Пионовая беседка

ВЕСЕННЯЯ БОЛЕЗНЬ ЛЕТОМ




Все девушки думают о предстоящей свадьбе.

Мы боимся, что наши мужья будут холодны к нам, жестоки, безразличны или небрежны, но чаще мечтаем о чудесной и радостной жизни. Как можно отказаться от мечты, когда наша судьба так печальна? Поэтому, когда наступила темнота и запели соловьи, я стала воображать свою свадьбу и будущего мужа, ожидающего меня в своем доме. Я думала о том, что будет предшествовать моменту нашего единения. Правда, на месте мужа, которого я никогда не видела, я представляла красивого незнакомца.

Я представляла, как прибудут последние подарки, составляющие выкуп за невесту. Мне казалось, я вижу блеск, исходящий от шпилек, сережек, колец, браслетов и драгоценных камней, ощущаю в руках их тяжесть. Я думала о шелках из Сучжоу. По качеству они превосходили даже те ткани, которые изготавливались на шелкопрядильнях моего отца. Последней из множества голов домашнего скота, присланных моему отцу в обмен на меня, прибудет свинья. Отец зарежет ее, и я заверну отдельно голову и хвост, чтобы отослать их в знак уважения семье У. Я думала о подарках, которые отец отправит вместе с кусками свинины: ветки полыни, чтобы прогнать перед моим прибытием злых духов, гранаты, символизирующие мою плодовитость, плоды ююбы (это слово по звучанию похоже на выражение «быстро родить детей») и семь злаков (иероглиф, обозначающий зерно, пишется и звучит так же, как слово «наследник»).

Я мечтала о том, как будет выглядеть паланкин, который заберет меня из родного дома, представляла, как впервые увижу свекровь, и как она передаст мне заветную свадебную книгу: благодаря ее советам я буду знать, что делать, когда наступит время дождя и облаков. Я воображала, как проведу с незнакомцем первую ночь наедине. Я верила, что в будущем мы будем жить без забот о деньгах и чиновничьих должностях. Мы будем наслаждаться каждым днем и ночью, улыбкой, словом и поцелуем. Какие чудесные мысли. Какие бездумные мечты.

Утром Дня моего рождения и праздника Двойной Семерки у меня совершенно не было аппетита. Меня переполняли воспоминания о дыхании молодого человека века на моей щеке и словах, которые он прошептал. Я с радостью подумала, что это и есть любовное томление.

Я хотела, чтобы сегодня все, что я делаю, — от момента пробуждения до встречи с незнакомцем в беседке Любования Луной — произошло по моему выбору. Ива развязала ткань на моих ногах. Я наблюдала за тем, как она держит в ладони мою лодыжку. Затем она проворными пальцами положила ткань на мою ногу, просунула ее вниз и обернула вокруг ступни. Ее движения словно гипнотизировали меня. Она положила мои ноги в ванночку с листьями помело, чтобы моя плоть была мягкой, и ее было легко бинтовать, а затем смыла отмершую кожу. Ива присыпала порошком из коры корня волчьей ягоды отсыревшие места, смазала квасцами кожу между пальцев, чтобы предотвратить заражение, и закончила процедуру нанесением тонко помолотой пудры с восхитительным ароматом.

Мои перебинтованные ноги были прекрасны. Это была самая красивая часть моего тела, и я ими гордилась. Обычно я строго следила за действиями Ивы. Я должна была быть уверена в том, что все глубокие складки хорошо вычищены, мозоли срезаны, сломанные кости, прорвавшие кожу, отшлифованы, а ногти подрезаны так коротко, как это возможно. Вместо этого сегодня я наслаждалась острым ощущением теплой воды и прохладного воздуха. Женские ступни — величайший дар и тайна. Если случится чудо и я выйду замуж за незнакомца, я буду совершать туалет в одиночестве: присыпать их пудрой, чтобы подчеркнуть их запах, а затем туго оборачивать тканью, чтобы они казались маленькими и хрупкими.

Я велела Иве принести мне поднос с несколькими парами туфель и задумчиво воззрилась на них. Какую пару предпочесть — из шелка цвета фуксии с вышивкой в виде бабочек или бледно-зеленую, с крошечными стрекозами?

Я взглянула на шелковую одежду, которую вынесла Ива, и подумала о том, понравится ли она незнакомцу. Служанка помогла мне одеться, причесала мне волосы, умыла лицо, а затем припудрила и нарумянила щеки.

