Песня Птицелова
Часть 9 из 18 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Сам ты болван! – не удержался Сашка и продолжил словами Василия Теркина: – Я солдат еще живой!
Очки ученого поползли на лоб. Вид у него был такой, будто с ним только что заговорила лошадь.
– Простите, пожалуйста, – извиняющимся тоном забормотал он. – Живых-то как раз здесь совсем мало, и я никак не ожидал, что ко мне направят столь ценного человека. Вы, вероятно, новичок?
– Вероятно, – согласился Сашка, но обороты не сбавил. Ему не понравилось пренебрежение, с которым ученый отозвался о серых «братьях», хотя он и сам неоднократно мысленно называл их болванами. Может, из-за теплого отношения к ним Юльки его так это задело?
– Профессор, профессор! – Из здания выскочил второй ученый, чуть моложе первого и значительно выше. – Кажется, получилось!
Коротышка просиял и, забыв о посетителях, быстро направился к входу в постройку. Сашка упрямо последовал за ним. Не оставаться же ему разглядывать саблезубых волков или гигантских лисиц, чьих хвостов хватило бы на целый полушубок. Тявкали эти лисы, кстати, совсем по-собачьи. Лед внутрь не пошел, предпочел ждать снаружи.
Внутри оказалась лаборатория. Ученый повыше, размахивая руками, что-то объяснял коротышке, а тот слушал и одновременно смотрел в микроскоп. Сашка кашлянул, привлекая внимание. Профессор вскинулся и, вспомнив о новичке, стал суетливо представлять его коллеге:
– Да, это наш новенький, живой. Солдат, если не ошибаюсь. А это мой помощник, лаборант. Прошу любить и жаловать. Живых здесь, как я уже говорил, мало, стараемся держаться вместе. Располагайтесь, молодой человек. Хотите чаю? Нам сестра-настоятельница выделяет персональный термос. И хлеб свежий, угощайтесь.
Ученый всячески демонстрировал радушие.
– Александр, – представился Сашка.
Профессор и лаборант как по команде повернулись к нему. В глазах обоих явно читались удивление и испуг.
– Молодой человек, – холодно сказал профессор, – если это провокация, то весьма глупая. Мы чтим здешний устав и не хотели бы неприятностей. Во имя Камня!
Повисла напряженная пауза. Сашка только собрался объяснить присутствующим, что никакой провокации нет, как профессор продолжил, слегка смягчив тон:
– Если же вы просто не в курсе, раз новенький, то спешу сообщить вам, что имен здесь нет. Все равны перед Камнем, и только избранным доступна честь именования. Поэтому большая просьба не упоминать свое имя и не провоцировать других. Нарушение запрета карается визитом палача.
Сашка чуть по лбу себя не хлопнул. Ну да, Юлька же упоминала об отсутствии имен в секте, в том числе и о себе говорила: «когда-то звали Юлия». Он тогда еще подумал, что безымянность для оглушенных – еще куда ни шло, но для живых этот запрет выглядел дико. Александр так и не смог с этим смириться и упрямо называл Юлию по имени, обижаясь, что она не делает того же в ответ.
– А Камень? Почему он, например, сестру-настоятельницу однажды по имени назвал? – вдруг вспомнил он.
Ученые переглянулись.
– Вы еще не поняли? Камень может нарушать любые запреты, в том числе, разумеется, и свои собственные. Называя кого-то по имени, он оказывает ему честь.
Кажется, ученые мужи сообразили, что он не провокатор, а всего лишь новичок, пытающийся разобраться в здешних правилах. Во всяком случае, напряжение ушло, лаборант придвинул Сашке стул, налил чая в жестяную кружку, а сам снова что-то забормотал, обращаясь к профессору.
– А Лед? Почему у него есть имя? – снова вспомнил Сашка. Юлия уже отвечала на этот вопрос, как раз назвав кота избранным. Было очень интересно, что ответят новые знакомые. Профессор снова оторвался от микроскопа, присел рядом.
– А вы знаете историю этого кота? Нет? Тогда расскажу. Принес его сюда, в Зону, еще покойный батюшка нашей уважаемой сестры-настоятельницы. Тогда это был просто белый котенок с голубыми глазами. Мутация началась достаточно быстро, и мы уже готовы были его поместить в клетку с другими животными, но изобретатель уговорил нас попробовать испытать экспериментальную вакцину, останавливающую дальнейшие изменения. Надо сказать, это был пока единственный удачный эксперимент. Лед остался котом, но с уникальной способностью трансформироваться в нужный момент времени, то есть у него контролируемая мутация. Камень сам нарек его Избранным.
