Пианино из Иерусалима

– Я была невидимкой всегда.

Александра больше не решалась задавать вопросы о прошлом. Она слышала в словах собеседницы горечь, давнюю обиду, желание высказаться – и вместе с тем уклончивость. Художница решила обойти острые углы и задала вопрос, который сочла вполне невинным:

– А может быть, мне знакомо имя вашего супруга? Правда, должна признаться, художника по имени Генрих Магр я не знаю. Он выставлялся под псевдонимом?

– Да, но я абсолютно уверена, что вам и псевдоним неизвестен, – отмахнулась Илана. – Его забыли – очень быстро и, кстати, совершенно заслуженно. Тот редкий случай, когда все оказались правы.

– Вы меня заинтриговали, – не сдавалась Александра. – Та картина, которую я отвезла в Израиль, она… Очень любительская. Видно, что школы нет. Но что-то там мелькало. И мне очень интересно, во что это все развилось, если уж его картины начали покупать европейские коллекционеры.

Илана рассмеялась – искренне, мелодично:

– Вы будете удивлены, думаю! Генрих совершенно изменил манеру. Это было что-то свыше… Он понял свой главный недостаток, вывернул его наизнанку и сделал инструментом успеха. Вот вы заметили наверняка, что ему больше всего мешало в юности? Это бросалось в глаза даже мне, девчонке. А ведь я в живописи не разбираюсь.

– Я обратила внимание на искусственность композиции, – призналась Александра. – Мебель, предметы, все линии, плоскости – все ориентировано строго параллельно, будто художник разметил полотно рейсшиной и линейкой, а потом вписывал в эти ромбы все объекты. До художественного приема это не дотягивало – ясно, что это и не замышлялось, а получилось в результате неопытности.

Слушая ее, Илана энергично кивала, соглашаясь с каждым утверждением. С ее губ не сходила улыбка.

– Все так, – произнесла она, когда Александра умолкла. – Представьте, Генрих стал кубистом. Довел свою одержимость линиями до абсурда. Разрушил реальность и заново ее собрал. И умудрился чего-то достичь.

– Но почему он вдруг остановился? Не могу не спросить, простите.

Илана взглянула на потолок, словно советуясь с невидимым обитателем мезонина. Улыбка исчезла, взгляд снова сделался непроницаемым, отстраненным.

– Он испугался успеха. Известности. Просто – испугался. Генрих не из храбрецов, нет. И он не боец. Если он чего-то достигал, то всегда случайно… Или за чужой счет.

– Скажите, а картину он нарисовал один? – не выдержала Александра.

– У вас родилось подозрение, что художников было двое? – Илана склонила голову набок, словно загадывая загадку. Иногда у нее были удивительно юные движения. – Почему?

– Видите ли… Фигура написана совсем другой рукой. Более опытной. Я могу ошибаться, конечно. Рисовал совсем молодой человек, а у начинающих художников редко есть собственная манера.

– Значит, Ракель Хофман заметила, что там два интерьера в одном, а вы заподозрили, что и художников двое? – Илана сощурила васильковые, загадочно затуманенные глаза. – Ну, а если я вам признаюсь, что Анна никогда не позировала для этой картины? Это совсем другая девушка. То есть и девушек – две!

– Как? – воскликнула художница. – Ракель уверена, что…

– Я объясню. Генрих хотел нарисовать Анну. Во время урока музыки, за пианино, в белом платье с синими цветами. Он как-то увидел ее во время занятий, случайно, и у него родилась идея картины. Но Анна не позировала ему. Он все нарисовал отдельно. Сперва – комнату. С помощью линейки и транспортира, вы правильно заметили. А потом – девушку.

Илана подошла к чайному столику и, приподняв крышку с чайника, заглянула вовнутрь.

– Хотите еще чаю? Нет? Что ж, не буду вас задерживать. Когда обещают доставить пианино?

– Вероятно, через несколько дней. – Александра нашла взглядом часы на стене и поднялась с дивана. – Согласно договору, пианино привезут прямо сюда. Вам не придется его получать в таможенном терминале.

– Отлично, – рассеянно ответила хозяйка. Она направилась к двери: – Я позвоню по тому номеру, который указан в договоре. Если понадобится помощь, снова обращусь к вам.

– Конечно, буду рада помочь! – Александра, понимая, что разговор принял чисто официальный тон, повесила на плечо ремень сумки и двинулась к выходу. В сенях она приостановилась, ожидая, когда Илана справится с замками на входной двери. Пользуясь заминкой, она все же решилась спросить: – А кто позировал? Для фигуры у пианино?

