок скатилось по гладкой коже, спряталось в темных волосах, из груди вырвался тихий, сдавленный полукрик-полустон. Миг, и он догнал ее. Подхватив ее, он прижался, окунулся в нее. Рычание ей в шею, поцелуй в щеку, шепот в губы. Одно на двоих тяжелое, сиплое дыхание. Влажные тела и запах страсти, наполнивший комнату…
Ваня лег на бок и прижал Марину к себе. Тело ее все еще отзывалось дрожью, влажная кожа была мягкой, словно бархат. Она привалилась к нему, закрыла глаза, сглотнула и шумно выдохнула. Обняла его – сильного и большого, чувствуя, что от всей бури вспорхнувших в ней чувств и эмоций готова расплакаться. От него исходила мощная волна жара, пропитывающего ее, проникающего в нее, его большие ладони ласкали, гладили ее так нежно, что она терялась, не знала, что делать со всем этим. Вздохнула и протяжно выдохнула, погладила Ваню по груди, перебирая пальчиками завитки волос, поцеловала маленький плоский сосок. Он закрыл глаза. И что ему теперь с ней делать? А что делать с собой? Как же все раньше было просто… Но нет, он ни о чем не жалел. Погладил Марину по спине, очертил подушечкой пальца ее лопатки. Какая же все-таки она – его Марина… Его Марина.
- Вань… - тихонько позвала она.
- М-м-м?
- А что ты мне вчера говорил?
- Ты совсем не помнишь?
- Что-то помню… Но, видимо, не то, что нужно. - Короткий, натянутый смешок. – Скажи еще раз.
- Я тебе говорил, что ты моя Марина. Только моя. И что больше мне никто не нужен. Ни на льду, ни вообще.
- И давно это с тобой?
- Не знаю… - задумчиво ответил он. – Я как-то не понял. Знаю, что ты мне очень дорога, вот и все.
Она вздохнула. Ваня продолжал гладить ее по спине, очерчивать контуры ее лопаток, вырисовывать позвонки, а она больше ни о чем не думала. Рядом с ним, в его руках, в его тепле она просто не хотела ни о чем думать. Тело приятно ныло, немного тянуло низ живота. После Палонского у нее никого не было, но она не жалела об этом. Она хотела только, чтобы на этот раз все было по-настоящему. Без фальшивых признаний, без лжи и притворной радости. Без мишуры. И без предательства. Потому что именно его предательства она не выдержит.
Ваня чувствовал прикосновения ее рук, ее тела. Он чувствовал ее грудь – округлую, упругую, с вздернутыми сосками, ее бедра, ее стройные сильные ноги. Он чувствовал ее теплое дыхание, ее пьянящий запах. Он чувствовал ее рядом, родную и знакомую, и это все, что ему хотелось чувствовать. Этого было более чем достаточно, чтобы бесповоротность произошедшего стала очевидной. Марина… Какая же она тоненькая и маленькая. Какая же она родная… Как же глубоко она в его сердце.
Глава 6
Москва, март 2018 года
Как ни хорошо было в постели, ближе к обеду встать все-таки пришлось.
Критично осмотрев содержимое холодильника, Иван осведомился:
- У тебя хоть картошка есть?
- Давай что-нибудь закажем, - тут же ответила стоявшая позади Марина.
- Так есть или нет?
- Ну… была, вроде.
- Я надеюсь, ты сумеешь ее сварить? – усмехнувшись, Воронов захлопнул дверцу холодильника и повернулся к Казаковой.
Та одарила его красноречивым взглядом, сморщила нос и фыркнула.
- Вот и хорошо, - усмехнулся Воронов и шлепнул Марину по ягодицам. – А я в магазин.
- Эй! – тут же возмутилась она.
- Что?
- Давай закажем что-нибудь и все.
- Это тебе так картошку чистить не хочется?
- Дурак. – Марина обиженно надула губы. – Мне не хочется, чтобы ты уходил.
