Пианино из Иерусалима

– Этим должна заняться его жена.

Поставив кофе вариться заново, Александра ответила на письмо из Шереметьево. Остаток вечера она провела за реставрацией опротивевшего ей натюрморта.





Глава 10




Александра постаралась лечь пораньше – насчет доставки груза ей могли позвонить начиная с восьми утра. Она очень сомневалась, что именно в восемь пианино и прибудет на Знаменку – учитывая все формальности и пробки, груз могли доставить лишь после полудня. Но в любом случае следовало быть наготове.

Заснула она с трудом и, как ей показалось, спала всего несколько минут. Когда над самым ухом, на тумбочке, зазвонил телефон, Александра чувствовала себя разбитой. Усевшись, она схватила трубку, одновременно взглянув на будильник. Было начало девятого.

Звонила Марина Алешина. Зная, что подруга очень любит поспать допоздна, Александра даже спросонья догадалась – произошло нечто чрезвычайное.

– Проснулась уже? – осведомилась Марина. – Ты ведь ранняя пташка, я знаю.

– Давно не сплю, – зачем-то солгала Александра. – Работаю.

– Значит, способна меня выслушать. – Алешина говорила сдавленно, отчужденно, словно они были едва знакомы. – Новости от Дианы. У нее серьезные неприятности. Я тебе говорила, что следователь трясет ее и ее сожителя. Потребовал выписки с их банковских счетов. Они все предоставили. И выяснилось, что на банковский счет Дианы в день смерти Павла была перечислена крупная сумма. Настолько крупная, что ею обязательно заинтересуется и налоговая инспекция. В Израиле такие вещи строго контролируются, она сказала.

– Погоди-погоди. – Александра вскочила и, подойдя к рабочему столу, включила лампу. – Что это за деньги? Она что, сама о них ничего не знала?

– Говорит, что не знала. Что сумма была перечислена вечером в среду, с помощью мобильного банковского приложения, а извещение пришло ей утром в четверг, когда она уже нашла труп и ей было не до того, чтобы читать СМС.

– Ну и что, собственно? – Александра оглядывала натюрморт, лежавший на столе. Работа была почти готова, картину осталось покрыть лаком.

– А то, что деньги перечислил ей сам Павел, со своего счета. Примерно за полчаса до смерти. Пять тысяч шекелей.

Александра присела к столу:

– И? Он мне говорил, что она тянет с него деньги.

– Дело в том, – сухо продолжала Марина, словно зачитывая протокол, – что на его счету был к тому моменту минус. В Израиле у супругов обычно общий счет, объяснила мне Диана, но так как они уже были в процессе развода, то счета разделили. Следствие, естественно, интересовалось его материальным положением. Картина складывается такая: примерно за час до смерти – а все банки к тому времени были давно закрыты – он вышел из дома, прошел к ближайшему банкомату, положил на свой счет наличные, которые неизвестно откуда взялись. Затем с помощью приложения перевел эти деньги Диане. И очень скоро после этого погиб. И вот теперь они трясут Диану еще жестче. Она опасается, что ее вот-вот арестуют. Бегает по адвокатам. Слушай, ты ему денег не давала? За помощь?

– Я… – Художница взяла кружку с холодным вчерашним кофе, сделала глоток. – Я хотела его как-то вознаградить, но выяснилось, что он меня надул при обмене валюты. Но не на пять тысяч шекелей. Там была куда меньшая сумма. Так что не стала ни платить ему, ни прощаться с ним. Разозлилась, если честно.

– Узнаю этого крохобора. – В голос подруги постепенно возвращались прежние доверительные интонации. – А на сколько он тебя нагрел?

– Портье в отеле сказал, что я могла бы получить на полторы тысячи больше, – с трудом припомнила Александра. – Павел меня отвез к какому-то темному типу.

– Значит, с этим типом они и поделились, – авторитетно заявила Марина. – Получается шекелей восемьсот, не больше. Откуда взялось остальное? Чтобы перечислить деньги, ему пришлось покрыть еще и минус на счету. Учитывай это тоже. Выходит, у него на руках вдруг оказалась довольно значительная сумма.

– Не знаю… Не понимаю, – растерянно ответила художница. – Да, это подозрительно. И он не звонил Диане?

– Не звонил, не писал, предсмертной записки нет. Диана считает, что он занял деньги или украл.