– Как вам удалось сделать его разумным? – спросил Сашка.
– Кого? – не понял профессор.
– Льда, – уточнил Александр. – Он же разумен?
Профессор невесело усмехнулся и покачал головой.
– Молодой человек, не преувеличивайте. Он всего лишь хорошо выдрессирован и привязан к людям. У вас что, никогда в прошлой жизни котов не было?
Сашка молчал, не понимая, какая схожесть, кроме внешней, между обычными котами и уникальным экземпляром по имени Лед. Кот-брат однажды спас ему жизнь, появлялся всегда в нужный момент, предупреждал об опасности. Да и сейчас, когда он объяснил, зачем нужно заглянуть в теплицы, разве Лед его не понял? Чем же это можно объяснить, кроме разума? Инстинктами? Как-то непохоже.
– Лед действительно умный кот. Только называть его разумным – заблуждение. Он лишь животное, хотя и уникальное. Кстати, иногда достаточно агрессивное. Нас он, например, не любит. И мне, и лаборанту неоднократно приходилось отведать его когтей, когда мы брали у него кровь на анализ. Причем делал он это просто так, без мутаций и применения лишней силы, из озорства. Любое продолжение эксперимента с ним – это сплошные уговоры.
– Вы сами себе противоречите, профессор, – указал Сашка. – Только что вы сказали, что Лед – просто животное, и вдруг уговоры.
– Мы просто помним, что его нельзя сердить. В момент мутации его сила удесятеряется, а спровоцировать ее может любая агрессия. Поэтому только уговоры и помощь Ю… его хозяйки, нашей дорогой сестры-настоятельницы. Ее, кстати, он не царапал ни разу. Она даже может брать его на руки, представляете?
Сашка окончательно запутался. Он понял только одно – Лед ведет себя с ним не так, как с остальными, и решил пока оставить это в секрете.
Чаепитие затянулось. Александру было любопытно, что именно получилось у лаборанта-помощника в момент его прихода. И еще, раз уж его сюда направил жрец, хотелось бы понять, с какой целью. Но спрашивать об этом прямо означало снова вызвать недоверие, настороженность. Сашка решил по возможности расспросить Юлю, уж она-то наверняка в курсе.
– Спасибо за чай, – вежливо поблагодарил он. – Какую работу нужно выполнить?
– Вообще, болва… простите, дурацкая привычка, братьям из числа оглушенных мы обычно поручаем не очень ответственную, но достаточно грязную работу. Но вам, уважаемый солдат, вероятно, лучше всего подойдет кормление птиц. Справитесь?
– Называйте меня птицелов, – усмехнувшись, попросил Сашка. И уже из чистого хулиганства добавил: – Во имя Камня!
Он получил мешок с пшеном и алюминиевый совок, каким в советских магазинах развешивали муку и сахар. Вышел из здания и направился к зверинцу. Мимо клеток важно прохаживался Лед, грозно мяукая на особо крикливых подопытных обитателей зверинца. Судя по всему, кот-мутант здесь был главным, и звери это прекрасно понимали – даже самые крупные при виде пушистого надзирателя замолкали, прижимали уши и отползали к дальним стенкам.
– Пойдешь со мной птичек кормить? – наклонившись пониже, чтобы прозвучало негромко и его слова не услышали в доме, спросил Сашка.
Вместо ответа Лед пренебрежительно фыркнул, словно говоря: «Тоже мне, задачка!», и затрусил в глубину железных рядов.
Птицы содержались в трех крайних клетках. В первых двух соседствовали снегири и синицы, очень похожие на обычных птиц, только раза в три больше, и окраска у них была чересчур яркой, ядовитой. Сашке невольно вспомнились коралловые аспиды, живущие в тропических лесах Амазонки, одни из самых красивых и опасных змей на Земле. Снегири красными яблоками неподвижно висели на разветвленной коряге, протянутой через всю клеть, концами цеплявшейся за мелкие ячейки решетки. Синицы вели себя беспокойнее, желто-черные, словно лимоны с клювами, они устроили при его появлении настоящий переполох.