- Я быстро. – Он обхватил ее за талию, притянул к себе. Их тела соприкоснулись, и Марина снова почувствовала его твердую силу, бескомпромиссную уверенность. – Хочу, чтобы наш первый… м-м-м… обед как-то не романтично звучит, да? – Ваня тихонько засмеялся, и Марина улыбнулась.
- По-моему, в этом положении все звучит очень даже романтично. – С этими словами она слегка поерзала.
Ее карие глаза лукаво блестели, многозначительный взгляд отчетливо свидетельствовал о двусмысленности сказанного. Ваня нежно поцеловал Марину в губы.
- Так вот… - Воронов еще крепче обхватил Марину, пресекая все ее телодвижения. – Хочу, чтобы сегодня было все по-особенному. Поэтому обед будем готовить сами. Надоела уже вся эта ресторанная еда.
- О, да! – Марина закатила глаза. – Вареная картошка сделает этот день однозначно особенным!
- Ну и язва же ты. – Ваня в ответ качнул головой.
- Уж какая есть, - цокнула она языком и слегка толкнула его в грудь ладошками. – Все, иди отсюда. Раз уж в наш особенный день мне предстоит чистка картошки, постараюсь сделать это событие незабываемым.
- Язвочка моя, - прошептал Ваня на ухо Казаковой, еще раз шлепнул ее по ягодицам, быстро поцеловал и выпустил из объятий.
Прошло уже около двадцати минут с тех пор, как за Вороновым закрылась дверь, и Марина все-таки приступила к готовке. Для начала она отыскала в недрах ящика со столовыми приборами нож для чистки овощей, потом высыпала в раковину остатки картошки. Одна картофелина откатилась в сторону, и Марина проводила ее задумчивым взглядом. Готовить она не то чтобы не любила - зачастую на это не хватало то времени, то сил. Ну и для самой себя, признаться честно, делать этого не хотелось.
Немного подумав, она отложила нож в сторону, принесла из комнаты смартфон и включила музыку. Вот так. Она, конечно, могла разозлиться на Ваню и настоять на своем, но желания не было. Ни злиться, ни настаивать. Было даже интересно, что он задумал. Картошка… Она улыбнулась и сделала музыку погромче, а потом включила воду и взялась за дело. Но не успела закончить даже с первой картофелиной, как телефон известил о новом сообщении в контакте. Марина решила не обращать на это внимание, но телефон снова издал короткий сигнал. Она выключила воду, вытерла руки бумажным полотенцем и внезапно вспомнила, что в последний раз заходила в мобильное приложение со своего второго аккаунта. Музыка тут же затихла, тонкие пальчики забегали по гладкому экрану.
Иван Москвич: Как картошка?
Иван Москвич: (фотография)
Марина смотрела на экран смартфона, и с каждой секундой ее хорошенькое личико хмурилось все больше. Она фыркнула, поджала губы. Хотелось написать что-нибудь такое… Та-а-акое… В общем, чтобы вышло коротко и ясно. Тем временем с экрана смартфона на нее смотрел Ваня, возле которого, как ни в чем не бывало, стояла очень довольная Маша Матрёхина. Но и это еще ничего… А вот рука Вани на матрёхинском плече…
Марина отложила смартфон в сторону и решительно направилась в комнату. Штопор нашелся не сразу. Для начала Казакова поискала на диване, потом заглянула под столик, на котором все еще стоял убитый ноут. На секунду она даже отвлеклась и попробовала нажать клавишу запуска, но это, понятное дело, ни к чему не привело. Зато краем уха она уловила еще несколько звуковых сигналов, раздающихся из кухни, и это заставило ее возобновить поиски с еще большим упорством. В конце концов, штопор обнаружился под диваном. Марина вернулась, достала из духовки самую большую сковороду, картинно поставила ее возле стены вперед донышком, а возле положила штопор. Но натюрморт показался ей недостаточно красноречивым, и она немного подкорректировала его. Теперь острие штопора торчало вверх. Марина пожалела только, что в доме у нее нет скалки. Ну так… для наглядности…
Иван Москвич: Если чего захочешь, пиши.
