Пионовая беседка

— Пион, а где же твой пион? — спросила одна гостья.

— Так ее зовут, — сказала собравшимся Третья тетя, — но она не дает себе труда позаботиться о своих лепестках.

Затем гостьи показали рисунки хризантем, цветков сливы и, наконец, орхидей. Я тихонько положила свою работу на стол. Мои орхидеи были слишком крупными, и в конкурсе победила другая девушка. Потом мы сравнивали рисунки бабочек, а также бабочек, садящих на цветах. Я ни в чем не смогла превзойти остальных.

Вечно одни и те же цветы и бабочки, подумала я про себя. Но что еще мы могли нарисовать? В наших работах мы отображали то, что видели в саду, — бабочек и цветы. Я стояла и смотрела на искусно покрытые пудрой лица моих теть, двоюродных сестер, гостей и видела на них тоску и задумчивость. Но не только я смотрела на них: они тоже наблюдали за мной. Мой задумчивый вид не ускользнул от взгляда других женщин, ведь они привыкли замечать чужую слабость и уязвимость.

— Сейчас лето, но Пион, кажется, заболела весенней болезнью, — обронила Четвертая тетя.

— Да, мы все заметили, как порозовели ее щеки, — поддакнула Третья тетя. — Интересно, о чем она думает?

— Завтра я нарву целебных трав и заварю чай, чтобы облегчить ее весеннюю болезнь, — сочувственно предложила Четвертая тетя.

— Весенняя болезнь летом? — повторила мама. — Пион не любит предаваться глупым фантазиям.

— Хорошо, если так, — сказала Вторая тетя. — Может, она расскажет свой секрет другим девушкам? Они все мечтают о любви. Каждая девушка должна быть такой же хорошенькой в свой шестнадцатый день рождения. До ее свадьбы осталось всего пять месяцев. Я думаю, мы все видим, что этот цветок с нетерпением ждет, когда его сорвут.

Я изо всех сил старалась сделать выражение моего лица таким же непроницаемым, как поверхность пруда влажной летней ночью. Но у меня ничего не получилось, и некоторые женщины постарше засмеялись, заметив мое детское смущение.

— Значит, она вскоре выйдет замуж, — обманчиво легко согласилась мама. — Но ты права, Вторая тетя, наверное, ей стоит поговорить с твоей дочерью. Уверена, муж Ракиты будет очень благодарен, если кто-нибудь хоть чем-то облегчит ему первую брачную ночь.

Затем она негромко хлопнула в ладоши.

— Что ж, а теперь пойдем в сад. Там состоится последний конкурс.

Когда все женщины вышли, я почувствовала на себя взгляд своей матери. Она взвешивала слова тети и раздумывала над тем, что было сказано. Она молчала, и я отвернулась, чтобы не смотреть ей в глаза. Мы стояли в комнате, словно две каменные статуи. Я была благодарна ей за то, что она защитила меня, но сказать ей об этом значило признаться… в чем? В том, что я влюблена? Что позавчера вечером я встретила в беседке Спокойного Ветра мужчину и теперь собираюсь увидеться с ним в беседке Любования Луной, в запретной для меня части наших владений? Вдруг я осознала, как сильно я переменилась. Ежемесячные кровотечения, помолвка и новые обязанности не способны сделать из девочки женщину. В женщину ее превращает любовь. Я вспомнила о полной достоинства позе моей бабушки и, не сказав ни слова, высоко подняла голову и вышла в сад.

Я села на фарфоровую подставку для цветов. Наш сад был прекрасен. Созерцание того, что находится вокруг нас, должно было даровать нам вдохновение для последнего конкурса. Все, как обычно. Мои сестры и тети цитировали стихи об орхидеях и пионах. Изысканные слова вызывали в памяти образы прекрасных цветов, но я продолжала рыться в памяти, пока не вспомнила мрачное стихотворение, написанное неизвестной женщиной на стене дома в Янчжоу во время Переворота. Я подождала, пока другие прочитают свои стихотворения, а затем скорбно проговорила (так, мне казалось, должен был звучать голос доведенной до отчаяния поэтессы):

Деревья голы.

Вдалеке я слышу

Печальный крик гусей.

О, если б только кровь моя и слезы

Окрасили сливовые цветы…

Но я бы запретила им цвести.

Нет смысла в жизни, в сердце пустота.

