По следам прошлого

— Слышала о ней.

Твою мать!

— Говорят, — продолжила фангра, не замечая, как я хватаюсь за стойку, чтобы просто не повалиться, — в Обители гильдий эта полукровка редко появляется, все чаще в Васгоре и у виксартов на земле находится. Так ты мне об этом-то Вольном расскажешь, иль нет? Это ж надо, беловолосый шан’ниэрд — и Вольный.





***


Домой я брела на ватных ногах. Мысли едва собирались по крохотным, ускользающим кусочкам. Бывших Вольных не бывает… Предполагать, что ни Роми, ни Кейела вовсе не существует в Фадрагосе, я отказывалась.

Весь день провела взаперти как на иголках, ожидая Елрех. Когда прошел шок, идеи возникали одна за другой — только успевай хватать. Из идей формировались цели и задачи, и мне приходилось расставлять приоритеты. Казалось, еще немного — и я полезу на стены. Хотелось выплеснуть эмоции, искромсать мебель, разбить кулаки о что-нибудь. Но я вела себя смиренно, просто блуждая по комнате и разглядывая тени в щелях и углах. Иногда в них мерещились образы прошлого, будоража сожалением, виной, пристыжая едким, болезненным стыдом.

Елрех вернулась на закате. Я заметила ее в окне, когда она только подходила к калитке. Хотелось броситься к ней навстречу, обнять крепко и попросить успокоить меня. Попросить о помощи. Но я сдерживалась.

Она зашла в дом, позвала меня, и только тогда я медленно направилась к ней.

— Ты ела? — спросила фангра с порога. В ее руках был тяжелый мешок.

— Выбиралась в харчевню, — ответила я, перетаптываясь с ноги на ногу под скрип половиц. — Но это было еще утром.

— Если хочешь, человечка, можем приготовить ужин вместе. — Елрех явно пыталась улыбнуться, но лишь дернула уголком губ, как снова нахмурилась.

— Хочу.

— Тогда пойдем. Заодно расскажешь, как провела день.

Я засеменила за ней следом, перехватила мешок с продуктами и стала помогать выкладывать их на стол. Елрех молчала, но ее слабая задумчивая улыбка с каждой секундой все больше походила на настоящую.

— Ты пытаешься подружиться, — тихо заметила я.

Она хмыкнула и покосилась на меня.

— Будто тебя это удивляет. Не думала, что я всегда дружелюбная?

Я покачала головой, попутно размышляя, с чего же начать трудный разговор.

— Без обид, Елрех, но в эту чушь я не поверю. Возможно, в тебе многое от фангр, но не меньше досталось и от твоих беловолосых, рогатых собратьев.

Молочный фрукт в ее руке треснул, и я поспешила продолжить:

— Я же сказала: без обид! И мне нужно с тобой серьезно поговорить.

— Я голодна, человечка, — холодно произнесла она, потянувшись к миске. — У меня выдался напряженный день. Вот-вот умрет Солнце, а я даже зернышка не съела. Готова мсита целиком проглотить.

Я тяжело вздохнула и кивнула. В груди жгло нетерпеливое желание быстрее открыться ей, а затем попросить о помощи. Куда исчезли Вольные? Как вернуть их? А главное — терпит ли время?

За готовкой мы не обмолвились ни словом, а Елрех будто и не замечала того, как я подхватываю любое ее занятие, с точностью предугадывая, что она собирается готовить. Погруженная в какие-то глубокие мысли, она не придавала никакого значения тому, что мы способны работать слажено, будто делали так всегда. И ведь делали — в прошлой жизни.

Небольшая кухня быстро наполнилась вкусными запахами, но аппетит не приходил. Под маленьким котелком, размещенным на подставке, танцевали духи, над бурлящим соусом в нем поднимался пар, а в это время Елрех выкладывала из жестяной коробочки-духовки румяные лепешки. Я разлила по кружкам морс, уселась на табурет и постаралась отвлечься. Разглядывала Елрех и уговаривала себя немного потерпеть. Пока она с аппетитом наворачивала тушенные овощи с мясом, я размазывала свою порцию по тарелке.

— И о чем ты созрела поговорить? — наконец произнесла Елрех, потянувшись к кружке.

— Ты хотела, чтобы я рассказала о своем прошлом.

— Хотела, но, насколько помню, утром ты этого не хотела. Уже придумала историю, которой обманешь меня?