Ваня приподнял уголок губ в ухмылке.
- Если после стольких лет я пошел на это… - Его пальцы перебирали волосы на ее затылке. – Нервов ты мне вытрепала, Казакова… А я все равно влип.
- Это кто еще влип.
- Нам одинаково повезло, - улыбнулся Ваня.
- Или одинаково не повезло.
Они сплели пальцы рук, оба засмеялись, а потом снова замолкли, растворяясь в страстно-сладких поцелуях и чувственной близости друг друга.
По телам проходили волны дрожи, было ясно, что на этот раз остановиться никто из них не сможет. Марина теряла голову. Все в ней выкручивалось, горело. Прикосновения Ваниных рук сводили ее с ума, заставляли забыть саму себя, все, что она знала до этого мига, до этого дня. И она не жалела об этом, она действительно хотела забыть все, что было до этих рук, до этих губ. Она чувствовала, как сильно хочет ее Ваня, и это заводило. Заводило и немного пугало. Боже-Боже-Боже… Что же они творят?! Что же они уже натворили?! Она сжала его бедра коленями, обхватила лицо ладонями, поцеловала. Его щетина колола ее кожу, и Марина испытывала от этого какое-то странное, дикое удовольствие. Все ее тело жаждало новых ласк, вся она изнывала, томилась желанием. Боже-Боже-Боже… Она прикусила Ванину губу, застонала, чувствуя, как он стаскивает с нее майку, подняла руки, помогая ему избавить ее от одежды. На миг грудь обдало холодом, но уже в следующее мгновение Марина ощутила касание горячих губ и влажного языка. Она откинулась на Ванину руку, закрыла глаза, застонала, не сдерживая себя никакими рамками. Чувствовала ли она когда-нибудь хоть что-то подобное? Что с ней? Или она так изголодалась по мужским ласкам?..
- Пойдем в комнату, - выдохнула она, цепляясь пальцами за плечи Воронова. – Не хочу здесь… Господи, Ваня…
Он легонько прикусил ее торчащий сосок, ткнулся носом в шею, шумно втянул в себя нежный женский запах. Ее запах сводил с ума, ее гибкое нежное тело сводило его с ума, вся она сводила его с ума, лишала разума. Сильная и хрупкая, дерзкая и справедливая, девочка с железной волей и ранимой душой – его Мариша. Подхватив ее под ягодицами, Ваня встал, и Казакова тут же оплела его торс ногами. Прижалась к нему обнаженным телом, обхватила за шею.
В спальне они повалились на постель, и Марина тут же стянула с Вани футболку. Нетерпеливо, с нескрываемым наслаждением провела ноготками по его груди, заурчала, словно довольная кошка. Глаза ее блестели жаждой быть ближе, в глубине зрачков полыхал огонь. Ваня провел раскрытой ладонью от ее бедра вверх, до груди, прижался губами к губам, вновь завладевая, лаская, не давая и секунды на то, чтобы опомниться. Да Марина и не хотела этого. Она сама стремилась раствориться в этой близости, отдать всю себя, открыться. Почувствовав, как Ваня освобождает ее от последнего кусочка ткани, она опустила веки и рвано выдохнула. Кружево скользнуло по бедрам, по коленям… Ее черные ресницы дрожали, несколько прядок растрепавшихся волос падали на лоб, припухшие, покрасневшие от поцелуев губы были слегка приоткрыты. Ваня провел кончиками пальцев по ее щеке, потом прикоснулся тыльной стороной ладони, и она ласково потерлась об его руку. Он вдруг подумал, что она похожа на алую розу – прекрасную алую розу, едва освещенную первыми лучами восходящего солнца. Розу, на лепестках бутона которой дрожат капельки росы… Колючая, страстная, хрупкая и нежная. Вот такая она – его Марина.
