По ту сторону льда

Ваня потихоньку засмеялся. Качнул головой. Что же… время ещё есть. Он смотрел ей в глаза и понимал, что всё окружающее постепенно тает: соперники, болельщики, трибуны… Вот она – рядом, улыбается ему. А в глазах её… В глазах её смешинки. Тёплый взгляд глубоких карих глаз. Длинные ресницы. Его Марина. Ему хотелось коснуться её лица, обрисовать губы, а потом…

Фотографирующие действо репортёры щёлкали камерами – снимок, второй, третий. Вечность в коротких мгновениях. Жизнь… Странная, особенная, понятная очень немногим. Яркая, полная слёз, переживаний и разочарований. Жизнь, полная фееричных взлётов и невероятных побед. Их собственное небо… И они – птицы, чертящие на этом небе узоры лезвиями-крыльями. Он и она. Чайки ли? Фениксы? А может быть просто мужчина и женщина, так странно нашедшие друг друга спустя десять лет «вместе»? Важно ли?

Ваня взял Марину за руку, и они снова поехали по периметру катка. А потом разошлись по разным углам. Снова. Но теперь лишь затем, чтобы всего через несколько секунд встретиться. Её лиловое платье переливалось стразами, подол колыхался в такт движениям. Он привык к ней: красивой, упрямой, порой невыносимой, но сейчас словно бы узнавал заново. И впитывал в себя. Уже иначе. Впереди у них четыре года и, кто знает, что им придётся пережить на этом витке жизненного пути. Получится ли? Он верил, что да. Потому что с ней. Потому что вместе – вновь, всегда. Но как бы ни случилось, свою главную награду он уже получил. Не сейчас – десять лет назад. Да… путь к этой награде длился десять лет. А четыре года… Они сделают это. Обязательно сделают.

Выполнив выброс неподалёку от Липатовой с партнёром, они направились к дверце, где их ожидал тренер.

- Ты прекрасна, - шепнул Ваня, и Марина посмотрела на него искоса, исподлобья. – И да, - он потихоньку засмеялся, - у нас лучший выброс. А твоя любимая Настя упала.

- Она не моя любимая, - с пылкостью возразила Марина и, поняв, что он как всегда издевается, ударила его локтем в бок. – Ты невыносим.

- Я тебя тоже люблю, - шепнул он, едва сдержавшись, чтобы прилюдно не шлёпнуть её по заду. Как-никак, кругом камеры, репортёры… Хотя… Нет, всё же рисковать не стоит – камеры – одно, а вот Маринкины возмущения…



- Ты опять с этой штукой… - с порога начал Ваня, увидев лежащую на постели с телефоном в руках Марину.

Она только приподняла голову и что-то невнятно промычала в ответ. Растянутый белый свитер, едва прикрывающий ягодицы, скрещенные лодыжки… Ваня осмотрел прекрасные Маринины ноги, задержался на недавно набитом на бедре синяке и, вздохнув, подошёл ближе. Присел, погладил Марину по икре, ухватил ступню и поцеловал пяточку.

- Ты что творишь? – засмеялась она, пытаясь увернуться.

- Говорят, что ревнивые щекотки боятся… - усмехнулся он и потихоньку укусил её.

- Как будто ты без щекотки не знаешь, какая я ревнивая. - Смеясь, она перевернулась на спину, демонстрируя ему «вид спереди». Вид оказался прекрасным, и Воронов провёл раскрытой ладонью по Марининой ноге вверх, к животу. Посмотрел в лицо.

- Когда-нибудь я отберу у тебя телефон, - проговорил он. – Начитаешься бредней, а потом…

- Да ладно тебе. – Она нащупала на постели смартфон и, подобрав ноги, села рядом с Ваней. Дотянулась до лежащей на кровати упаковки с льняными сушками и, взяв одну, откусила. – Хочешь? – спросила она, не глядя на Ваню и протянула ему остаток.

Почувствовала, как пальцев её коснулись его губы и не смогла сдержать улыбку. Его поцелуи были тем, что давало ей силы. Сама его близость давала ей силы. Его нежность, его страстность… Она и не знала, что так бывает. Когда достаточно одного только взгляда, когда можно просто лежать рядом и молчать… Ей нравилось молчать с ним. Нравилось соприкасаться с ним обнажённым телом, нравилось, когда он накрывал ладонью её грудь, когда он водил пальцами по татуировке на её левой руке…

Взяв ещё одну сушку, Марина тронула дисплей телефона. Ваня забрался на постель рядом с ней и, обняв за талию, небрежно поинтересовался:

- Опять твои группы?