Кормление Сашка начал со снегирей. Прежде чем откинуть заслонку с трубы, подававшей корм в лоток, остановился, присмотрелся. Снегири были неподвижны, хищно поглядывали на него полуприкрытыми щелками глаз. Вдруг одна птица заметила что-то на земляном полу и спикировала вниз. Пара глубоких гребков лапой, и вот добыча – сизый червяк, так некстати обнаруживший себя – оказалась в клюве красногрудого охотника. Птица задрала голову, намереваясь проглотить извивающегося неудачника, но тут же была атакована более крупными соседями, пожелавшими урвать себе кусок мяса. Произошла свалка, в которой добытчица оказалась погребенной вместе с червем под кричащей, щелкающей клювами массой завистливых собратьев. Сашка застыл, пораженный внезапной жестокостью этих, на первый взгляд, спокойных райских птичек. Сражающиеся за добычу снегири образовали комок, от которого во все стороны летели перья, как от вспоротой подушки. Дележка была недолгой. Успевшие к раздаче птицы, держа в клювах куски кровавого мяса, постепенно возвращались на прежние места. Александр сначала не понял, что произошло, и как один тощий червяк смог разделиться на десяток порций дымящейся плоти. Разгадка открылась после того, как с земли поднялась и тяжело вспорхнула на ветку последняя птица – разделке подвергся не только червяк, но и удачливая хищница, вытащившая его из грунта. В пылу битвы за еду ее разорвали на части, которые теперь с удовольствием пожирали соседи по клетке. От жирного снегиря-охотника остался только скелетик, кучка перьев и лужа крови.
К горлу подступила тошнота. Сашка отвернулся от клетки и поймал удивленный взгляд голубых глаз. Лед сидел у клетки и неотрывно смотрел на него. Казалось, он хотел сказать: «Ты чего, брат? Подумаешь, важность. Они тоже есть хотят. Сыпь корм давай, пока они еще кого-нибудь не сожрали!» Похоже, для него, в отличие от Александра, такое положение дел было в порядке вещей.
Сашка засучил рукава балахона и стал быстро зачерпывать совком пшено из мешка. Ему действительно хотелось побыстрее заполнить кормушку красногрудых убийц, чтобы недавняя сцена не повторилась хотя бы в его присутствии.
Глава 5
Слышишь шелест плащей – это мы
Пока Александр возился у клетки с синицами, наблюдая, как теперь уже желтые пернатые, не жалея клювов, дерутся за место у кормушки, в зверинец прибыла помощь. Лед, бесстрастно наблюдавший за Сашкиными действиями, сорвался с места и побежал к входу, где маячила фигура в сером балахоне. «Все-таки дождались своего болвана», – подумал Сашка, наблюдая за тем, как лаборант протягивает монаху мешок с чем-то тяжелым. Тот закинул его за плечо и побрел по направлению к птичнику, приближаясь к Александру.
Прибывший на работы сектант, не останавливаясь, прошел мимо клеток со снегирями и синицами и остановился у крайней, самой большой по размеру, в которой гоготали и хлопали крыльями гигантские птицы, отдаленно напоминающие грифов из-за розовой неоперенной шеи. Сашка даже не пытался определить, кем они были раньше – мутация настолько изуродовала обитателей подмосковных лесов, что понять или угадать что-либо по их сегодняшнему экзотическому виду не представлялось возможным.
В крайней клетке процесс кормления проходил иначе, и Сашке представилась возможность наблюдать его со стороны. В отличие от загонов с мелкими птицами, кормушки для гигантов располагались внутри, поэтому монах открыл дверцу и пропустил вперед кота. Лед зашипел на грифов – те в испуге забились в угол, чуть не давя друг друга. Монах прошел внутрь и стал размеренными движениями заполнять подвешенные к решеткам железные миски картофельными клубнями и кусками тыквы. Как видно, подобный рацион приходился птицам по вкусу, потому что они стали тянуть головы к кормушкам, издавая противные горловые звуки. Внезапно одна из хищниц, воспользовавшись тем, что Лед смотрел в другую сторону, выскочила из угла, с силой долбанула бедного монаха в затылок и выскочила наружу, распахнув с разгона незапертую дверь. Кот зарычал, метнулся за беглянкой, но было поздно – она уже набирала скорость, готовясь взлететь.
Еще до конца не осознавая, какую опасность может представлять гигантский мутант, выпущенный на волю, а следуя исключительно охотничьему инстинкту, Сашка сорвался с места. Попутно он высматривал какую-нибудь палку или булыжник, с помощью которых можно было бы помешать птице сбежать. У деревянного забора в траве он заметил молоток с заржавевшей головкой, подхватил его на бегу. Гриф, взмахнув крыльями, оторвался от земли, так что импровизированное метательное оружие поразило его уже в полете. Сашка целился в голову, но попал по правому крылу, что, конечно же, не убило пернатого мутанта, но лишило его возможности летать. Птица тяжело рухнула на землю, встала на лапы, развернулась и с гортанным клекотом двинулась на обидчика, подволакивая поврежденное крыло. Двигалась она быстро, а Сашка стоял в ожидании атаки и никак не мог сообразить, что ему делать дальше. Он нашел подходящий камень, который мог бы окончательно успокоить разозленную «курицу», но стоило ли убивать обитательницу зверинца или можно было ограничиться тем, что просто загнать ее обратно в клетку, решить никак не мог. В ситуацию вмешался Лед. Он вышел вперед, уселся на дорожку, разделяя Александра и готовящегося к нападению грифа, и нарочито-равнодушно зевнул во всю пасть. «Ах ты, психолог, – мысленно восхитился им Сашка. – Показываешь, что плевать хотел на ее угрозы? Ну-ну, посмотрим, поймет она или нет».
