По правде говоря

– Пусть всё останется так. Тебе ведь нечего ему сказать?

– Нечего, - подтвердила я. Мои губы дёрнулись в печальной улыбке. – По крайней мере, ничего хорошего.

Вера вздохнула, затем кивнула. А когда встала, похлопала меня по плечу тёплой рукой.

Из дома отца я поспешила уйти. Папе необходимо было успокоиться, побыть в тишине, в кругу семьи, а когда я была рядом, у меня складывалось впечатление, что он без конца высматривает во мне фальшь. Так, в принципе, и было, я отцу соврала, но легче ему от моих признаний точно бы не стало. Этими мыслями я себя успокаивала и давила в себе чувство вины.

Сев в автобус, я вдруг подумала, что совсем не хочу ехать домой. Точнее, не хочу ехать к подруге, мне тоже нужна была пауза. Успокоиться, сконцентрироваться, отпустить от себя разочарование отца, которое исходило от него волнами весь вечер. И я вышла через несколько остановок из автобуса, оказавшись в самом центре города. Немного прошлась, разглядывая светящиеся вывески, и наслаждаясь теплым осенним вечером, правда, в какой-то момент запахнула на груди кардиган, когда стало чуть прохладно. Я шла медленно, поглядывала по сторонам, на витрины и людей, и вместо сестры и всего, что было с ней связано, задумалась об Андрее. Мысли о нём принесли боль, в груди, на самом деле, возникла болезненная тяжесть, на какой-то момент мне показалось, что мне нечем дышать, захотелось плакать, и я задышала глубоко и неровно, стараясь прогнать отчаяние. Я вспоминала его, последние недели, что провела рядом с ним, а потом его сухой голос и недовольное выражение лица, когда он оставил меня перед калиткой родительского дома. Оставил и ушёл, понимая, что, скорее всего, мы с ним больше никогда не увидимся.

Может быть, из-за этих самых воспоминаний, я и вошла в двери уже знакомого ресторанчика. Мы были здесь с Андреем, помню, как ужинали, разговаривали, пили кофе. И я сама себе казалась героиней какого-то фильма, наполненного талантливыми репликами и романтикой. Смотрела на него, слушала его глубокий голос, и думала о том, что со мной никогда ничего подобного не происходило. Я ни с кем не чувствовала себя столь взволнованной, возбуждённой и очарованной.

– Вам принести меню? – спросил меня молоденький официант, проводив меня до столика.

– Нет, спасибо. Если можно, кофе и пирожное.

Паренёк кивнул, дежурно улыбнулся и отошёл. А я посмотрела за окно, по вечернему городу праздно прогуливались люди, не смотря на подпортившуюся к концу дня погоду. Зато в зале ресторана было тепло, уютно, вкусно пахло свежей выпечкой. Половина из столов была занята, но гомона голосов слышно не было, все спокойно ужинали под тихую, умиротворённую музыку. Почему-то раньше мне не приходило в голову зайти в какой-нибудь ресторанчик в одиночестве, чтобы выпить кофе. Чтобы порадовать себя пирожным. Мне казалось странным появиться в приличном заведении одной, чтобы на меня не дай бог, не взглянули с жалостью, как на одинокую и скучную девицу. Мне казалось, что непременно так все присутствующие и подумают, что подобное неуместно, но сегодня мне стало всё равно. Я удобно расположилась на мягком диванчике, буквально утонула в пухлых подушках, пила кофе и ела любимое бисквитное пирожное. А ещё смотрела в окно, а не на людей.

Потом у меня зазвонил телефон. Я чертыхнулась сквозь зубы, не желала в этот момент ни с кем разговаривать, но за смартфоном в сумку всё равно полезла. Номер, с которого звонили, оказался незнакомым. У меня возникла мысль отклонить звонок, но почему-то я этого не сделала. Вызов приняла и поднесла телефон к уху.

– Я слушаю.

– Привет, - сказал женский голос. Причём голос было настолько ровным, без всякой нотки эмоциональности, словно только за этот день мы поговорили не единожды. Я машинально ответила:

– Привет.

Конечно же, я её не узнала. Я не узнала этот голос в трубке, у меня не ёкнуло сердце, ничего в предчувствии не сжалось. Я сказала: «привет», и стала ждать, когда мне пояснят, кто же звонит.

– Вика, это я, Оксана… То есть, Ксения.