- Ты долго будешь меня рассматривать? – Марина прикрыла грудь рукой, но Воронов тут же отвел ее в сторону.
- Не знаю… - вырисовывая пальцами узоры на ее теле, ответил он. – Пока не налюбуюсь.
Он поцеловал ее в родинку на правом плече, потом коснулся губами ложбинки меж аккуратных грудей, поцеловал живот. Руки его гладили ее бока, пальцы касались так бережно, что в какую-то секунду Марине показалось, что она не выдержит этого. Поцелуй в родинку под грудью…
Марина потянула Ваню на себя, обвила руками его шею, запустила пальцы в волосы и слегка сжала. Губы в губы, одно дыхание… Найдя пуговку на его джинсах, она расстегнула ее, потянула язычок ширинки. Пальцы пробежали по дорожке темных волос от пупка вниз, и Ваня глухо зарычал, перехватывая ее запястье. Марина улыбнулась. Дерзко, коварно, совсем по-женски. Пламя, горевшее в глубине зрачков, превратилось в искрящий костер.
- Хочу тебя, - чувственно сказала она, глядя Ване в глаза.
Ее голос всегда пленил его, завораживал, сейчас же… Он перевел взгляд с ее глаз на губы, потом опять посмотрел в глаза.
Высвободив руку, Марина погладила его по груди, потом помогла снять джинсы и белье. Выдохнула, впервые увидев Ваню обнаженным и смутилась, чувствуя, что он снова смотрит на нее.
Он обнял ее, и они опять начали целоваться, гладя и лаская друг друга. Время перестало существовать. Страсть и нежность переплелись, стали единым, продолжая друг друга в соприкасании тел, рук, губ. Марина развела ноги, позволяя Ване накрыть ее своим телом, провела ноготками вдоль его позвоночника, чувствуя его силу и мощь. С первым проникновением из ее груди вырвался вскрик, ногти впились в Ванины плечи. Она жадно схватила ртом воздух, подаваясь навстречу. Казалось, что больше ничего не осталось – только он и она, и эта комната, и это утро, и этот шепот, слетающий с губ вперемешку со стонами и выдохами:
- Ты моя… Ты только моя…
- Да…
- Скажи, что ты только моя, Маринка…
- Только твоя…
Она сжимала его бедра коленями, ее ступни скользили по съехавшей простыне, тело извивалось, изгибалось. Он целовал ее в открытую шею, в скулы. Ее маленькое изящное тело казалось ему настолько хрупким, что он боялся самого себя, боялся сделать ей больно. Никогда с ним не было ничего подобного. Он целовал ее запястья, ее ключицы и плечи, рычал возле ее уха, терся об нее щекой и испытывал острое, непостижимое прежде удовольствие от каждого ее движения, каждого ее выдоха. Она скрещивала лодыжки у него за спиной, шептала его имя. Мышцы ее живота напрягались и вздрагивали, пальцы цеплялись за его плечи. С каждым его проникновением что-то в ней оживало, наполнялось смыслом, и она снова чувствовала, что ей этого слишком много и слишком мало. Он подхватил ее ногу под коленкой, проник еще глубже, и она, выгнувшись в спине, снова вскрикнула. Ухватилась за него, задышала коротко и неровно, укусила за губу, впилась в кожу ногтями.
- Нет… нет… нет… - бессмысленно шептала она. – Еще… Пожалуйста…
А он слушал ее шепот, ее стоны, губами ловил ее выдохи и сипел ее имя.