Меня полностью поглотили мысли о безнадежной любви, но в день Двойной Семерки мне следовало принести жертвы предкам. Я не была первой, кто вошел в то утро в зал с поминальными дощечками. Мы все загадывали желания о благополучии, хорошем урожае, наследниках. Кто-то из моих родственников уже принес дары в виде съестных припасов — они должны были послужить предкам напоминанием о том, что они должны даровать нам хороший урожай. Я увидела большие корни таро — символ плодородия — и поняла, что тети и наложницы уже были здесь и просили предков о том, чтобы в нашей семье родился мальчик. Наложницы моего дедушки оставили в зале небольшие горки свежей мушмулы[14] и плодов личи. Они были расточительны, потому что знали: в загробном мире они вновь обретут тут статус собственности моего дедушки. Они надеялись, что бабушка шепчет о них ему на ухо добрые слова. Мои дяди принесли рис, чтобы попросить мира и изобилия, а папа даровал предкам теплое блюдо с мясом: это должно принести богатство и привести к рождению множества тутовых шелкопрядов. Кроме того, в зале поминальных дощечек оставили палочки и миски, чтобы наши предки могли непринужденно пообедать в элегантной обстановке.

Я направилась на завтрак в Весенний павильон, как вдруг услышала, как мама зовет меня. Ее голос раздавался из комнаты маленьких девочек. Когда я вошла туда, то мне сразу ударил в нос особый запах: это был отвар из благовоний, косточек абрикоса и белого тутовника. Старая кормилица использовала эту смесь, когда девочкам из семьи Чэнь бинтовали ноги. Я увидела, что Орхидея сидит на коленях Второй тети, в то время как мама склонилась над ними, а маленькие девочки, жившие в этой комнате, — всем им было не больше семи лет — столпились вокруг.

— Пион, — сказала мама, когда увидела меня, — иди сюда. Мне нужна твоя помощь.

Я слышала, как мама жаловалась, что бинтование ног Орхидеи идет слишком долго и что Вторая тетя чересчур мягкосердечна, чтобы заниматься этим. Мама сжимала в руке ножку девочки. Все косточки были сломаны, как и полагалось, но никто не предпринял усилий для того, чтобы придать им нужную форму. То, что я видела, напоминало тело осьминога, из которого торчат маленькие сломанные палочки. Другими словами, это была бесполезная, уродливая пурпурно-желтая масса.

— Ты знаешь, что мужчины в нашем доме потеряли былую силу, — выговаривала мама Второй тете. — После Переворота они оставили дела и вернулись домой. Они отказываются служить новому императору и потому лишились власти. Им пришлось обрить лбы. Они больше не ездят на лошадях, а предпочитают передвигаться в удобных паланкинах. Вместо того чтобы участвовать в битвах, охотиться, спорить, они собирают хрупкий фарфор и картины на шелке. Они отступили и стали больше… похожи на женщин, — мама сделала паузу, а потом быстро продолжила: — А поскольку это так, нам нужно быть еще более женственными, чем раньше.

Сказав это, она встряхнула ногу Орхидеи. Девочка всхлипнула, и по щекам Второй тети покатились слезы. Мама не обратила на это внимания.

— Мы должны помнить о Четырех Добродетелях[15] и Трех обязательствах. Дочерью повинуйся своему отцу; женой повинуйся мужу; а когда станешь вдовой, повинуйся сыну. Твой муж — это Небо, — произнесла она, цитируя классическое произведение «Долг дочерней почтительности». — Ты знаешь, что я права.

Вторая тетя ничего не сказала, но эти слова испугали меня. Я была старшей дочерью в нашем семействе и потому прекрасно помнила, как бинтовали ноги каждой моей сестре. Мои тети часто выказывали мягкость, и мама сама перевязывала ступни, из-за чего и девочка, и ее мать рыдали от боли и страданий.

— Да, это сложное время, — сурово сказала мама, обращаясь к плачущей тете и ее дочери. — Но бинтование ног помогает нам стать более мягкими, томными, хрупкими, — она опять замолчала ненадолго, а затем сказала более добродушным, но не менее твердым тоном. — Я покажу тебе, как это делается. Начиная с этого дня, ты должна четыре дня перевязывать ноги своей дочери. Каждый день повязка должна становиться все туже и туже. Ты должна передать ей дар материнской любви. Ты меня понимаешь?

Слезы Второй тети падали с ее щек на волосы дочери. Все, кто находился в комнате, понимали, что через четыре дня Вторая тетя не станет сильнее, и мы увидим повторение этой сцены.

