Пирог из горького миндаля

– Чего? – изумился Пашка.

– Ты убил птицу!

– Ну да… Он же сам сказал утром, что не может ее зарисовать, потому что она далеко! Вот я и постарался…

– Ах вот в чем дело! – Юрий наконец все понял и испытал облегчение. – Паша, ты принес ему птицу, чтобы он мог ее нарисовать с натуры! Да хватит дергаться! – это уже Лелику.

Пашка почти испуганно посмотрел на окровавленную ладонь.

– Рогатку сделал… – бормотал он. – Выслеживал ее. Как лучше хотел, честное слово! А чего случилось-то? Леш, за что ты меня?

Всем стало неловко. Этот большой побитый парень поскуливал, как собака, и был так явно расстроен и испуган происходящим, что молчаливо рвущийся к нему Лелик казался воплощением беспричинной злобы.

– Правда, нехорошо вышло, – подала голос Женька.

– Я как лучше хотел… помириться думал…

– Врешь! – выкрикнула Тишка. – Ты это нарочно!

– Чего-о?!

Девочка сжала кулаки и шагнула к Пашке:

– Нарочно! Эта птичка не нужна была ему мертвая! Он их любит!

Лелик внезапно перестал вырываться.

– Ты знал, что так все получится! – наступала Тишка. Кажется, она сама готова была вот-вот броситься на сына Тамары и Вениамина. – Ты все продумал!

Люда всплеснула руками:

– Яна, Яночка! Да что ж ты такое сочинила!

Пашка обвел всех ошарашенным взглядом.

– Я чего… я извиниться! – бессвязно заговорил он. – Лелик вчера мне велел, чтобы я больше с вами не общался, дядя Юра. Вот я и пришел… прощения попросил!

– Что он тебе велел? – недоверчиво переспросил Юра.

– Ну, это… Я думал, вы знаете. Думал, вы его сами об этом попросили.

– Я попросил?! Лелик, это правда?

Мальчик молчал, закусив губу.

– Лелик! Говори!

Пашка вскочил.

– Ты же сама все слышала! – воззвал он к Тишке.

Взгляды взрослых обратились к девочке.

– Это так? – тихо спросил Юра. – Мой сын потребовал, чтобы Паша со мной не разговаривал? Яна, отвечай!

Тишка беспомощно посмотрела на Лелика. Тот молчал и глядел себе под ноги.

– Да, – шепнула она. – Но все было совсем по-другому!

Юра выпустил руки сына. Секунду всем казалось, что он отшвырнет его. Но Юрий только отряхнул ладони.

– Не ожидал от тебя, – брезгливо сказал он. – Это низость, Алексей.

И вышел.

Остальные понемногу потянулись за ним. Поняв, что развлечений больше не будет, ускользнула Женька. Люда ушла, охая и причитая. Раиса увела Пашку промывать разбитое лицо. Тишка с Леликом остались одни.

– Иди, – попросил мальчик.

– Ну уж нет!

– Иди, – повторил он. Поднял мертвую малиновку, держа ее бережно, как хрустальную. – Я сам справлюсь. Правда.


Тишка чуть не задохнулась.

– Этот урод тебя обвинил! Выставил каким-то мерзавцем… Несправедливо! Я поговорю с твоим отцом! Я ему все объясню… расскажу…

– Ничего ты ему не объяснишь, – устало сказал Лелик. – У него каменная голова. Там все мысли выбиты долотом. Ступай, Тиша. Мне надо птичку похоронить.

От взрослой обреченности в его голосе Тишка ощутила себя жалкой, беспомощной и глупой. Она молча дотронулась до его плеча, повернулась и быстро вышла.



Вечером в комнату Лелика заглянул отец.

Мальчика не было. На столе лежал открытый альбом. Юрий подошел, склонился над рисунком, рассматривая его с недоверием, почти испугом.

Посреди листа с необычайной тщательностью была нарисована мертвая малиновка.





2




С утра Татьяна поссорилась с Раисой.

Повод был пустяковый. Но все в доме были так напряжены, как будто это на их крыльце нашли труп.

