Плач

— В библиотеку.

— Зачем? Перестань печатать и посмотри на меня.

Никакой реакции.

— Зачем? — Я уже почти кричу.

— Я скоро смогу уйти из дома и заботиться о себе сама, так что не твое дело, чем я занимаюсь и куда хожу.

Я в ярости выхватываю у нее из рук ноутбук и выдираю шнур из розетки.

— Это моя собственность! — орет она. — Я вызову полицию!

Открытый в ноуте документ — список фактов об исчезновении Ноя: последовательность событий, места, люди, улики, сообщения в «Твиттере», ссылки на статьи, цитаты из новостных репортажей, посты в «Фейсбуке».

— Я выясню, что с ним произошло, — говорит Хлоя, дрожа от злости. — Вот увидишь!

Я захлопываю крышку ноутбука, делаю шаг к ней, мягко беру за руку. Ее рука дрожит.

— Составить список — это отличная идея, — говорю я. — И я поддержу тебя во всем, что ты решишь сделать, чтобы отыскать Ноя. Но ты должна говорить мне, что делаешь, и, если тебе нужно пропустить школу, надо сначала спросить у меня. Мы ведь можем заключить такой договор?

Я еще не закончила фразу, а уже ругаю себя на чем свет стоит. Мы ведь можем заключить такой договор? Размазня, а не мать!

— Все, решено! — договариваю я уже жестче, и моя рука, которая только что мягко утешала и поддерживала, теперь твердо жмет ее ладонь, как и положено при заключении договоров.





15

Александра

17 февраля




Я довезла Хлою до школьных ворот, посмотрела, как она поднялась по ступенькам. Вернувшись домой, включила новостной канал и приклеилась к телевизору. Они собираются подавать в суд. У дома его матери сегодня не меньше сотни журналистов. Я налила себе кофе и устроилась в кресле, чувствуя, что испытываю почти восторг — такое ощущение, будто я в кино, уже выключен свет и меня вот-вот начнут развлекать.

Дверь дома его матери открывается. На веранду выходят Джоанна и Алистер. Она не знает, что делать с руками. Неуклюже свесила их вдоль тела, а потом сует в карманы джинсов. Лицо совершенно белое. Глаза — не красные. Она не плачет. Хотя должна бы. Это очень странно — то, что она не плачет. Она кажется холодной и жесткой, к такой трудно испытывать симпатию. Обычно она другая. Милая и открытая — я наверняка захотела бы с такой подружиться, не узнай я, что она трахалась с моим мужем и пустила под откос всю мою жизнь.

— Два дня назад, — начинает Алистер профессиональным тоном пиарщика, — 15 февраля, в 18:50 наш сын Ной был похищен из автомобиля. Ребенок был одет в белое боди, у него темные волосы и карие глаза.

Алистер явно огорчен, что у его сына нет больше никаких особых примет, которые помогли бы его опознать. Нет, например, родимого пятна в форме звездочки, как у самого Алистера — на шее, справа. Ничего такого. Этот младенец выглядит точь-в-точь как все остальные младенцы. И одет в то же, во что и все остальные младенцы. В белое боди.

— На месте преступления был замечен белый «ют» и какой-то человек — мужчина или женщина — в темной джапаре. Если у вас есть какая-нибудь полезная информация, свяжитесь, пожалуйста, с полицией как можно скорее.

Он протягивает микрофон Джоанне. Она не сразу вынимает руку из кармана и берет микрофон. Рука сильно дрожит.

— Пожалуйста, если вы видели нашего малыша или если он у вас… — Она запинается и оборачивается на Алистера, который, как я успела заметить, стискивает ее локоть. — Ной. Я хотела сказать: если Ной у вас… Если вы знаете что-нибудь о… о Ное… свяжитесь, пожалуйста, с полицией. Мы хотим только… — она снова оглядывается на Алистера, который громко всхлипывает — я никогда не видела, чтобы он плакал. — Простите, я не могу говорить, это слишком тяжело.

Ткнув микрофоном в Алистера, она уходит в дом и захлопывает за собой дверь. Алистер ею определенно недоволен.

— Мы оба шокированы тем, что произошло, — говорит он, чтобы объяснить уход Джоанны. — Совершенно раздавлены.

По его щеке сбегает слеза.