Затем мама опять обратилась ко мне:

— Сядь рядом, — поглядев мне в глаза, она улыбнулась с материнской нежностью. — Это последняя пара ступней в нашем доме, которая будет перебинтована до твоей свадьбы. Я хочу, чтобы ты пришла в дом своего мужа, зная, как однажды тебе нужно будет бинтовать ноги своей дочери.

Девочки восхищенно смотрели на меня, надеясь, что когда-нибудь их матери сделают для них то же самое.

— К сожалению, — сказала мама, — сначала нам нужно исправить небрежную работу. — В знак прощения Второй тети она мягко добавила: — Все матери робеют, когда приходит срок исполнить свой долг. Было время, когда я была такой же неумелой, как ты. Все испытывают искушение не перевязывать ступни слишком туго. Но что происходит в этом случае? Ребенок встает на ноги, и кости начинают двигаться вместе с бинтами. Разве ты не видишь, что ты только продлеваешь мучения своей дочери и делаешь боль нестерпимой, а не щадишь ее? Если у девушки ничем не примечательное лицо, в этом нужно винить Небо, но плохо перебинтованные ноги свидетельствуют о том, что у нее ленивая мать. А лень часто передается по наследству. Что подумают ее будущие родственники? Девушки должны быть нежными, как цветы. Они должны ходить плавно, грациозно покачиваясь, и быть почтительными. Только так они превратятся в драгоценные камни.

Затем мама обернулась ко мне и твердо сказала:

— Мы должны быть сильными и исправлять ошибки, если допустили их. — Ее голос стал тверже. — Возьми ее ногу левой рукой.

Я сделала, как мне было сказано. Затем мама обхватила мою руку и сжала ее.

— Ты должна держать ее очень крепко, потому что… — мама взглянула на Орхидею и решила не заканчивать предложения.

— Нам не приходится стирать, но ты наверняка видела, как Ива или другие служанки стирают твою одежду или белье — перешла она к другой теме.

Я кивнула.

— Хорошо, значит, ты знаешь, что, когда они заканчивают полоскать одежду, они изо всех сил выжимают ее, чтобы стекла вода. Мы должны сделать нечто подобное. Пожалуйста, в точности повторяй за мной.

Иероглиф, обозначающий материнскую любовь, составляют два элемента: «любовь» и «боль». Я всегда думала, что они описывают чувство, которое дочери испытывают к своим матерям, ведь они обрекают нас на боль, бинтуя ноги. Но когда я смотрела на слезы Второй тети и наблюдала, как отважно действует моя мать, то поняла, что этот иероглиф обозначает их чувства. Мать глубоко страдает, когда рожает дочь, бинтует ей ноги, а затем прощается с ней, когда та выходит замуж. Мне хотелось показать своим будущим дочерям, как я люблю их, но меня тошнило, потому что мне было жаль мою маленькую сестру и я боялась, что чем-нибудь наврежу ей.

— Держи дочь как можно крепче, — приказала мама своей невестке. Затем она взглянула на меня, кивнула, чтобы подбодрить, и сказала: — Положи на ногу правую руку так, чтобы она касалась левой… как будто ты собираешься выжимать белье.

Усилившееся давление на сломанные кости заставило Орхидею сморщиться от боли. Вторая тетя еще крепче сжала дочь в объятиях.


— Я бы хотела, чтобы все закончилось как можно быстрее, — продолжила мама, — но спешка и мягкосердечие привели к тому, что возникла угроза.

Левой рукой она продолжала сжимать лодыжку, в то время как правая медленно заскользила по направлению к пальцам. Моя сестра зашлась в крике.

У меня кружилась голова, но я ощутила прилив радости. Мама была очень добра ко мне.

Я повторила ее движение, и девочка закричала еще громче.

— Хорошо, — похвалила мама. — Чувствуешь, как косточки распрямляются под твоими пальцами? Когда ты сжимаешь их, они должны встать на место.

Я дошла до пальчиков и отпустила ногу. Ступни Орхидеи по-прежнему имели ужасную форму. Теперь из-под кожи не высовывались странного вида шишки, но ступни были похожи на два длинных стручка перца. Орхидея, рыдая, тряслась всем телом, стараясь отдышаться.

— Теперь будет больно, — заметила мама. Она посмотрела на одну из девочек, стоящих справа от нее, и сказала: — Иди и приведи мне Шао. Кстати, где она? Впрочем, неважно. Просто приведи ее. И быстро!