Птица и не думала останавливаться – видно, ярость была сильнее инстинкта самосохранения. Сашка напружинился, готовясь к бою, но ему осталось лишь наблюдать за тем, как на пернатого мутанта, не дошедшего до человека всего пару метров, грациозно прыгнул огромный белый зверь. Лед трансформировался за считаные секунды, Александр впервые видел на свету, как это происходит, – пушистое тело вдруг раздулось до неимоверных размеров, морда исказилась, в оскале сверкнули длинные острые клыки. А вот сам прыжок был каким-то медлительным, неторопливым, даже ленивым, настолько преобразившийся кот заранее чувствовал себя победителем. Приземлившись на спину кричащей птице, он одним ударом мощной лапы переломил ей хребет. Раздался тошнотворный хруст, голова с раскрытым клювом дернулась и безвольно повисла на голой розоватой шее. Лед спрыгнул с поверженного тела на землю, отряхнулся и двинулся обратно к клеткам, стремительно возвращая себе прежний вид. Мимо Сашки он прошел, не останавливаясь.
Тот стоял, ошарашенный увиденным, и даже не сразу сообразил, что в этом происшествии был еще один пострадавший. Очнувшись, Александр метнулся к клетке, где оставался раненый монах. Впрочем, тот уже оклемался – как оказалось, он выложил корм в миски, вышел и даже запер дверь на щеколду, совершенно не обращая внимания на ручеек крови, стекавший с затылка. К моменту появления Сашки серая спина сектанта уже была в бурых потеках, а рана так и продолжала кровоточить.
– Тебе на перевязку надо! – воскликнул Сашка, не сразу вспомнив, что монах вряд ли поймет такое указание. Тогда он подтолкнул раненого в спину и рявкнул: – К сестре-настоятельнице, быстро!
Эти слова возымели действие. Серый брат пошатнулся и зашагал к выходу из зверинца. Между тем из здания выскочил профессор, которому, как видно, сообщил о происшествии лаборант, наблюдавший за всем издалека. Ученый подошел к Александру, поправил очки и с укоризной протянул:
– Ну что же вы, птицелов! Уничтожили такой прекрасный экземпляр…
Сашке оставалось только развести руками. Рассказывать, что птицу убил Лед, в данном случае было все равно что перекладывать на того ответственность.
– Не было выбора. Или победить, или умереть, – ответил он и тут же об этом пожалел. Древний афоризм никак не вязался с образом мускулистого простака, каковым он старался казаться.
В глазах профессора появилось любопытство, граничащее с подозрением, но расспрашивать он не решился. Все оставшееся время Сашка рубил дрова для печи, носил воду в большую бочку и вывозил на тачке навоз за территорию зверинца. Ни к животным, ни к птицам его больше не допускали.
Сбор информации можно было назвать успешным, внедрение тоже. Но вот с главной задачей – найти Павла или хотя бы его следы в секте – выходила пробуксовка. Между тем Сашка понимал, что времени у него мало, в части уже точно в курсе, что миссия провалена, и кто знает, не решится ли руководство на внезапный штурм, невзирая на вероятные потери своих и чужих. Мысль о возможной мясорубке ужаснула. Сашка теперь боялся и за Юльку, и за оболваненных братьев, и за добродушных зашуганных ученых. И еще ему не хотелось, чтобы все закончилось вот так, без ответов на основные вопросы, которые мог дать только сам Камень.
Александр вглядывался в лица братьев и в трапезной, и на улице, и в любом месте, куда ему доводилось попадать. Рассказывать Юлии, что он ищет здесь конкретного человека, он почему-то не решался. Даже сам себе не мог объяснить, почему, вроде бы ближе нее у него теперь никого не было…
Вечером, после ужина, Сашка решил прогуляться до медпункта. Там, в примыкающей к нему комнатке, жила Юлька. Уже темнело, но света Камня-глаза хватало, чтобы нормально освещать улицы небольшого поселения. По дороге встречались одиночные серые балахоны, шли они по четко заданной траектории, в большинстве случаев по направлению к общей комнате.