И каждое мгновение — море слез.





Это стихотворение было одним из самых мрачных, сочиненных в эпоху Переворота, и оно коснулось сердца каждой из собравшихся в саду женщин. Вторая тетя, которая все еще думала о перебинтованных ногах своей дочери, вновь заплакала. И не только она. Сад наполнили высокие чувства цин. Мы разделяли горе отчаявшейся и, должно быть, давно погибшей женщины.

Вдруг я почувствовала, как вонзились в меня глаза моей матери. Ее лицо сильно побледнело, и на щеках, словно следы от пощечин, выступили румяна. Она едва слышно сказала:

— В этот прекрасный день моя дочь обрушила на нас печаль.

Я не понимала, что ее так расстроило.

— Она плохо себя чувствует, — объяснила мама женщинам, стоявшим рядом с ней. — Боюсь, она забыла о приличиях. — Она опять посмотрела на меня. — Ты проведешь в постели весь сегодняшний день и вечер.

Мама имела надо мной власть, но неужели она собиралась запретить мне смотреть оперу из-за того, что я прочитала грустное стихотворение? Мои глаза наполнились слезами. Я заморгала, чтобы не заплакать.

— Но я не больна, — жалким голосом пролепетала я.

— Ива думает по-другому.

Я покраснела от гнева и разочарования. Должно быть, когда Ива выливала содержимое ночного горшка, она увидела, что меня вырвало, и рассказала об этом матери. И теперь мама знала, что я опять потерпела неудачу и плохо показала себя в качестве будущей жены и матери. Но эта мысль не усмирила меня. Напротив, она только укрепила мою решимость. Я не позволю, чтобы она помешала мне встретиться с незнакомцем в беседке Любования Луной. Я поднесла палец к щеке, наклонила голову и постаралась изобразить хорошенькую, невинную и послушную девушку из Ханчжоу.

— Ах, мама, думаю, тетушки правы. В тот день, когда мы устраивали праздник в честь Ткачихи, я позволила моим мыслям унестись далеко-далеко, к небесному мосту, который соединит сегодня двух возлюбленных. Наверное, на мгновение меня посетили весенние чувства, но меня не лихорадит, у меня ничего не болит, у меня нет никаких жалоб по женской части. Моя ошибка свидетельствует о неопытности, но ни о чем больше.

Я казалась такой невинной, что все другие женщины очень благожелательно посмотрели на меня, и матери пришлось бы нелегко, вздумай она отослать меня прочь.

Она довольно долго молчала, а потом спросила:


— Кто может процитировать стихотворение со словом «гибискус»?

Все события — как это обычно происходит в женских покоях — представляли собой своего рода испытание. И каждое испытание напоминало о моей неумелости. Я ни в чем не добилась успеха — ни в бинтовании ног, ни в вышивке, ни в рисовании, ни в игре на цитре, ни в чтении стихов. Как я смогу выйти замуж, ведь я потеряла голову от любви? Стану ли я достойной женой своего мужа, которую он будет считать нужной и желанной? Моя мать строго следила за выполнением правил, и, тем не менее, ей не удалось родить отцу сына. И если она не сумела выполнить свой долг, то как же это удастся мне? Что, если мой муж отвернется от меня, будет оскорблять на глазах свекрови, искать удовольствий в обществе девушек, поющих песни у озера, или возьмет в дом наложниц?

Я вспомнила, как мама часто повторяла: «Наложницы — это часть нашей жизни. Важно, что ты сама их выбираешь и как ты к ним относишься. Никогда не бей их сама. Пусть это делает твой муж».

Я не хотела, чтобы моя жизнь была такой.

Сегодня был мой шестнадцатый день рождения. Сегодня Ткачиха и Пастух вновь соединятся на небе. Линян в нашем саду воскреснет благодаря силе любви Мэнмэя. А я встречусь с незнакомцем в павильоне Любования Луной. Наверняка я не самая прекрасная девушка в Ханчжоу, но когда он смотрел на меня, мне казалось, что это именно так.