– Догадайтесь! – Илана толкнула отпертую дверь, обернулась, и ее узкое лицо в полумраке сеней показалось пугающе, необъяснимо юным. – Я, я. Это меня он нарисовал с натуры. А платье – Анны. Он его рисовал по памяти. Кстати, картина называется «Урок». Единственная его картина с названием. Потом он пользовался номерами.

Александра уже собиралась переступить порог, когда ей послышался шум в мезонине. Илана тоже взглянула в сторону лестницы:

– Стучит. Паникует. Услышал, что в доме кто-то чужой.

– Мне бы очень хотелось увидеть его картины… – Александра вышла на крыльцо и накинула капюшон. В рыхлом сыром воздухе часто сеял мелкий дождь. – Это возможно?

– Наверху кое-что есть, – пренебрежительно бросила Илана. – Но он не будет с вами общаться. А вот пусть Ракель напишет ему письмо! Вы ей передайте обязательно!

…Пересекая затопленный талой водой двор, Александра спрашивала себя, не ошиблась ли она, услышав в этом напутствии некую мстительную радость.





* * *


– Саша! Саша… – Гурин схватил ее за плечи и обнял. Александра задержала дыхание, так крепко он был надушен цитрусовым парфюмом. Она созвонилась с Денисом сразу, как только вышла от Иланы. Он тоже жил в центре и готов был встретиться в любое время. Коллекционер забрал ее на Гоголевском бульваре.

– Я жутко промочила ноги, у меня дырявый ботинок. Если ты не хочешь, чтобы я слегла… – Александра обняла в ответ старого знакомого. – Тут рядом обувной магазин. Они работают до десяти. Я сто лет туда собираюсь. Там и носки продаются.

– Ты самая оригинальная женщина на свете… – Гурин подхватил ее под локоть, помогая перейти через синие и оранжевые от света витрин лужи. – Ты – футуристка!

– А знаешь, – рассмеялась она, – мне только что повстречался подпольный кубист. Рядом тут, на Знаменке. Настолько подпольный, что попрощался с мировой известностью и с ним нельзя увидеться.


– Подпольный кубист? Звучит печально…

…Через пятнадцать минут Александра купила ботинки и носки, в магазине же и переобулась. Веселая молодая продавщица уложила ее сырую обувь в фирменный пакет. Гурин настоял на том, чтобы заплатить за покупку.

– А потом в узбекский ресторан, тут, рядом, – заявил он. – Я могу выгулять своего аукционера?

– Ботинки, носки и узбекский ресторан, – Александра с наслаждением давила новыми крепкими ботинками подтаявшие сугробы. – А утром был Израиль. Цветы и апельсины. Это настоящий футуризм. «И тогда уже, скомкав фонарей одеяла,// Ночь излюбилась, похабна и пьяна,// А за солнцами улиц где-то ковыляла// Никому не нужная, дряблая луна»[8]. Да, это вечер в стиле Маяковского.

…Вскоре они сидели на рыхлом бархатном диванчике, под низко свисающим медным абажуром. Зеленый чай и пирожки, пар, поднимающийся к резному рыжему потолку… Александра засыпала.

– Каталог отгружают, рассылка идет, – бормотала она. – Как я счастлива, что я опять в Москве…

– У тебя не много найдется союзников, – с усмешкой заметил Денис. – Большинство моих друзей мечтают свалить из Москвы хоть куда. Хоть в Новую Зеландию.

– Какое мне дело до союзников, – пожала плечами Александра. – У меня, как говорил Александр Третий, два друга – армия и флот. Давай перейдем к делу. Или я усну.

Они едва успели обсудить детали аукциона, как у Александры в сумке зазвонил телефон. Художница извинилась и взяла трубку. Звонила Марина Алешина.

– Я не отрываю тебя ни от чего важного? – Ее голос был словно заморожен.

– Нет, дорогая, я всегда рада тебя слышать.

– Я сейчас пыталась позвонить Павлу, в Израиль, – все так же холодно и отстраненно продолжала Марина. – Сказать спасибо за подарок. Телефон взяла его бывшая жена. Там сейчас полиция. Он повесился, примерно сутки назад.

– Что?! – вскрикнула Александра.

– Выслушай до конца. Его жена, Диана, – медсестра. Она и в Израиле работает в больнице. В морге. Так вот, она нашла тело и говорит, что он не повесился.

