Песня Свон

- Не знаю. Может быть... - Он помолчал. - Может быть, скоро.

- О Боже. У меня один бок горит, будто его поджаривают, а другой замерзает. Все это так неожиданно.

- Все будет хорошо, - сказал Джош. Смешно, но он не знал, что еще сказать. Он чувствовал, что девочка рядом с ним молчит и слушает. Она знает, подумал он. - Просто отдохните, и силы к вам вернуться.

- Вот видишь, Свон? Я же говорила тебе, что со мной все будет хорошо.

Больше Джошу делать тут было нечего. Он взял у Свон банку с персиковым соком и ползком добрался к бредящему Поу-Поу. - Идет с косой, бормотал Поу-Поу. - О Боже... Ты нашел ключ? Как же я теперь заведу грузовик без ключа?

Джош положил руку на голову старика, приподнял ее и поднес вскрытую банку к его губам. Поу-Поу и трясся от холода и горел от жара. - Попейте, - сказал Джош, и старик, послушный, как ребенок, припал к банке.

- Мистер? Мы собираемся выбраться отсюда?

Джош не думал, что девочка рядом. Голос у нее был все такой же спокойный, и она говорила шепотом, чтобы не услышала мать.

- Конечно, - ответил он. Ребенок замолчал, и опять у Джоша было ощущение, что даже в темноте она видела, что он лгал.

- Я не знаю, - прибавил он. Может быть. Может быть и нет. Это зависит...

- Зависит от чего?

Да успокоишься ты? - подумал он. - Это зависит от того, что сейчас творится там, наружи. Ты понимаешь, что произошло?

- Что-то взорвалось, - ответила она.

- Правильно. Но и во многих других местах тоже что-то взорвалось. Целые города. Там может быть... - он поколебался. Давай скажи все. Может и удастся. - Возможно, миллионы людей погибли или завалены так же, как и мы. Потому может быть не осталось никого, чтобы вызволить нас.

Она помолчала минуту. Потом ответила:

- Это не то, о чем я спрашивала. Я спросила: "Мы собираемся выбраться отсюда?"

Джош понял, что она спрашивает, собираются ли они сами попытаться отсюда выбраться вместо того, чтобы ждать, что кто-то еще придет их вызволять.

- Ну, - сказал он. - Если бы у нас был под руками бульдозер, я бы сказал "да". А так - я не думаю, что мы в ближайшее время что-нибудь сможем предпринимать.

- Моя мама действительно больна, - сказала Свон, и на этот раз голос ее дрогнул. - Я боюсь.

- Я тоже, - признался Джош.

Девочка один раз всхлипнула, но потом перестала, словно бы взяла себя в руки огромной силой воли. Джош потянулся и нашел ее руку. На ней лопнул волдырь. Джош вздрогнул и убрал руку.

- А ты как? - спросил он ее. - У тебя болит что-нибудь?

- Кожу больно. Как будто ее колет и царапает. И в животе у меня болит. Мне пришлось недавно сходить по большому, но я сделала это там, в углу.

- Да, у меня самого тоже болит.

Ему самому тоже хотелось облегчиться, и он уже думал, как бы сделать какую-то систему санитарии. У них была масса консервированных в банках продуктов и фруктовых соков и трудно сказать чего еще, заваленного землей около них.

Прекрати! - приказал он себе, потому что этим оставлял себе капельку надежды.

Воздух скоро закончиться! В их положении нет никакого способа выжить!

Но он понимал, что они находятся в единственном месте, где можно было бы укрыться от взрыва. Из-за всей этой толщи земли, наваленной сверху, радиация не могла сюда проникнуть. Джош устал, у него ломило суставы, но он больше не чувствовал желания лежать и умирать; если он так поступит, то девочке придется остаться здесь замурованной. Если же он поборет изнурение и станет действовать, наведя порядок в банках с едой, он сможет добиться того, что они будут продолжать оставаться в живых еще... сколько? Ему было интересно. Еще один день? Неделю?

- Сколько тебе лет? - спросил он.

- Девять, - ответила она.

- Девять, - нежно повторил он и покачал головой.

Гнев и печаль боролись в его душе. Девятилетний ребенок должен играть на летнем солнышке. Девятилетний ребенок не должен сидеть в темном подвале, будучи одной ногой в могиле. Это несправедливо! К чертям собачьим, как это несправедливо!

- Как тебя зовут?

- Сью Ванда. Но мама зовет меня Свон. Как это вы стали гигантом?

Слезы были у него на глазах, но ему удалось улыбнуться.

- Наверно потому, что в детстве я хорошо ел кашку, когда я был примерно в твоем возрасте.

- И от каши вы стали гигантом?

- Ну, я всегда был большим. Раньше я играл в футбол, сначала в университете в Оберне, затем за Нью-Орлеанских "Святых".


- А сейчас?

- Сейчас - нет. Я... я борец, - сказал он. - Профессиональная борьба. Выступаю в роли плохого парня.

- Ох, - Свон подумала про это. Она вспомнила, что один из многих ее дядей, дядя Чак, раньше ходил на борцовские матчи в Вичите, а также смотрел их по телевизору.

- Вам это нравилось? Я имею в виду, быть плохим парнем?

- По правде говоря, это как бы игра. Я просто изображал плохого. И я не знаю, нравилось мне это или нет. Это просто было то, что я умел делать.

- Суслик в норе! - сказал Поу-Поу. - Господи, пусть он уйдет!