– Да как он мог успеть такое провернуть? – воскликнула Александра. – Мы с ним только что расстались, он немного выпил и не хотел меня везти в отель. Вызвал такси. Я только обрадовалась, он мне надоел своим нытьем. Извини…

– Не стоит извиняться, я ему никто, – пренебрежительно ответила Марина. – В общем, получается темная история. Да, и Диана все твердила следователю, что это было убийство, пока ее не поставили на место. Заключение эксперта все-таки имелось. Это самоубийство. У него была всего одна борозда на шее, а эти кровоизлияния появились, потому что Павел был мужик высокий, а крюк, на котором он повесился, находился не так уж высоко. Диана сама говорит, что он висел, упираясь ногами в пол, подогнув колени, то есть он в буквальном смысле удавился. Для того чтобы так свести счеты с жизнью, нужна определенная сила воли.

И словно про себя, тише, закончила:

– Которой у него не было.

– Или страх, – так же негромко добавила Александра.

– Да, страх или отчаяние.

– Мы неплохо провели вечер, гуляли по красивым местам, ужинали в ресторане, – проговорила Александра. – Да, он говорил очень печальные и горькие вещи, но я не видела в нем ни страха, ни отчаяния. Ничего, кроме затяжной депрессии, которая может длиться годами. Что-то произошло сразу после моего отъезда.

– То-то и оно, – согласилась Марина. – Диана мне клянется, что она вообще не общалась с ним в последнее время. Вот уж кто в отчаянии, так это она! Если докажут шантаж с ее стороны, вымогательство и доведение до самоубийства, то срок будет очень приличный. А если еще и ее сожитель окажется замешан, то…

Александра ожидала продолжения, но подруга внезапно замолчала.

– Это как-то связано с тобой, – наконец произнесла Марина. – Напрямую связано.

– Да почему?! – Александра вскочила, оттолкнув кружку. Кружка упала набок, из нее вылились остатки кофе, смешанные с гущей. Художница едва успела накрыть лужицу полотенцем, иначе пострадала бы картина. – У него была своя жизнь, свои проблемы, и немало!

– Да я тебя не обвиняю, – оборвала ее Марина. – Я за тебя боюсь.


Александра ответила резче, чем собиралась:

– Человек повесился через полтора часа после того, как я у него была. Заходила на полторы минуты, чтобы взять для тебя подарок. Может быть, это и с тобой напрямую связано?

В трубке стало тихо – именно поэтому Александра услышала, как на кухне, во входной двери, медленно поворачивается ключ в замке. Старый замок был тугой, немного заедал и открывался с хрипом, напоминающим кашель курильщика.

– Перезвоню, – бросила она и нажала кнопку отбоя.

Они со Стасом появились в кухне одновременно. Скульптор, кравшийся на цыпочках, застыл и радостно улыбнулся:

– Саша, радость, ты уже не спишь? А я боялся разбудить.

– У тебя уже и ключ от моей квартиры имеется? – Она окинула взглядом мощную фигуру скульптора, сразу отметив обновку – недешевую замшевую куртку с меховым воротником. Стас, которого Марья Семеновна ревниво обряжала в какую-нибудь рвань, надеясь этим отпугнуть поклонниц, выглядел невероятно элегантно.

– Это Юлия подарила, – смутился скульптор, отряхивая куртку от капель воды. – Удивительная женщина! Знаешь, погодка сегодня…

– Ты мне зубы не заговаривай, – остановила его Александра, открывая холодильник. Полки, по обыкновению, почти пустовали. Продукты в ее мастерской чаще можно было увидеть на натюрмортах. – Когда эта комедия закончится?

– Почему комедия? – Стас, нисколько не обидевшись, тоже подошел к холодильнику и, обозрев его скудное содержимое, уныло присвистнул. – Это чувство.

– Что такое чувство, причем большое, тебе объяснит Марья Семеновна, при встрече. – Александра достала пакет молока и закрыла дверцу холодильника. – Только не говори мне, что это любовь! Кофе будешь?

– Пил уже, – отмахнулся скульптор. Теперь он казался слегка уязвленным. – По-твоему, я не способен внушить женщине сильное чувство? Знаешь, не все такие каменные бабы, как ты! Сама никого не любишь, вот и судишь других с высоты птичьего полета… Хлопнешься когда-нибудь с этой высоты, вспомнишь мои слова!