Мне потребовалась ещё секунда, прежде чем я до конца осознала, чей голос в трубке слышу. И вот тогда я выпрямилась, тогда я задохнулась, тогда я сжала в ладони до боли телефон. И, наверняка, со стороны люди могли заметить мои распахнувшиеся в изумлении глаза, приоткрывшийся рот… Я была уверена, что хватаю воздух, как выброшенная на берег рыба, хотя, в тот момент и не осознавала этого.

И всё, что смогла из себя выдавить, все слова, это было:

– Это, правда, ты?

– Правда, я, - ответила моя сестра с тем же спокойствием.

– Господи, Ксеня… - Я никак не могла справиться с эмоциями, отвернулась от чужих глаз к окну. – Где ты? Мы так тебя искали!..

– Я знаю, - проговорила она. – Поэтому я тебе и звоню. Ты слишком большую работу проделала в моих поисках, сестрёнка.

Я растерялась от её слов.

– Что ты имеешь в виду?

– Бурную деятельность развила. – Она вдруг усмехнулась, и этот смешок я, без всяких сомнений, узнала, я его помнила. – Ты, похоже, стала настойчивой и упрямой. Да?

– Где ты? – повторила я. И торопливо спросила: - С тобой всё хорошо?

– Конечно, - вроде бы удивилась Ксения. – Со мной всё хорошо. Как может быть иначе?

В моей груди всё разрастался и разрастался снежный ком, огромный и холодящий, потому что я уже примерно представляла, что услышу от сестры дальше. Я будто компьютерная программа считывала её интонации, её совсем не напускное спокойствие, и понимала, что мне фонтанировать восторгом и изумлением тоже не стоит. Ксения этого точно не ждет, по крайней мере, в этом не нуждается.

– Ксюш, - начала я, буквально преодолевая себя, - родители… Они столько лет верят в то, что ты вернёшься… Они так тебя ждут.

В телефоне повисла пауза. Какая-то по-особенному тяжёлая и зловещая. После чего Ксения сказала именно те слова, что я подсознательно от неё ожидала.

– Мне жаль, - сказала она. – Мне жаль, что я причинила им боль, но так всем будет лучше, Вик. Поверь мне. Если бы я вернулась тогда, я свела бы с ума и себя, и их, и, наверное, тебя. А сейчас уже поздно. Не нужно им знать о моём звонке. И я тебя прошу… - Снова короткая пауза и продолжение: - Я тебя прошу, сестрёнка, не лезь ты больше со своими вопросами и розысками. Перестань играть в детектива. Это уже никому не нужно.

– Что значит, не нужно? – От вспыхнувшего возмущения я невольно повысила голос. – Ты хоть знаешь, что мама с папой развелись после твоего исчезновения? Ты знаешь, что мама практически помешалась на тебе и твоих поисках? Ты хоть знаешь, что папа до сих пор сам не свой только при упоминании твоего имени?

В ответ на моё возмущение и почти что вырвавшийся крик, голос Ксении тоже изменился, он окреп и пропитался откровенным недовольством.

– Я сказала тебе то, что есть. Надеюсь, ты меня услышала. Тебя, кстати, уже попросили!..

– О чём попросили? – переспросила я.

– Никуда не лезть, - был дан мне чёткий ответ. – Вот и не лезь. У нас у всех давным-давно своя жизнь. – Ещё одна пауза, вздох, затем Ксения чуть мягче продолжила: - Вика, пусть всё останется так, как есть. Надеюсь, у тебя всё в жизни сложится. Будь счастлива, сестрёнка. Рада была тебя услышать! – выдали мне напоследок бодрое пожелание, и я поняла, что Ксеня вот-вот повесит трубку и возмущённо выдохнула:

– Не смей, не смей отключаться! Ксюша! – На момент произнесения её имени в телефоне уже звучала мёртвая тишина. Я принялась набирать её номер вновь, но мне тут же сообщили, что абонент находится вне зоны действия сети. Подозреваю, что это не изменится ни завтра, ни через неделю, ни ещё когда-либо. Телефонный номер попросту перестанет быть активным.

Но как же я была зла! Господи, мне казалось, что я кипела изнутри! А ведь в течение десяти лет была уверена, что моей радости не будет предела, если когда-нибудь случится чудо, и я услышу голос сестры в трубке. Чудо случилось, а я была переполнена негодованием. Причём, праведным.