- Угу… - Она принялась хрустеть. – Никак страсти после Игр не утихнут.

- Дай сюда. - Ваня забрал смартфон у Марины из рук и принялся читать новости в одном из около фигурных сообществ.

- Буйдакова завершает карьеру… - задумчиво процитировал он и глянул на Марину. – Да я вроде только вчера её видел. Не собиралась она…

- А Кирюхина обвинила Игнатьеву, что та спёрла у неё идею костюма, - сообщила Казакова.

- На кой Игнатьевой Кирюхинские лохмотья? – удивился Ваня.



- А я откуда знаю? – Маринка привалилась к его боку и забрала смартфон. – Тренер Сташевского объявил о том, что тот переходит в другую группу. Не поделили лёд с Фроловым…

- Это тоже тренер объявил? – поглаживая Марину по ягодицам, усмехнулся Ваня.

- Нет, это его болельщики так решили, - мурлыкнула Марина и потянулась за очередной сушкой.

Телефон перекочевал к Воронову. Не интересно, не интересно… Пока Марина шуршала пакетом, он пролистал стенку вниз. Кости перемывали всем: коллегам по сборной, причём как собственной страны, так и в ничуть не меньшей – заморским, тренерам и помощникам тренеров, хореографам и, в зависимости от содержания поста – болельщикам конкурентов.

- О, а тут и про нас есть! – наткнувшись на выложенную в новостях на стене фотографию с открытых прокатов, сказал Ваня.

- И что пишут? – с интересом осведомилась Марина и поднесла к его губам сушку.

Ваня аккуратно взял её, но перед тем, как начать жевать, поймал Марину за руку и поцеловал пальчики. Знал, что это ей нравится. Да ему и самому нравилось. До сих пор это было немного странно – вот так запросто целовать Марину. Не после удачного проката, не после первых мест или выставленных судьями щедрых баллов. Просто. Потому что иначе никак. Потому что она, одетая лишь в едва прикрывающий ягодицы растянутый свитер прижимается к нему. Потому что грызёт её грёбаные льняные сушки и чувствует себя при этом счастливым.

- Сейчас… - Он открыл комментарии и прочитал несколько. Усмехнулся. – А ты знаешь… Надо будет выведать, кто у кого костюм-таки тиснул. Эти твои болельщики… Прозорливые ребята, скажу я тебе.

- Что там? – уже с напором спросила Марина и попыталась заглянуть в экран телефона, но всё, что успела разглядеть – фотография на фоне заполненных трибун. Он и она. Взгляд глаза в глаза…

Ваня отдёрнул руку, и она, встав на колени, потянулась за телефоном. Он поднял ещё выше. Марина навалилась на него, и они, потеряв равновесие, вместе упали на постель.

- Ну покажи, - смеясь, попросила она.

- «Как они друг на друга смотрят», - принялся зачитывать Иван самое интересное. – «Между ними точно что-то есть. Раньше у них таких взглядов не было». «Может быть, Казакова поумнела», - озвучил он один из комментариев и тут же ощутил увесистый тычок в бок. – Тут так написано! - возмутился он наигранно.

- На заборе тоже написано, - ехидно отозвалась Марина. – Ты ещё не видел, что писали, когда ты с Матрёхой по Милану ошивался, а я была в «депрессии». Как-нибудь найду, зачитаю.