В ответ Александра только фыркнула. Она искала в шкафчике кастрюльку для варки кофе – джезва безнадежно пригорела.

– А на меня, между прочим, – продолжал Стас, все более воодушевляясь, – до сих пор молодые красивые барышни засматриваются!

– Знаю. В курсе, что это за барышни, – бросила Александра, принимаясь сооружать скудный завтрак, состоящий из куска сыра, тоста и яблока. – Они на твои надгробные гонорары засматриваются.

– Не скажи… – протянул скульптор, подходя к окну. – Порядочные барышни! Да вот, пожалуйста, одна так и стоит, как парализованная! Глаз с подъезда не сводит, чуть дырку во мне не прожгла, когда я сюда шел! И это при отце!

– Не выдумывай.

– Говорю тебе, ждет, бедненькая, под мокрым снегом… – расчувствовался Стас. – Сюда смотрит.

Александра, заинтересовавшись, наконец, подошла к нему. Стас говорил правду – во дворе, прямо под окнами Александры, рядом с машиной стояла девушка. Она топталась в растаявшем снегу, спрятав руки в карманы куртки, и, задрав голову, смотрела на окно кухни. Низко надвинутая на лоб вязаная шапка мешала составить полное представление о лице девушки, но Александре все же показалось, что она ее где-то однажды видела. Цепкая зрительная память, которой художница всегда гордилась, никогда ее не подводила.

– Она просто живет где-то рядом, – пожала плечами Александра, отходя к плите. Вода для кофе уже закипала. – Сто процентов. Я ее уже встречала, по-моему.

– Но не в твоем же подъезде она живет! – возразил Стас. Он продолжал наблюдать за девушкой. – Здесь живешь ты одна. Это она меня высматривает.

И в самом деле, лестница черного входа, по которой Александра попадала в свою новую мастерскую, могла привести только на площадку второго этажа, к ее двери. На первом этаже дверей не было, на втором – всего одна.

– Кажется, прямо у меня на глазах рождается новое большое чувство, – иронично заметила художница, опуская несколько ложек молотого кофе в кипящую воду. Выключила газ, накрыла кастрюльку крышкой, чтобы кофе настоялся. – Дождется ли тебя Юлия Петровна, эта удивительная женщина? Сколько тебе курток ни дари, ты все в лес смотришь…

– О, папаша вышел, – воодушевленно воскликнул скульптор, почти прижимаясь носом к стеклу. – Говорит ей что-то. Ругаются, по-моему. Это из-за меня!

– Там еще и папаша? – грызя яблоко, Александра вернулась к окну и тут же отпрянула, спрятавшись за широкую спину скульптора.

Дверца машины со стороны водительского сиденья теперь была открыта. Рядом с девушкой стоял тот самый мужчина, которого Александра заметила на парковке отеля в Хайфе и с которым чуть не столкнулась в магазине беспошлинной торговли Бен-Гуриона. Издали или вблизи – она с одинаковой точностью узнавала теперь его фигуру, гордую манеру держать голову, ершик седых волос и резкие черты лица.

– Он здесь, – пробормотала она, едва сознавая, что́ говорит.

Стас самодовольно хмыкнул:

– Ну да. А тебе звонят, не слышишь?

Действительно, в комнате раздавался звонок. Александра поспешила туда и едва успела ответить. Звонили из транспортной компании. Пианино уже было погружено, и грузовик собирался выезжать с таможенного терминала. Оператор уточнял адрес. Закончив разговор, Александра вернулась на кухню. Стас безмятежно наливал себе кофе, потихоньку ругаясь:

– У тебя даже ситечка нет, у тебя ни черта нет! Как всегда. Я все-таки выпью с тобой кружечку, раз ты целую кастрюлю сварила.

– А эти… где? – спросила Александра, бросая опасливый взгляд в сторону окна.

– Уехали.

Она опустилась на стул, следя за тем, как Стас священнодействует, разливая кофе по кружкам. «Как он меня нашел? Каким образом?! И что ему нужно от меня?!»

– Кофейня на Солянке, – внезапно произнесла она вслух.

– Что говоришь? – Стас дул на свой кофе, оттопырив губы, отчего брутальные черты его лица внезапно приобрели что-то детское.

– Я видела эту девушку в кофейне на Солянке, – пробормотала Александра.