Вот и закончились десятилетние поиски, и, кажется, что закончилось всё благополучно. Моя сестра жива, здорова, и, судя по всему, вполне довольна своей жизнью. С ней не случилось ничего ужасного, как мы с родителями боялись. Но почему-то от этой информации совершенно не легче. Я продолжала сидеть за столиком в ресторане, смотреть на тёмную улицу за окном и нервно комкать в руке салфетку, одну за одной. На столе скопилось уже несколько плотных, бумажных шариков. А я понимала, что мне нечем дышать. Все мои действия в отношении её поисков, все надежды, вдруг превратились в пустоту. А себя я чувствовала обманутой… Даже не так. Преданной.


До дома я доехала на такси. Покинула ресторан, когда поняла, что даже официанты посматривают на меня с непониманием и тревогой. Я ничего больше не заказывала, зато уничтожала салфетки. Им явно это не нравилось. Я расплатилась, вызвала такси и отправилась к Жанкиному дому. Вышла из автомобиля у подъезда и присела на лавку. Через какое-то время Жанна вышла из подъезда, видимо, приметила меня в окно, остановилась рядом и принялась меня разглядывать. Затем осторожно поинтересовалась:

– Вик, ты чего?

Я на подругу посмотрела, пожала плечами. К тому моменту злость и негодование ушли, осталось лишь непонимание и опустошение. Я всё пыталась понять, как же так… Как же так можно поступить, взять и бросить семью, всех близких людей и друзей, однажды выйти из дома и не вернуться.

– Мне нужно поехать в Москву, - сказала я Жанке.

Подружка нахмурилась, уперла руки в бока и переспросила:

– Зачем это? К нему?

Я перевела взгляд на Жанкино лицо, досадливо поморщилась.

– Ты можешь думать о чём-нибудь другом?

– Нет. А ты?

– А я могу, - упрямо проговорила я.

К подъезду очень вовремя подошёл Вовка с пакетом продуктов из соседнего супермаркета. Увидел нас и, конечно, остановился. Без всякого стеснения, будто мы до сих пор все были лучшими друзьями, деловито поинтересовался:

– Что обсуждаем?

Я на бывшего возлюбленного глянула и отвернулась, а Жанка тут же приняла воинственную позу. И с вызовом поинтересовалась:

– А тебе какое дело? Ты шёл и иди дальше, со своей курицей!

– С какой курицей? – немного обалдел Вовка.

– С замороженной, - ответила Жанна, кивнул на пакет в его руках.

– А-а, - несколько успокоено протянул Вовка, а сам всё на меня поглядывал. – Вик, тебе точно ничего не нужно?

Я головой качнула. Вовка сделал пару шагов к подъезду, но уходить не спешил. Стоял и грел уши. Правда, мы с Жанкой пока молчали, но он медлил, чтобы услышать наш разговор, без сомнения. Подруга, в конце концов, не выдержала, приблизилась ко мне немного и гневным шёпотом заговорила:

– Не пущу я тебя ни в какую Москву. Тем более, одну. Я по твоему лицу вижу, что всё плохо.

– Она там, - проговорила я негромко. – Я это чувствую.

– Кто?

Я на подругу посмотрела.

– Ксеня. Она в Москве. – Я усмехнулась, глядя в одну точку.

– С чего ты взяла?

Я на Жанку посмотрела и сказала:

– Она мне звонила.

Подруга буквально открыла рот от удивления.

– Твоя сестра? Тебе звонила твоя сестра? Живая?

– Ни фига себе, - послышалось совсем рядом.

Я кинула взгляд в сторону и поняла, что Вовка совсем рядом со мной, сидит на корточках и внимательно меня слушает. Я от неожиданности такого его близкого присутствия, даже сдвинулась на лавке чуть в сторону. А он ещё и бесцеремонно полез ко мне с вопросами.

– Что, взяла и позвонила? Через столько лет?

– Думаю, я была где-то совсем рядом с ней, - проговорила я. – Совсем рядом.

– Подожди. – Жанка в порыве эмоций взмахнула рукой. – Скажи толком, что она тебе сказала? Привет, как дела, я там-то там-то!..

– Она попросила её больше не искать. Что у неё всё хорошо, а я лезу, куда не просят.

Жанка приоткрыла рот, переглянулась с Вовкой, а тот поначалу удивлённо вздёрнул брови, после чего громко хмыкнул.

– Вот и приплыли, - проговорил он.

– Как же так, Вика?