- Вспомнила бабка, как девкой была…

- Я уже не говорю про то, что было, когда ты в Питере в гостинице бабу какую-то привел посреди ночи! – с издёвкой сказала Марина и глянула на Воронова. - А потом с утра лыбился, как мартовский кот! И что там была за лохудра? Где нашёл такую? Видно же, что из этих…

- Из них самых. - Он быстро поцеловал её в губы и, хмыкнув, пролистал дальше. Марина положила голову ему на плечо, он же продолжил:

- «Нельзя так сыграть». «А вы видели, как они на лёд вышли? За руки держались. Обычно сразу по углам, а тут почти всю разминку вместе». «Да, а потом на прокат так же вышли, я тоже заметила». «Ох, какие взгляды…». «Да наверняка что-то есть между ними. «Может быть, после травмы… Хотя столько лет уже катаются. Раньше бы было». «Но тогда почему отпуск порознь. Марина же вроде где-то в Испании была... А он в горах». «На Мальдивах она была. А он в горах в Сочи с Алексеем Мартыновым и компанией». «Нет, точно что-то есть. Не помешало бы только это. Так переживаю за ребят». «Да нет там ничего. Как всегда – игра на публику».

- Ну всё, хватит! – не выдержала Марина и попыталась отобрать у него телефон, но он снова не отдал.

- Тут ещё много. Очень много.

- Представляю, - недовольно выговорила Марина и вздохнула.

Как же она ненавидела, когда чужие люди лезли в её жизнь! Но что уж… Шила в мешке не утаишь. Сколько получится, они, конечно, будут скрывать ото всех, что вместе, но…

- Что ты делаешь? – заметив, что Ваня что-то печатает, спросила она.

Он не ответил. С самым серьёзным видом набрал текст и нажал отправить. Марина в ужасе округлила глаза. Совершенно случайно пнула Ваню коленкой, ударилась сама и в панике потянулась к телефону, но он в лёгкую отдёрнул руку. Марина заползла на него, перебралась на другую сторону постели и кое-как забрала смартфон.

«Марина Казакова: Всем добрый вечер! Ух ты, как у вас тут горячо. (огонь) Нам понравилось. От Вани большущий привет. Грызём сушки, строим планы на будущее».

- Ты что натворил?! – возмутилась она. Под её комментарием уже стояло несколько лайков, и она подумать боялась, что сейчас начнётся. Хотела удалить сообщение, но Ваня отнял у неё смартфон и швырнул его на пол. Сам перехватил Марину за талию. Она попробовала выбраться из его рук, но он не отпустил – опрокинул её на кровать, а сам навис сверху.



- Всё равно скоро все всё узнают, - шепнул он ей прямо в губы и нежно поцеловал.

Глаза её пылали гневом, ресницы дрожали. Какая же красивая… Он поцеловал её в уголок рта, в подбородок, в кончик носа.

- Ты хоть понимаешь, что натворил?! – в негодовании повысила она голос, пытаясь оттолкнуть его. – Теперь такое начнётся…

- Всего лишь занял наших дорогих болельщиков делом, - ещё один поцелуй в сжатые губы. – Ну и не только наших… Кто нам добра желает – порадуются, а на всех остальных…

- Они, может, и порадуются, - всё ещё не теряя надежды спихнуть его с себя, зло пропыхтела Маринка, - но вначале перемоют нам все кости. Такого насочиняют…

- Пусть сочиняют, - шепнул он, задирая её свитер. – Мне наплевать. Если нравится им… А у нас всё будет так, как мы придумаем сами. Как решим, так и будет.

Ощутив его прикосновение к груди, Марина шумно выдохнула. Всё будет так, как они придумают сами… Чего она боится? Злых языков? Пророчеств чужих людей? Осуждения? Боится, что снова начнут писать, что Ваня – хороший, спокойный, надёжный, а она… она – эгоистичная сука? Что не заслужила она такого, как он, что он её и так-то всю жизнь терпит. И ведь найдутся такие, кто обязательно скажет что-нибудь подобное. Или что не выйдет? Не получится, а потом…

- Вань, - тихонько позвала она, и он тут же посмотрел на неё – в лицо, в глаза. – Я люблю тебя, - прошептала Марина.

В глазах её блеснули слёзы. Она и сама не знала, откуда они. Просто горло сдавило, и чувства её – сильные, но всё ещё такие осторожные, израненные предательством, ринулись к нему. Она не знала, как сказать ему, насколько сильно он нужен ей, не знала, где взять такие слова, как объяснить. Возможно ли это «навсегда»?! Ведь десять лет они были вместе, и не сказать, чтобы всегда всё складывалось легко. Вовсе нет. А теперь… Теперь она с ним, там, высоко в небе. И если что-то вдруг пойдёт не так… она просто разобьётся.