— Прошу вас, помогите нам найти Ноя. Кто-то похитил его. Не верьте нелепым домыслам и сплетням, мы не можем позволить себе тратить драгоценное время. Если вы знаете что-нибудь, проявите инициативу, придите нам на помощь. Если он у вас, пожалуйста, верните его.

Он отдает микрофон репортеру и тоже уходит в дом.





*


Моя смена в кафе начинается в одиннадцать. Два постоянных посетителя из соседней парикмахерской заказали кофе и громко беседуют у стойки. Я взбиваю молоко и слушаю.

— Не, подожди, ну у него грязь под ногтями, — начала густо накрашенная колористка по имени Таня. — Моя подруга Джен говорит, что один ее друг, Гейб — ну, вообще-то его зовут Гэбриел, но они называют его Гейб, по-моему, крутое имя — так вот, он один из тех полицейских, которые первыми прибыли на место преступления, и Джен говорит, Гейб сказал, его напарник совершенно точно видел грязь под ногтями у этого самого Алистера Робертсона, а они только что прилетели, и откуда же там может грязи быть, да ниоткуда, и работа у него не такая, чтобы грязь под ногти набивалась, да и вообще, он бы, наверное, помыл руки перед полетом?

Как ей только хватило дыхания, не представляю. Я наливаю в чашки с кофе молоко, посыпаю сверху шоколадом.


— Ты думаешь, он сам это сделал? — спрашивает гомосексуального вида стилист по имени Йохан.

— Не, ну я просто говорю, что откуда у него под ногтями грязь, если только он, типа, не закапывал в землю ребенка или че-нить такое? Он говорит, что упал, но, по-моему, это чушь собачья.

— С вас восемь долларов сорок центов, спасибо, — говорю я, накрывая крышечками картонные стаканчики.

— Ну и в новостях у нее такой вид, как будто ей вообще все по фигу… — Она протягивает мне десятку, не прерывая реплики. — То ли на наркотиках, то ли чего. Не удивлюсь, если окажется, что она наркушка и просто забыла… спасибо…

Я отдаю ей сдачу, и они идут к выходу со стаканчиками в руках.

— …просто забыла его покормить, ну и он, такой, идет и зарывает его в землю, ну и поэтому у него грязь под…

Дверь за ними закрывается — и в ту же секунду звонит мой телефон. Это из школы. Оказывается, дальше первой ступеньки Хлоя не поднялась. Владелец кафе, Джузеппе, — добрый человек, сразу отпускает меня домой.

Дома Хлои нет. Я отправила ей эсэмэску и принялась обзванивать всех ее знакомых, с которыми знакома сама. Я уже была готова бежать и искать ее просто на улицах, когда она ввалилась в дверь — и прямиком направилась к себе в комнату.

— Где ты была? Хлоя, стой! Я вся издергалась! Где ты была все это время?

— В интернет-кафе в Брунсвике.

Она попыталась захлопнуть дверь у меня перед носом, но я успела просунуть в щель плечо.

— Что я тебе вчера сказала?

Она оборачивается и смотрит на меня.

— Ничего осмысленного. Никто не говорит и не делает ничего осмысленного. Завтра будет слишком поздно. Слишком поздно, блин, понимаешь?!

Сейчас не время одергивать ее за сквернословие.

— Что ты делала в интернет-кафе?

— Завела аккаунт в «Твиттере» и страницу в «Фейсбуке» — разместила там его фотографию, изложила все факты, которые мне известны. Несколько человек уже создали блоги, и страницы, и хэштеги в «Твиттере», но они все идиоты, у них неверные сведения, полная фигня. Этим должен заниматься кто-то, кому известны факты, кто-то, кому есть до этого дело. Поэтому вот чем я занималась сегодня в кафе, и ты даже не представляешь, как много людей мне уже ответили. Жители Пойнт-Лонсдейла, тот парень из мини-маркета и еще, по-моему, один полицейский, хотя он или она это скрывает. Потом я звонила в полицию Гилонга, и разговаривала со следователем Фаном, которому поручено это дело, и спросила его, чем конкретно он сейчас занимается.

— И что он тебе ответил?