После паузы Марина добавила:

– Его повесили. Экспертизы не скоро дождешься, но Диана говорит, что сразу все поняла. У него лицо было в точечных кровоизлияниях. Она мне объяснила, что это значит. Если человека удавливают, то веревка перекрывает сосуды, по которым кровь поступает обратно от головы к сердцу. А не артерии, по которым кровь идет к голове от сердца. То есть давление в сосудах в голове повышается, и капилляры начинают лопаться, отсюда точечное кровоизлияние. Если человек повесился и тело висит свободно, на веревку давит настолько большой вес, что она перекрывает все сосуды и кровоизлияний не бывает.

– Это ужас… – еле вымолвила Александра. – Это…

– Саша, ужас – это то, что ты была с ним примерно в момент смерти. Плюс – минус час.

– Но я… Он только хотел передать подарок для тебя!

– Диана говорит, что ты не один раз бывала у него дома. – Голос Марины звучал холодно. – Тебя видела соседка. И к тому же Диана установила в квартире камеры слежения. Павел не знал об этом. На записях есть ты. А вот момента смерти нет. Его удавили в душе. Там не было камеры. А потом свет в квартире был выключен.

– Это невероятно, это… – У Александры обрывался голос. – Послушай, вчера вечером мы сидели в ресторане, потом он повез меня к себе домой, передать браслеты, потом я уехала в отель… Он провожал меня до такси! Таксист нас видел!

– И где тот таксист? – в трубке послышался вздох. – Ты представляешь, сколько в Хайфе такси?

– Но он же звонил в службу вызова такси! В телефоне должен остаться контакт!

– Саша… – протянула Марина. – Хуже нет, когда человек сам себя защищает. Его должны защищать факты, а не слова. Диана настроена очень агрессивно. Она считает, что его убила ты. Или ты была с кем-то.

– Откуда она вообще знает, кто я?! – вырвалось у художницы. Щеки у нее горели. Она поймала изумленный и встревоженный взгляд Дениса и закрыла глаза. – Ты ей сказала?

– Я ни слова этой стерве не говорила и не собираюсь, – отчеканила Марина. – Все выглядело так, что я просто ему позвонила. А уж она мне все выложила. Тебя будут искать. Соседка сказала полиции, что у него на квартире была русская женщина. Проверят его ноутбук, а там мой мейл, с твоими данными и фотографией. Войти в его почту – не проблема. И проверить вотсап – тоже. А там – ты.

– Портье в отеле! – воскликнула Александра. – Отличный парень, Сэм, у меня и его телефон есть! Мы болтали, общались, он вспомнит, когда я приехала, и подтвердит, что я была в отеле до трех часов утра. Потом он вызвал такси, и я уехала в аэропорт!

– Портье – это уже неплохо. – Голос Марины оставался холодным. – Но помогут ли тебе его показания? Время смерти, понимаешь… и время, когда ты была в квартире и тебя зафиксировала камера… практически совпадают. А потом просто погас свет. Диане все это транслировалось с камеры на смартфон. Она решила, что вы начали заниматься сексом. Наутро стала звонить Павлу, он не отвечал. На камерах ничего не было видно. Она приехала и нашла его в душе.

Александра ощущала ужас сродни невесомости. Реальность исчезала.

– Он был в депрессии, – с трудом выговорила она, – тосковал по Москве, все время говорил о смерти, он…

– Саша, его задушили и повесили на оконной ручке, – оборвала ее Марина. – Депрессия тут ни при чем. Я Диане ничего не сказала. Разумеется, я тебя не подозреваю. Но тебя будут искать и быстро найдут. Есть твое лицо, отпечатки пальцев. Сведения, что ты русская. В моем мейле есть твое имя. И даже фото.

Художница с трудом сглотнула колючий комок, застрявший в горле.

– Значит, кто-то пришел к нему сразу после того, как я уехала, – сказала она, зафиксировав взгляд на голубой пиале с остывшим зеленым чаем. – У него были долги. Были и враги, думаю. Он человек из-под темной звезды.

– Саша, ты попала в очень плохую историю, – помедлив, произнесла Марина. – Конечно, можно просто сидеть и ждать, когда найдут убийцу, но лучше сразу найти адвоката.

– Но я…

– У тебя есть дар, – жестко перебила ее Марина. – Оказываться в ненужное время в ненужном месте. Подумай, вспомни – что именно он говорил о своих проблемах? Ничего необычного не происходило вокруг вас?

– Я была в Израиле впервые, мне все казалось необычным. – Александра комкала салфетку дрожащими пальцами. – Как в Зазеркалье.