- Почему он все время говорит про суслика? - спросила Свон.

- Его мучает боль. Он не понимает, что говорит.

Поу-Поу бредил что-то о комнатных тапочках, что хлебам нужен дождь, потом опять впал в молчание. От тела старика несло жаром как из открытой печки, и Джош понял, что долго тот не протянет. Лишь Богу известно, что произошло в его мозгу, когда он смотрел на взрыв.

- Мама говорила, что мы едем в Блейкмен, - сказала Свон, отвлекая его внимание от старика. Она поняла, что он умрет. - Она говорила, что мы едем домой. А вы куда едете?

- В Гарден-Сити. Я должен был там выступать.

- Там ваш дом?

- Нет. Мой дом в Алабаме, далеко-далеко отсюда.

- Мама говорила, что мы едем к дедушке. Он живет в Блейкмене. А ваша семья живет в Алабаме?

Он подумал о Рози и двух сыновьях. Но теперь они - часть чьей-то другой жизни, если, конечно, еще были в живых.

- У меня нет никакой семьи, - сказал Джош.

- Разве у вас никого нет, кто вас любит? - спросила Свон.

- Нет, - ответил он. - Думаю, что нет.

Он услышал стон Дарлин и сказал:

- Лучше бы тебе посмотреть за матерью, а?

- Да, сэр. - Свон поползла было от него, но потом оглянулась во тьму туда, где был гигант. - Я знала, что должно было случиться что-то ужасное, - сказала она. - Я знала про это в ту ночь, когда мы покинули трейлер дяди Томми. Я пыталась объяснить это маме, но она не поняла.

- Как же ты узнала?

- Мне это поведали светлячки, - сказала она. - Я поняла это по их свечению.

- Сью Ванда? - слабо позвала Дарлин. - Свон? Где ты?

Свон ответила:

- Тут, мама, - и поползла назад к матери.

Светлячки ей сказали, подумал Джош. Правильно. По меньшей мере, у девочки сильное воображение. Это хорошо: иногда воображение может стать самым лучшим укрытием, когда дела идут совсем неважно. Но вдруг он вспомнил стаи саранчи, в которые попал его автомобиль. "Они летели из полей тысячами в последние два-три дня", - говорил Поу-Поу. - "Что-то странное".

Может, саранча узнала как-то про то, что должно будет случиться в этих полях? - удивился Джош. Наверное они умели ощущать несчастье, может, улавливали его запах в воздухе или в самой земле?

Мысли его перешли к более важным вопросам. Сначала ему нужно найти место, чтобы помочиться, иначе его мочевой пузырь лопнет. Прежде ему не приходилось мочиться на четвереньках. Но, если с воздухом будет хорошо и они еще протянут сколько-нибудь, то с их добром что-то надо будет делать. Ему не улыбалось ползать по своему добру, как, впрочем, и по чужому. Пол был из бетона, но он весь растрескался от толчков, и тут он вспомнил про садовую мотыгу, на которую наткнулся где-то в завале, она могла бы оказаться полезной, чтобы выкопать отхожее место.

Он решил, что обследует на четвереньках подвал до другого конца, собирая банки и все прочее, что попадется в руки. Явно здесь есть много пищи, а в банках может быть достаточно воды и соков, чтобы им продержаться какое-то время. Нужнее всего был свет, но он не знал, сколько им придется быть без электричества.

Он отполз в дальний угол, чтобы помочиться. Долго придется ждать до следующей ванны, подумал он. Зато в ближайшее время не понадобятся солнечные очки.

Его передернуло. Моча жгла, как аккумуляторная кислота, вытекая из него.

Однако я жив! - подбодрил он себя. Может быть, не так уж много в мире того, ради чего стоит жить, но я жив. Завтра, может, я и умру, но сегодня я жив и мочусь, сидя на коленках.

И в первый раз после взрыва он позволил себе подумать, что когда-нибудь, каким-нибудь образом он еще сможет снова увидеть наружный мир.

18. СДЕЛАТЬ ПЕРВЫЙ ШАГ, ЧТОБЫ НАЧАТЬ

Темнота опустилась внезапно. В июльском воздухе стоял декабрьский холод, и черный ледяной дождь продолжал лить на руины Манхеттена.

Сестра Ужас и Арти Виско вдвоем стояли на верху гряды, образованной развалившимися зданиями, и смотрели на запад. На другом берегу реки Гудзон все еще полыхали пожары на нефтеперегонных заводах Хоубокона и Джерси-Сити, и огонь там был оранжевого цвета, на западе же пожаров не было. Капли дождя стучали по сморщенному пестрому зонтику, который Арти нашел руинах магазина спортивных товаров. Магазин этот снабдил их и другими сокровищами: ярко-оранжевым рюкзаком "Дей-Гло", висевшим за спиной Арти, и новой парой кроссовок на ногах Сестры Ужас. В сумке "Гуччи" за ее плечом была обгоревшая буханка черного хлеба, две банки анчоусов с ключиками для открывания на крышках, пакет жаренных ломтиков ветчины и чудом уцелевшая бутыль имбирного пива, пережившая катастрофу. Им потребовалась несколько часов, чтобы пересечь пространство между верхней частью Пятой Авеню и их первым пунктом назначения - Туннелем Линкольна. Однако туннель обрушился, и река текла затопила его прямо до ворот для сбора пошлины, возле которых горой лежали раздавленные автомобили, бетонные плиты и трупы.