— Он вообще не захотел мне ничего говорить, и тогда я потребовала, чтобы меня соединили с его начальником, им оказалась Элейн Ларсон, она разговаривала со мной так ласково-ласково, как будто мне пять лет и у меня серьезные проблемы с восприятием информации. Она сказала, что они делают все, что в их силах, но не станут сообщать мне, что именно, а еще я ей, мол, грублю. Я спросила, могу я выступить с телеобращением, и она сказала, что должна спросить об этом у тебя и у папы, и тогда я позвонила на 10-й канал, и здесь вот-вот будут Дэвид Пападопулос и его оператор.

Трудно сердиться, когда тебя вот так огорошили. Мне нужно время, чтобы все это обдумать, но перед домом уже паркуется фургон.

— Что ты будешь говорить? — спрашиваю я, пока Хлоя переодевается в футболку, которой она каким-то образом успела обзавестись по дороге домой. На футболке жирными черными буквами написано: «Найдите Ноя», а под надписью — фотография младенца «без особых примет», ее младшего брата.

— Просто попрошу о помощи, — говорит Хлоя и возвращается в гостиную, где уже стоят наготове Дэвид Пападопулос и его оператор.

— Меня зовут Хлоя Робертсон, — спокойно произносит моя девочка, глядя прямо в камеру. — Мой младший брат Ной Робертсон пропал два дня назад — в последний раз его видели пятнадцатого февраля в восемнадцать пятьдесят. Он лежал в детском автомобильном кресле с правой стороны на заднем сиденье автомобиля «Рэнджровер», модель «Вог» 2010 года, черного цвета. Номер автомобиля — VHA 538, синие символы на белом фоне. Машина была припаркована рядом с мини-маркетом на улице Пойнт-Лонсдейл-роуд, это на окраине Пойнт-Лонсдейла, в двадцати метрах от выезда на шоссе Белларайн. Мой отец Алистер Робертсон и мать Ноя Джоанна Линдси в восемнадцать пятьдесят зашли в мини-маркет, и в это время, согласно их показаниям, ребенка похитили из машины, которая была оставлена без присмотра. Пожалуйста, если мой брат у вас, верните его родителям. Ему всего два месяца. Он выглядит вот так. — Она показала на футболке. — Возможно, вам кажется, что он ничем не отличается от других двухмесячных детей, но вы только посмотрите, какие густые и темные у него волосы. И какие прекрасные длинные темные ресницы. И большие карие глаза. Он был одет в белое боди фирмы «Маркс энд Спенсер» и завернут в квадратное хлопковое одеяло голубого цвета, размер — метр на метр, в середине вышит бежевый кролик длиной четыре дюйма и шириной — два. Еще на Ное был одноразовый подгузник «Хаггис» для новорожденных, на котором спереди нарисован медвежонок и по краю проходит полоска светло-оливкового цвета. Я умоляю вас, — произносит она спокойно, голос не дрожит, и слез на глазах тоже нет. — Если кто-нибудь видел что-нибудь в тот вечер или что-то знает, сделайте доброе дело — позвоните в полицию, или расскажите кому-то из знакомых, или напишите мне на страницу «Найдите Ноя» в «Фейсбуке» либо в «Твиттере» по адресу @findnoah.

По окончании съемки я увела Хлою из гостиной в комнату и теперь, привалившись к двери, жду, пока съемочная группа уедет. Мужчины собираются и тихо уходят, вежливо поблагодарив.

— Ты очень волнуешься за Ноя, — осмеливаюсь я произнести, потрясенная ее решимостью.

— Конечно.

— Может, поговорим об этом?

— У нас одна кровь, — говорит она. — Возможно, когда-нибудь мы стали бы близкими друзьями. Может, у нас тоже было бы что-то такое, что бывает у братьев и сестер, — каникулы вместе или что-то вроде. А кто-то взял и украл его у меня.

«Совсем как я украла тебя», — думаю я.

— Что если прямо сейчас кто-нибудь его мучает или убивает? Может, его уже убили. Конечно, я за него волнуюсь! Это естественно, и к тому же это — мой долг.

— Ты, наверное, хотела бы побыть с папой?

Хлоя пожала плечами.

— Что он в ней нашел? — вдруг спрашивает она.

— Я не знаю, Хло. Я не знаю ее.

Мне не хочется говорить о Джоанне, и я меняю тему.

— Я горжусь тобой. Но с этой минуты у нас действуют правила. Что бы ты ни делала, ты должна делать это вместе со мной.

— Хорошо, — соглашается она.