Обману? Я стиснула зубы. Нельзя грубить Елрех, пусть она сейчас и не права — ведь сама же не любит, когда судят по расе.

— Знаешь, Елрех, я тебе клятву принесу.

— Не нужна мне твоя клятва, — запросто отмахнулась она, — и секреты оставь при себе, раз они тебе так важны.

Уверенность в успехе грядущего разговора таяла с каждой секундой, но следом пустота заполнялась неявным страхом, раскаляющим гнев.

— Важны, но…

— Я передумала, — перебила Елрех, а я сжала кулаки, скрывая дрожь в руках. — Утром ты сказала, что прошлое у тебя горечи полно, а Дриэн сообщил, что ты сирота. Посмотри, глупая человечка, какой вечер хороший. Не нужно его портить дурными воспоминаниями.

Духи Фадрагоса!


— Елрех! — Я хлопнула по столу; мышцы лица дернулись от напряжения. Когда Елрех подняла на меня изумленные глаза, я на миг разозлилась еще сильнее, но тут же этой злости смутилась. Провела ладонью по скатерти, разглаживая складку, и спокойнее произнесла: — Мне нужна твоя помощь.

Замолчала, ожидая вопросов, но их не последовало. Несколькими глотками морса прогнала першение и сухость в горле, медля вытерла губы и снова в серые глаза посмотрела — как в прорубь нырнула. Незримый лед остудил окончательно. Елрех не знает меня, видит незнакомку перед собой. Что она сейчас думает обо мне?

— Извини, я… — И ведь детально распланировала с чего начать исповедь, почти заучила, а сейчас все позабылось. Поэтому выдохнула правду: — Сволочь я.

Елрех распрямила плечи, на стену спиной налегла и, кружку отставив, деловито руки на груди скрестила. Я сглотнула и решила говорить так, как с языка слетает и в мыслях складывается.

— Не так давно, или все же давно… Иногда время трудно измерить и обозначить. Я была сволочью, Елрех. Хоть и жила по строгим принципам и правилам, но все равно была сволочью. А сейчас я, наверное, меньшая сволочь, но совсем недавно отправила девчонку на смерть.

Елрех грозно свела брови вместе, плечи приподняла и негромко уточнила:

— Что ты сделала с ней?

— Ничего. Почти ничего. — Сердце заколотилось быстрее, мысли в голове заметались, и я вцепилась в кружку обеими руками. Нужно переходить ближе к делу, а я все кружу вокруг да около. — Мы с ней просто поговорили, и я ей кое-что рассказала об одном негодяе. Балкоре. Теперь она должна отправиться к нему, чтобы он ее убил. Вот и все.

— Балкоре? — с недоумением протянула Елрех. — Я не понимаю.

Я бы тоже ни черта не поняла.

— Я тоже, Елрех, — несмело улыбнулась, озвучивая мысль. — Раньше я никому смерти не желала, и выбирать не приходилось. Вокруг меня всегда все стремились жизнь оберегать, а потом… мир поменялся. — Несдержанно хохотнула, опуская глаза. — Буквально. Я так злилась, что Вольной рассказала обо всем, думала, там же на месте и рехнусь. По-хорошему, это ей бы ему кинжал в сердце вогнать, но на самом деле это будет по-плохому. Она ни в чем не виновата, а он виновен во многих убийствах, и в итоге — ей собой жертвовать, а ему, наверное, почет и благодарность принимать.

Елрех молчала, а я с каждым мгновением тишины понимала, какой несвязный бред, должно быть, несу. Истеричные крохи веселья улетучились, скованные напряжением губы расслабились и от этого даже заныли скулы и щеки. Я хмыкнула и продолжила подступать к непростой правде:

— Не перебиваешь, не уточняешь. Думаешь, наверное, что я бред какой-то несу. Извини. Это очень трудно вот так просто взять и сказать, что мы с тобой давно знакомы, просто ты умерла. — Тряхнула волосами, отгоняя воспоминания последнего взгляда Елрех, направленного на меня, там, в сокровищнице, перед тем, как по моей вине все сгорело в синем пламене. — Или я умерла…

— Ты пугаешь меня, странная Асфи. — Елрех снова подалась вперед, облокачиваясь на стол; под ее весом он со скрипом пошатнулся. — О чем ты говоришь?