- Марина… Марина… Мариночка…
Ее лоб и грудь покрылись испариной, по виску стекла слезинка. Тело напряглось, пальцы лихорадочно вцепились в простынь. Все ее существо сковало судорогой, и он почувствовал, как сладкой дрожью на нее накатывает расслабленная нега. Еще несколько слезинок скатилось по гладкой коже, спряталось в темных волосах, из груди вырвался тихий, сдавленный полукрик-полустон. Миг, и он догнал ее. Подхватив ее, он прижался, окунулся в нее. Рычание ей в шею, поцелуй в щеку, шепот в губы. Одно на двоих тяжелое, сиплое дыхание. Влажные тела и запах страсти, наполнивший комнату…
Ваня лег на бок и прижал Марину к себе. Тело ее все еще отзывалось дрожью, влажная кожа была мягкой, словно бархат. Она привалилась к нему, закрыла глаза, сглотнула и шумно выдохнула. Обняла его – сильного и большого, чувствуя, что от всей бури вспорхнувших в ней чувств и эмоций готова расплакаться. От него исходила мощная волна жара, пропитывающего ее, проникающего в нее, его большие ладони ласкали, гладили ее так нежно, что она терялась, не знала, что делать со всем этим. Вздохнула и протяжно выдохнула, погладила Ваню по груди, перебирая пальчиками завитки волос, поцеловала маленький плоский сосок. Он закрыл глаза. И что ему теперь с ней делать? А что делать с собой? Как же все раньше было просто… Но нет, он ни о чем не жалел. Погладил Марину по спине, очертил подушечкой пальца ее лопатки. Какая же все-таки она – его Марина… Его Марина.
- Вань… - тихонько позвала она.
- М-м-м?
- А что ты мне вчера говорил?
- Ты совсем не помнишь?
- Что-то помню… Но, видимо, не то, что нужно. - Короткий, натянутый смешок. – Скажи еще раз.
- Я тебе говорил, что ты моя Марина. Только моя. И что больше мне никто не нужен. Ни на льду, ни вообще.
- И давно это с тобой?
- Не знаю… - задумчиво ответил он. – Я как-то не понял. Знаю, что ты мне очень дорога, вот и все.
Она вздохнула. Ваня продолжал гладить ее по спине, очерчивать контуры ее лопаток, вырисовывать позвонки, а она больше ни о чем не думала. Рядом с ним, в его руках, в его тепле она просто не хотела ни о чем думать. Тело приятно ныло, немного тянуло низ живота. После Палонского у нее никого не было, но она не жалела об этом. Она хотела только, чтобы на этот раз все было по-настоящему. Без фальшивых признаний, без лжи и притворной радости. Без мишуры. И без предательства. Потому что именно его предательства она не выдержит.
Ваня чувствовал прикосновения ее рук, ее тела. Он чувствовал ее грудь – округлую, упругую, с вздернутыми сосками, ее бедра, ее стройные сильные ноги. Он чувствовал ее теплое дыхание, ее пьянящий запах. Он чувствовал ее рядом, родную и знакомую, и это все, что ему хотелось чувствовать. Этого было более чем достаточно, чтобы бесповоротность произошедшего стала очевидной. Марина… Какая же она тоненькая и маленькая. Какая же она родная… Как же глубоко она в его сердце.
Глава 6
Москва, март 2018 года
Как ни хорошо было в постели, ближе к обеду встать все-таки пришлось.
Критично осмотрев содержимое холодильника, Иван осведомился:
- У тебя хоть картошка есть?
- Давай что-нибудь закажем, - тут же ответила стоявшая позади Марина.
- Так есть или нет?
- Ну… была, вроде.
- Я надеюсь, ты сумеешь ее сварить? – усмехнувшись, Воронов захлопнул дверцу холодильника и повернулся к Казаковой.
Та одарила его красноречивым взглядом, сморщила нос и фыркнула.
- Вот и хорошо, - усмехнулся Воронов и шлепнул Марину по ягодицам. – А я в магазин.
- Эй! – тут же возмутилась она.
- Что?
- Давай закажем что-нибудь и все.
- Это тебе так картошку чистить не хочется?
- Дурак. – Марина обиженно надула губы. – Мне не хочется, чтобы ты уходил.