Бедная Раиса ни в чем не была виновата. Она просто увидела в окно Тишку и заметила, что девочке нужно гулять в другой одежде.

– В какой? – взвилась Татьяна. – В юбке? В порнографических платьицах, как Женя?

– Танюша, но эти шорты…

– Эти шорты – единственная вещь, которую они купили вместе с отцом, – отрезала Татьяна. – Как видишь, они ей велики. Он никогда не умел выбирать для нее одежду. Однажды я попыталась заменить их на другие. Женственные, удобные… Старые выкинула. Надеялась, что Янка поплачет и успокоится.

– Плакала? – сочувственно спросила Раиса.

Татьяна коротко рассмеялась.

– Полтора часа рылась на помойке. Ни слезинки, ни упрека. Она просто закапывалась в мусор, точно крот, а я бегала вокруг и думала, что если она не найдет эти проклятые шорты, мне придется тащить ее домой силком. Когда она вылезла из груды мусора с этой тряпкой в руках, от нее воняло хуже, чем от привокзального бомжа. Сама выстирала их, высушила на батарее… И что ты думаешь – легла в них спать!

– Почему ты ей не запретила?

– Ты многое могла запретить своим детям?

– Но она… – неуверенно начала Раиса, – она такая маленькая!

– Думаешь, упрямство зависит от размеров?

Раиса беспомощно шевелила губами. Она пыталась и не могла выразить, что неправильно, когда дети не слушаются взрослых, что так не должно быть и что она сама всегда слушалась родителей, а потом слушалась мужа, и теперь временами на нее накатывает липкий страх, что Прохор умрет, и тогда ей некого будет слушаться, а иногда хочется, чтобы это поскорее случилось… Страшно, очень страшно вглядываться в самого себя, хотела сказать Раиса, гораздо страшнее, чем в другого, и еще хотела добавить, что она ведь безумно любит Прошу, но спохватилась, что разговор был совсем не о том.

Татьяна не дождалась ее ответа. Бросила раздраженно полотенце и ушла в сад.



«Господи, бедная моя девочка. Привезла я ее сюда, точно выставочного котенка, и жду, что ей повесят медаль на тощую шейку. Как же невыносимо и любить своего ребенка, и жалеть, и стыдиться, и мучиться от этого проклятого, несправедливого стыда. Перед кем я испытываю неловкость? Перед Прохором!»

Королевские зайцы, думала Татьяна, ожесточенно щелкая секатором в зарослях малины. Мы все здесь королевские зайцы и сбежались на поляну, едва пастух подудел в свою дудочку.

Это все деньги, будь они прокляты. Как подумаешь, какой суммы хватило бы, чтобы избежать всех этих унижений – так смешно становится. Двадцать тысяч долларов – и прощай, дядя Прохор. Развлекайся с кем-нибудь другим.

С другой стороны, у Юрки с деньгами все благополучно. А он все равно приехал, хоть и по другой причине. Тяжело быть заложником любви к матери. Тем более такой, как Раиса.

Надо же так себя поставить, что вся семья вытанцовывает вокруг и не знает, какое еще па изобразить, чтобы оставить Прохора Петровича удовлетворенным. Вот где талант!

Татьяна укололась малиновым шипом. Вскрикнула, слизнула каплю крови и отложила секатор.

Все валится из рук, и нервы ни к черту. Вчера вечером встретила Прохора, спускавшегося из своей лаборатории. Тот вдруг накинулся: «Ты чего здесь ошиваешься? Следишь за мной?!» Татьяна едва оправдалась.

А еще дважды было странное. Сидела в библиотеке и вдруг над головой услышала легкие, но отчетливые шаги. Над библиотекой комната Прохора, посторонним туда вход воспрещен. Татьяна решила, что почудилось. Но на следующий день повторилось: быстрые шаги, затем приглушенный стук, как будто что-то уронили, и все стихло.

Татьяна вышла из дома, обошла сад. Женька обнаружилась возле качелей, Тишка как раз вернулась с прогулки. Паша помогал Юрию что-то строгать в гараже. Вероники не было видно, но тут подвернулся Лелик и сообщил, что девочка только что ушла в магазин за мороженым.