ЗАПАЧКАННЫЕ ТУФЛИ




Конфуций писал: «Относитесь к духам и призракам почтительно, но держитесь от них на расстоянии». В день Двойной Семерки люди забывали о предках и привидениях. Все хотели насладиться праздником, поучаствовать в играх и увидеть представление оперы. Я переоделась в тунику из тончайшего шелка, на которой были вышиты две птицы, летящие над летними цветами. Я хотела пробудить радость, испытанную мной, когда мы с незнакомцем были рядом. Под тунику я надела белую юбку из шелковой парчи. На ней была вышиты белоснежные цветы дикой яблони. Юбка привлекала внимание к моим крошечным шелковым туфелькам цвета фуксии. В моих ушах звенели золотые сережки, а на руках висели тяжелые золотые и яшмовые браслеты, которые в течение многих лет дарили мне члены моей семьи. Но я не была одета слишком вычурно. Куда ни кинь взгляд, я видела прекрасных женщин и девушек: покачиваясь на своих «золотых лилиях», они шли по залу, чтобы приветствовать друг друга, а украшения звенели и бренчали в такт их шажкам.

В этот день в зале Цветущего Лотоса поставили алтарный столик. В бронзовых треножниках горели благовония, наполняя комнату сильным восхитительным ароматом. На блюдах из перегородчатой эмали лежали горы фруктов: апельсины, дыни, бананы, карамболы, плоды «глаза дракона». В конце стола стояло белое фарфоровое блюдо, наполненное водой с листьями помело. Вода символизировала ритуальное омовение невесты. В середине стола лежал круглый поднос почти в метр от края до края. Он был разделен на шесть секторов. В середине были нарисованы Ткачиха и Пастух, и его бык, который переходил течение неподалеку. Эта картина напоминала о том, как богиня сидела в воде, пытаясь спрятать свою наготу. На соседних секторах были изображены сестры Ткачихи. Мама подзывала девушек по одной, чтобы они положили свой дар каждой из сестер в соответствующее отделение.

После церемонии мы все уселись на свои места, и нам подали роскошное угощение. Каждое блюдо обладало особым значением. Например, мы ели «ногу дракона, которая посылает сыновей»: это была свиная нога, обжаренная на медленном огне с десятью разными приправами. Считалось, что это блюдо помогает зачать сына. Слуги принесли к каждому столу «цыпленка нищего». Испеченная глина громко хрустнула, и комната наполнилась ароматами имбиря, вина и грибов. Одно кушанье следовало за другим, и каждое обладало собственным ароматом, способным усладить любой вкус. Вкусные и невкусные блюда, благоуханные и с резким ароматом, сладкие и кислые, соленые и горькие. На десерт слуги принесли солодовые пирожные, приготовленные с использованием клейкого риса, красных бобов, грецких орехов и травы, растущей на берегах озера. Они способствуют перевариванию, и это позволит нам оставаться стройными и дожить до старости. Пирожные были восхитительны, но я так волновалась, что не могла есть.

После банкета начался последний конкурс. Фонари потушили, чтобы каждая незамужняя девушка попробовала протянуть нитку в иголку при свете единственной зажженной курительной палочки. Если ей это удавалось, это значило, что вскоре после свадьбы она родит сына. Женщины выпили немало вина из Шаосин, и потому каждую неудачную попытку сопровождали громкие взрывы смеха.

Я тоже старалась хохотать как можно громче, хотя сама в это время уже думала о том, как мне встретиться с моим незнакомцем, чтобы мое отсутствие не заметили. Я предположила, что внутренние помещения повторяют окружающий их сад, и решила руководствоваться этим представлением. Мне оставалось только надеяться и догадываться и стараться предусмотреть каждый шаг, как я делала это, когда играла с папой в шахматы.

Теперь, в отличие от первого вечера, мне уже не хотелось сидеть в первом ряду. Конечно, там я была ближе всего к сцене, где показывали оперу, но в то же время все женщины могли меня видеть. Но я не могла опоздать и сесть сзади, как вчера, потому что мама могла бы что-нибудь заподозрить. Она знала, что я слишком люблю оперу и не допущу того, чтобы опять опоздать. Мне нужно было вести себя так, как будто я стараюсь задобрить ее, особенно после того, что случилось сегодня днем. Я продолжала судорожно раздумывать о том, что мне делать, как вдруг мой взгляд упал на Тан Цзе. Я проиграла в уме всю партию. Да, я могу использовать этого ребенка, чтобы придать моим действиям невинный вид.