Девочка вернулась вместе со старой кормилицей. Шао происходила из хорошей семьи, но рано овдовела, и ей пришлось наняться к нам на работу. Чем старше я становилась, тем меньше она мне нравилась, потому что она была строгой и неумолимой.

— Держи ноги прямо, — приказала мама. — Ее ступни не должны двигаться, если только их не поворачивают руки моей дочери. Поняла?

Шао делала это и знала, что от нее требуется.

Мама оглянулась на столпившихся рядом с нами девочек.

— Отойдите. Дайте нам место.

Девочки любопытны, как мыши, но мама была главной женщиной в доме, и потому они беспрекословно повиновались.

— Пион, думай о своих ногах, когда ты делаешь это. Помнишь, как твои большие пальцы завернуты вниз, а ступня загнута внутрь? Для этого нам нужно загнать косточки под ступню, как будто ты снимаешь носок. Ты сможешь это сделать?

— Думаю, да.

— Ты готова? — спросила мама Вторую тетю.

У Второй тети была очень бледная кожа, а теперь она казалась почти прозрачной, как будто ее душа покинула тело.

— Еще раз: делай то же, что и я, — обратилась ко мне мама.

Я так и сделала. Я загнала косточки внутрь. Я была так сосредоточена, что почти не слышала криков моей двоюродной сестры. Узловатые руки Шао держали ее ножки так крепко, что косточки побелели. Орхидея была в агонии, и ее вырвало. Отвратительная масса, вылетевшая у нее изо рта, испачкала тунику, юбку и лицо моей матери. Вторая тетя принялась униженно извиняться, и в ее голосе слышался жгучий стыд. На меня обрушивались волны тошноты, но мама ни разу не дрогнула и ни на секунду не забыла о своей задаче.

Наконец дело было сделано. Мама оглядела ту ногу, которую держала я, и потрепала меня по щеке:

— У тебя все получилось. Наверное, у тебя есть дар. Ты будешь прекрасной женой и матерью.

Мама никогда раньше не говорила мне ничего подобного.

Затем она перебинтовала другую ноту. Ей пришлось очень туго перевязать бинты, на что не решилась Вторая тетя. Орхидея больше не могла плакать, и потому в комнате не было слышно ничего, кроме голоса моей матери и легкого шелеста ткани, которой она снова и снова обматывала ступню. На каждую крошечную ножку ушло не меньше трех метров ткани.

— Теперь в нашей стране ноги перебинтовывают куда большему количеству девочек, чем раньше, — объясняла мама. — Маньчжурские варвары думают, что мы, женщины, остаемся в тени! Они видят наших мужей, и мы беспокоимся за них, но маньчжуры не смеют заглядывать в женские покои. Мы бинтуем ноги наших дочерей в знак непокорности чужакам. Посмотрите вокруг: даже наши горничные, служанки и рабыни бинтуют ноги. Это делают даже старые, бедные, больные женщины. Мы, женщины, сражаемся, как умеем. Перебинтованные ноги составляют нашу ценность. Благодаря ним мы выходим замуж. И маньчжуры не смогут остановить нас!

Мама крепко сшила повязки, поставила ногу Орхидеи на подушку и стала бинтовать ту ногу, форму которой исправляла я. Когда она закончила, то поставила на подушку и ее. Вторая тетя гладила Орхидею по все еще влажным щекам, желая успокоить ее, но мама заставила невестку убрать руку. Затем она добавила:

— Благодаря бинтованию ног мы выигрываем вдвойне. Мы, слабые женщины, одержали верх над маньчжурами. Их запреты ни к чему не привели, и теперь маньчжурки сами стараются подражать нам. Если бы вы вышли на улицу, то увидели, как они идут в огромных уродливых туфлях на крошечных платформах в форме туфелек для перебинтованной ноги. Они прикрепляют их к подошвам, чтобы создать видимость перебинтованных ступней. Ха! Они не могут соревноваться с нами или запретить наши обычаи. Но самое важное, что перебинтованные ступни всегда будут казаться соблазнительными нашим мужьям. Помните: хороший муж — тот, кто умеет доставлять вам удовольствие.