Воронов обрисовал контур её лица – мягкий овал, красивые скулы. Стёр покатившуюся по виску слезинку. Самая прекрасная женщина только что сказала ему, что любит, а он и ответить ничего не может – просто смотрит и дышит как-то через раз. И сил нет ничего сказать, взгляда от неё отвести не может. Его. Его Марина. Вот она – перед ним, для него. И плевать, что разные, плевать, что порой как лёд и пламя. Она с ним и она любит его. А он любит её. Она к морю, он – в горы… Но она ведь тоже любит сноуборд. Так почему они никогда не ездили в горы вместе? Столько всего они ещё не сделали вместе…

Ваня взял руку Марины, переплёл их пальцы и, поднеся к губам, поцеловал тыльную сторону её ладони. Затем перевернул и прижался к запястью, где под нежной кожей быстро и часто бился пульс. Отодвинул носом рукав и коснулся цветка вьюна.

- Я тебя тоже люблю, - сипло сказал он. – Всё в тебе люблю. Даже твои цветочки.

- Рада эта слышать, - потихоньку всхлипнув, натянуто засмеялась Марина.

Ваня сдвинул рукав ещё выше.

- И всё-таки пообещай мне, что больше никаких татуировок. Ни одной. И ничего похожего.

- Обещаю, - как-то сдавленно ответила Марина, и когда Ваня снова посмотрел ей в глаза, добавила: - Пока ты со мной, никаких татуировок. И ничего такого. Ни пирсинга, ничего.

- Пока мы вместе? – взгляд его стал пристальным.

Марина не ответила – только смотрела на него, и во взгляде её он мог прочитать все её невысказанные слова. Переживания, страхи, сомнения и отчаянную надежду на то, что в этот раз – навсегда. Без грязи, без предательства, без лжи. Вместе. В пропасть или к солнцу, но вместе.

- Выходи за меня замуж, - сказал он без тени улыбки. Прижал её ладонь к своему лицу.

Она так и застыла глядя на него. Глаза её потемнели, словно бы в один момент в них разверзлась та самая пропасть, в которую он, как оказалось, провалился ещё когда-то очень давно. Она не двигалась, не шевелилась. Только пальцы стали холодными. Ваня снова поцеловал её руку. Ждал ли он ответа здесь и сейчас сказать было сложно. Но он знал, что не жалеет. Она и так в нём. Часть его сердца, часть его жизни. Этого уже не изменить. По виску её скатилась ещё одна слезинка. Судорожно выдохнув, Марина потянулась к нему, обхватила за шею и быстро зашептала:

- Нельзя так, Воронов… Это слишком, понимаешь?! Десять лет и столько всего, а потом… - осознавая, что несёт сущий бред, Марина всхлипнула, потянула его к себе. Ощутила его губы на своих и приоткрыла рот, уже не понимая – он её целует или она его. – Мне страшно, - шептала она между поцелуями. Чувствовала его большое тело, его силу и хотела вобрать в себя всё это: уверенность, непоколебимость, спокойствие. – Мы ведь разные такие… И я не знаю, понимаешь, не знаю, что делать с этим. Господи, Вань, я так люблю тебя…

Сентябрь был солнечным, тёплым, и хотя вечерами город окутывала прохлада, на ночь окна всё равно оставались открытыми. По стеклу снова забарабанил дождь. Как тогда, в мае. Видимо, суждено им так – важное – в дождь. Ваня стянул с Марины свитер и, посмотрев на неё – безупречную, прекрасную, улыбнулся. Ей страшно… Знала бы она, как ему самому страшно! Страшно, что не сбережёт, что обидит, что ранит. Не специально – неосторожным словом, грубым прикосновением. Ведь она такая ранимая… Все чувства – наизнанку. Так просто сделать больно. Но он будет стараться. Каждый день, чёрт подери, каждую минуту. Сердцем наружу вывернется, лишь бы она улыбалась, лишь бы в её карих глазах лучиками светилось счастье, лишь бы с губ слетал тихий, красивый смех.

Дотянувшись до пакета с сушками, он достал одну и, взяв Маринкину правую руку, надел на безымянный палец.

Марина засмеялась сквозь слёзы, подняла руку и стала рассматривать свою кисть.

- Практично, - хлюпнув носом, заключила она и снова потихоньку засмеялась.