Лотос сумела вдеть нитку в иголку, и все ей зааплодировали, а я прошла через комнату к Цзе. Она ерзала на краешке стула, надеясь, что моя мать предложит ей принять участие в игре. Но такого быть не могло. Цзе придется подождать, пока начнутся церемонии приготовления к ее свадьбе: ведь она была маленькой девочкой, и ей еще не выбрали жениха.

Я коснулась ее плеча.

— Пойдем, — позвала я, — я покажу тебе кое-что.

Она соскользнула со стула, и я взяла ее за руку, убедившись в том, что моя мать видит, что я делаю.

— Ты знаешь, я уже помолвлена, — сказала я, когда мы вошли в мою комнату.

Девочка с серьезным видом кивнула.

— Хочешь увидеть подарки, которые мне прислали?

Цзе взвизгнула. Мысленно я сделала практически то же самое, но по другой причине.

Я открыла крышку сундуков из свиной кожи и показала ей присланные рулоны воздушного шифона, блестящего шелка и тяжелой парчи.

Грохот тарелок и бой барабанов стали созывать гостей сад, и Цзе вскочила на ноги. Я слышала, как за дверью моей комнаты в коридоре собираются женщины.

— Я хочу показать тебе мой свадебный костюм, — торопливо проговорила я. — Уверена, тебе очень понравится головной убор.

Девочка опять села на кровать и начала нетерпеливо ерзать, сбивая покрывало.

Я принесла вышитую красную шелковую юбку, которую я надену на свадьбу. На ней были десятки крошечных складок. Женщины, нанятые папой для этой работы, проложили стежки так, что цветы, облака и переплетенные символы удачи расположились в идеальном порядке. Если в день свадьбы я сделаю всего один слишком широкий шаг, он будет нарушен. Туника также была великолепна. Обычно на ней делают всего четыре застежки: у горла, на груди и под мышками, но мастерицы пришили к моей тунике дюжины маленьких застежек из тесьмы: они должны были поставить в тупик моего мужа и сделать брачную ночь длиннее. Головной убор был простым и элегантным: на нем был целый сад тонких золотых листочков, которые будут трепетать и гореть в лучах солнца при каждом моем шаге, а красная вуаль спрячет мое лицо, чтобы я не видела своего мужа до тех пор, пока он ее не поднимет. Мне всегда нравилось разглядывать мой свадебный костюм, но теперь это рождало во мне мрачные чувства. Зачем украшать себя, словно подарок, если ничего не чувствуешь к человеку, которому тебя отдают?

— Как красиво! — ахнула Цзе. — А мой папа обещал, что на моем свадебном уборе будут жемчужины и яшма.

Я почти не слышала, что она говорит, потому что внимательно прислушивалась к тому, что происходит за пределами моей комнаты. Барабаны и тарелки продолжали сзывать зрителей, но в коридоре было тихо. Я убрала свадебный костюм, затем взяла Тан Цзе за руку, и мы вышли из комнаты.

Мы вместе прошли по саду. Я увидела, что мои двоюродные сестры собрались у ширмы. Поразительно, они заняли для меня место. Лотос помахала мне, чтобы я шла к ним. Я улыбнулась ей в ответ, а затем шепнула Тан Цзе на ухо:

— Смотри, девушки хотят, чтобы ты сидела рядом с ними.

— Правда?

Не дождавшись моих заверений, Тан Цзе прошла по подушкам к девушкам, уселась и немедленно начала говорить что-то моим сестрам, не умолкая ни на мгновение. Они оказали мне любезность, и вот как я их отблагодарила.

Я стала нарочито озираться по сторонам, ища взглядом свободную подушку впереди или в середине, но, разумеется, их не было. Тогда я сделала огорченное лицо и грациозно опустилась на подушку с краю, где сидели взрослые женщины.

Мне очень хотелось увидеть сцену, с которой начиналось сегодняшнее представление, но, сидя на своем месте в заднем ряду, я могла только слушать.

Линян и Мэймэй совершили нечто неслыханное — они решили вступить в брачный союз без ведома родителей. Когда они поженились, Линян призналась, что она девственница, несмотря на то что соединялась ночью с Мэймэем, когда была призраком. Дело в том, что, когда она лежала в могиле, ее тело невинной девушки сохранилось. В конце сцены Линян и Мэнмэй отправились в Ханчжоу, где молодой человек должен был закончить подготовку к императорским экзаменам.