- Я быстро. – Он обхватил ее за талию, притянул к себе. Их тела соприкоснулись, и Марина снова почувствовала его твердую силу, бескомпромиссную уверенность. – Хочу, чтобы наш первый… м-м-м… обед как-то не романтично звучит, да? – Ваня тихонько засмеялся, и Марина улыбнулась.
- По-моему, в этом положении все звучит очень даже романтично. – С этими словами она слегка поерзала.
Ее карие глаза лукаво блестели, многозначительный взгляд отчетливо свидетельствовал о двусмысленности сказанного. Ваня нежно поцеловал Марину в губы.
- Так вот… - Воронов еще крепче обхватил Марину, пресекая все ее телодвижения. – Хочу, чтобы сегодня было все по-особенному. Поэтому обед будем готовить сами. Надоела уже вся эта ресторанная еда.
- О, да! – Марина закатила глаза. – Вареная картошка сделает этот день однозначно особенным!
- Ну и язва же ты. – Ваня в ответ качнул головой.
- Уж какая есть, - цокнула она языком и слегка толкнула его в грудь ладошками. – Все, иди отсюда. Раз уж в наш особенный день мне предстоит чистка картошки, постараюсь сделать это событие незабываемым.
- Язвочка моя, - прошептал Ваня на ухо Казаковой, еще раз шлепнул ее по ягодицам, быстро поцеловал и выпустил из объятий.
Прошло уже около двадцати минут с тех пор, как за Вороновым закрылась дверь, и Марина все-таки приступила к готовке. Для начала она отыскала в недрах ящика со столовыми приборами нож для чистки овощей, потом высыпала в раковину остатки картошки. Одна картофелина откатилась в сторону, и Марина проводила ее задумчивым взглядом. Готовить она не то чтобы не любила - зачастую на это не хватало то времени, то сил. Ну и для самой себя, признаться честно, делать этого не хотелось.
Немного подумав, она отложила нож в сторону, принесла из комнаты смартфон и включила музыку. Вот так. Она, конечно, могла разозлиться на Ваню и настоять на своем, но желания не было. Ни злиться, ни настаивать. Было даже интересно, что он задумал. Картошка… Она улыбнулась и сделала музыку погромче, а потом включила воду и взялась за дело. Но не успела закончить даже с первой картофелиной, как телефон известил о новом сообщении в контакте. Марина решила не обращать на это внимание, но телефон снова издал короткий сигнал. Она выключила воду, вытерла руки бумажным полотенцем и внезапно вспомнила, что в последний раз заходила в мобильное приложение со своего второго аккаунта. Музыка тут же затихла, тонкие пальчики забегали по гладкому экрану.
Иван Москвич: Как картошка?
Иван Москвич: (фотография)
Марина смотрела на экран смартфона, и с каждой секундой ее хорошенькое личико хмурилось все больше. Она фыркнула, поджала губы. Хотелось написать что-нибудь такое… Та-а-акое… В общем, чтобы вышло коротко и ясно. Тем временем с экрана смартфона на нее смотрел Ваня, возле которого, как ни в чем не бывало, стояла очень довольная Маша Матрёхина. Но и это еще ничего… А вот рука Вани на матрёхинском плече…
Марина отложила смартфон в сторону и решительно направилась в комнату. Штопор нашелся не сразу. Для начала Казакова поискала на диване, потом заглянула под столик, на котором все еще стоял убитый ноут. На секунду она даже отвлеклась и попробовала нажать клавишу запуска, но это, понятное дело, ни к чему не привело. Зато краем уха она уловила еще несколько звуковых сигналов, раздающихся из кухни, и это заставило ее возобновить поиски с еще большим упорством. В конце концов, штопор обнаружился под диваном. Марина вернулась, достала из духовки самую большую сковороду, картинно поставила ее возле стены вперед донышком, а возле положила штопор. Но натюрморт показался ей недостаточно красноречивым, и она немного подкорректировала его. Теперь острие штопора торчало вверх. Марина пожалела только, что в доме у нее нет скалки. Ну так… для наглядности…
Иван Москвич: Если чего захочешь, пиши.