И вновь одолела нервозность. Зачесалась шея, сбилось дыхание и захотелось сбежать от всего. Я со смешком в голосе и слезами на глазах призналась:

— Представляешь, когда-то давно сам правитель региона Цветущего плато рассказывал мне историю Фадрагоса.

Елрех вытаращилась на меня, как на безумную, а я продолжила:

— Говорил, что раньше мудрецы и исследователи поднимали вопрос о том, считать ли больных болезнью солнца умершими? И с Вольными так же. А потом сказал, что эти же мудрецы, — я подавила очередной смешок — он щекотал горло. Хитрые лжецы, эти Энраилл, — что они предполагали, может ли появиться в Фадрагосе тот, кто будет считаться умершим, но при этом не утратит рассудок и память. И вот я… Елрех, прости меня. Ты и представить не можешь, что я натворила. Прости.

Всхлип сорвался с губ, и я накрыла их ладонью. Съежилась и зажмурилась. Дыши, дыши, дыши! Духи Фадрагоса, возьми себя в руки, тряпка! Ты вернулась в Фадрагос, радуйся уже этому!

— Прощаю, — вклинился осторожный голос в мысленные приказы. — Видимо.

Неуверенность Елрех немного рассмешила и прибавила душевных сил. Лишь на капельку осмелев, я сразу заставила себя посмотреть на подругу и говорить дальше:

— А еще ты об имени спрашивала! Ты мне его и дала. Асфирель — так ты меня назвала после того, как мы с тобой убили лиертахона. — Я коснулась пустого запястья, потерла его. Жаль, что клыка больше нет. — Асфирель. Мне не подходит это имя. Елрех, на мне лежат большая вина и тяжелое бремя. Мы с тобой познакомились давно. Это случилось рано утром в Вечном лесу…

Она не перебивала — смотрела неотрывно, изумленно, с неприкрытой жалостью, а я давила из себя слово за словом. Зачастую бессмысленно прыгали предложения, иногда они лишь путали, иногда пугали, что я не смогу вернуть утраченное — а его так много и оно все важное, — иногда доводили до слез и изредка, когда выражение лица Елрех менялось на серьезное и озадаченное, вселяли надежду. Я заставляла себя признаваться в том, кто я, откуда и какой груз прошлого тянется за мной.

Елрех поверила. Поверила не сразу, что было логично, но я смогла убедить ее.

— О бабуле своей ты многим рассказывала? Как проститься с ней не успела, или как она алхимии тебя учила? И мама твоя… Мне жаль, что она так играла с тобой. — В ладонь билось неспокойное сердце, разрывая грудную клетку изнутри. Я несильно похлопала себя по груди и, не отнимая руки, добавила полушепотом: — И я сочувствую, что при вашем прощании, когда ты уходила из ее дома, она не сумела скрыть облегчения. Мне больно, что с тобой так обошлись. Тем более больно и стыдно, что я поступила не лучше.

Елрех дышала медленно, тяжело. Глаза ее блестели, но слез видно не было; на переносице застыла глубокая морщина, выглядя на побледневшей коже темно-синим росчерком.

— Ты и вправду использовала Сердце времени? — аккуратно переставляя посуду на столе, будто отвлекалась бесполезным занятием, спросила Елрех.

Я кивнула.

— Использовала. Говорю же, в свой мир рвалась.

— Почему там не осталась?

Наши голоса в полумраке опустившихся на Фадрагос сумерек звучали размеренно, устало. Охарс никто из нас не призвал.

— А это… — протянула я. Переживания отпустили, оставляя слабость. — Кейела, Вольного, который нами руководил, найти его хочу. Он мир спасал, Елрех. От меня спасал. В чаше-артефакте, которая врагов показывает, я была.

— Выходит, мир он не спас.

— Наоборот.

— Как это? Вот же ты… — На меня исподлобья взглянула. Без обиды и осуждения, но угрюмо.

Я вздохнула тяжело. Отодвинула от себя тарелку и, руки на нем сложив, налегла на них щекой. Ответила, всматриваясь в темноту, собравшуюся в углу, — она больше не пугала, как в той жизни.

— Говорю же, Елрех, спас он мир. Сам того не понимая, спас. До последнего думал, что ради меня всем миром жертвует. Даже простился. Идиот. — Я улыбнулась, чувствуя овладевшую мною нежность при воспоминании о нем, и пояснила: — Не в нашей с ним привычке было прощаться. А тут прощения просил.