Я подумала о том ощущении, которое родилось в моем теле, когда я встретила незнакомца, и мне показалось, я понимаю, о чем она говорит. Странно, но я никогда не видела, чтобы родители касались друг друга. Кто тому виной: отец или мать? Папа всегда был нежен со мной: он обнимал и целовал меня каждый раз, когда встречал в коридоре или когда я навещала его в библиотеке. Видимо, отстраненность между родителями была связана с неким недостатком моей матери. Может, она вышла замуж с таким же мрачным предчувствием, какое сейчас нависло надо мной? Наверное, из-за этого отец завел наложниц?

Мама встала на ноги и стянула с себя влажную юбку.

— Мне нужно переодеться. Пион, пожалуйста, отправляйся в Весенний павильон. Вторая тетя, оставь дочь здесь и иди вместе с Пион. У нас гости. Уверена, они уже ждут нас. Попросите их начать завтрак без меня. — Обращаясь к Шао, она добавила: — Я пришлю для девочки рисовую кашу. Проследи, чтобы она все съела, и дай ей каких-нибудь растений, чтобы умерить боль. Сегодня она может отдыхать. Я рассчитываю на тебя. В ближайшие четыре дня ты будешь рассказывать мне, как идут дела. Мы не должны допустить, чтобы такое произошло еще раз. Это несправедливо по отношению к девочке. Кроме того, мы пугаем других детей.

Когда она вышла, я поднялась на ноги. На мгновение у меня потемнело в глазах. Мои мысли прояснились, но в животе у меня все переворачивалось.

— Не торопитесь, тетушка, — с трудом сказала я. — Я подожду вас в коридоре.

Я поспешила в свою комнату, закрыла дверь, подняла крышку наполовину полного ночного горшка, и меня тут же вырвало. К счастью, Ива меня не видела, потому что я не знала, как бы объяснила ей это. Затем я встала, прополоскала рот, прошла по коридору и подошла к комнате маленьких девочек как раз в тот момент, когда Вторая тетя вышла оттуда.

Наконец-то мне удалось добиться того, чтобы мама по-настоящему гордилась мной, но от этого меня стошнило. Мне очень хотелось быть сильной, как Линян, но у меня было такое же мягкое сердце, как у моей тети. Я не смогу доказать дочери свою материнскую любовь. Когда придет время бинтовать ей ноги, случится катастрофа. Надеюсь, мама никогда об этом не узнает. Надеюсь, моя свекровь позаботится о том, чтобы новость о моей неудаче никогда не покинула ворота дома семьи У, так же как моя мама никогда не допустит, чтобы кто-нибудь узнал о слабости Второй тети. Этого требовали правила, в которых говорилось, что никто не должен совершать ничего такого, из-за чего семья потеряет лицо, и если мои будущие родственники окажутся хорошими, добрыми людьми, они сделают все, чтобы секрет навсегда остался в стенах их дома.

Я ожидала, что, когда мы со Второй тетей войдем в Весеннюю беседку, все начнут перешептываться, поскольку все женщины в усадьбе наверняка слышали вопли Орхидеи. Но Третья тетя уже взяла на себя обязанности хозяйки, и тарелки стояли на столах, а наши гости ели и деловито переговаривались с таким видом, как будто в день Двойной Семерки в доме семьи Чэнь не происходило ничего особенного.

Я забыла, что за завтраком мне нужно опасаться едких замечаний моих сестер, но, как ни странно, их слова отлетали от меня, словно старая кожа, которую Ива смывала с моих ступней. Но я не могла есть, даже особые пельмени, приготовленные по маминому приказу в честь моего дня рождения. Как я могла класть в рот еду и глотать ее, когда на сердце у меня было так беспокойно — из-за бинтования ног, из-за моей тайной радости, из-за страха быть пойманной сегодня вечером?

После завтрака я прошла к себе. Позже, когда женщины вышли из комнат и направились в зал Цветущего Лотоса, я услышала тихие шаги «золотых лилий» и тогда завернула одну из своих картин, нарисованных на куске шелка, сделала глубокий вдох и вышла в коридор, чтобы принять участие в сегодняшнем конкурсе.

Войдя в зал Цветущего Лотоса, я поискала глазами мать. Кажется, теплые чувства, нахлынувшие на нее утром, испарились, но меня это не беспокоило. Когда она отошла от меня, я подумала о том, что сегодня она будет чрезвычайно занята, потому что ей нужно позаботиться о гостях, конкурсах и празднестве.

Мы начали с состязания в рисовании. Мою вышивку нельзя было назвать искусной, я плохо играла на цитре, но рисовала я еще хуже. Первым заданием в конкурсе были пионы. Когда девушки выставили свои рисунки, все с ожиданием воззрились на меня.