Сашка снова решился на эксперимент, то есть на проверку своих возможностей живого. Внезапным «Стой!» он остановил первого попавшегося брата и попросил-приказал проводить в медпункт. Монах дернулся, замер, качнулся с сомнением, словно на несколько секунд потерял ориентацию в пространстве, а затем снова продолжил свой путь по прежнему маршруту. Сашка не расстроился, а понимающе хлопнул его по плечу. Жест вызвал неожиданный эффект – сектант развернулся и пошагал к медпункту. Александр пошел следом. Монах поднялся на крыльцо и решительно постучал. Дверь открылась, на пороге появились Юлька и Лед. На ее лице было написано удивление. Она вопросительно посмотрела на Сашку, а потом обратилась к серому брату:
– Что он тебе сказал?
– Стой! Проводи меня в медпункт, – точно копируя Сашкины интонации, произнес сектант.
– Спасибо, иди отдыхать, – мягко сказала Юлька. Монах развернулся и пошел в сторону казармы.
– Зачем ты так с ним? – с упреком произнесла она. – Они не игрушки, не куклы. Зачем?
– Просто захотелось проверить, – ответил Сашка, ощущая стыд. – Не сердись! Зато теперь я знаю, что мое слово для них тоже что-то значит.
– Просто слово? – снова удивилась Юлька.
– Нет, еще я его за плечо тронул, только тогда он пошел.
Юлька задумчиво махнула рукой, приглашая следовать за ней, и вошла в дом. Сашка поднялся на крыльцо, прошагал внутрь, прикрыл дверь. Лед поводил ушами, принюхивался. Не обнаружив ничего нового или интересного, свернулся калачиком на стуле и, казалось, задремал. Девушка провела Александра дальше, через смотровую в жилую комнату. Здесь стояли кровать с никелированными шариками, застеленная все там же грубым солдатским сукном, стол с белой скатертью, стеллаж с книгами.
– Медицинские? – спросил Сашка, раскрывая первую попавшуюся.
– Не только. Здесь остатки библиотеки – книги, которые не успели пустить на растопку. Стихи, проза.
Сашка улыбнулся, заметив на подушке томик, заложенный засохшим цветком. Юлька перехватила его взгляд, смутилась.
– Саш, перестань!
Очки ученого поползли на лоб. Вид у него был такой, будто с ним только что заговорила лошадь.
– Простите, пожалуйста, – извиняющимся тоном забормотал он. – Живых-то как раз здесь совсем мало, и я никак не ожидал, что ко мне направят столь ценного человека. Вы, вероятно, новичок?
– Вероятно, – согласился Сашка, но обороты не сбавил. Ему не понравилось пренебрежение, с которым ученый отозвался о серых «братьях», хотя он и сам неоднократно мысленно называл их болванами. Может, из-за теплого отношения к ним Юльки его так это задело?
– Профессор, профессор! – Из здания выскочил второй ученый, чуть моложе первого и значительно выше. – Кажется, получилось!
Коротышка просиял и, забыв о посетителях, быстро направился к входу в постройку. Сашка упрямо последовал за ним. Не оставаться же ему разглядывать саблезубых волков или гигантских лисиц, чьих хвостов хватило бы на целый полушубок. Тявкали эти лисы, кстати, совсем по-собачьи. Лед внутрь не пошел, предпочел ждать снаружи.
Внутри оказалась лаборатория. Ученый повыше, размахивая руками, что-то объяснял коротышке, а тот слушал и одновременно смотрел в микроскоп. Сашка кашлянул, привлекая внимание. Профессор вскинулся и, вспомнив о новичке, стал суетливо представлять его коллеге:
– Да, это наш новенький, живой. Солдат, если не ошибаюсь. А это мой помощник, лаборант. Прошу любить и жаловать. Живых здесь, как я уже говорил, мало, стараемся держаться вместе. Располагайтесь, молодой человек. Хотите чаю? Нам сестра-настоятельница выделяет персональный термос. И хлеб свежий, угощайтесь.
Ученый всячески демонстрировал радушие.
– Александр, – представился Сашка.
Профессор и лаборант как по команде повернулись к нему. В глазах обоих явно читались удивление и испуг.
– Молодой человек, – холодно сказал профессор, – если это провокация, то весьма глупая. Мы чтим здешний устав и не хотели бы неприятностей. Во имя Камня!
Повисла напряженная пауза. Сашка только собрался объяснить присутствующим, что никакой провокации нет, как профессор продолжил, слегка смягчив тон:
– Если же вы просто не в курсе, раз новенький, то спешу сообщить вам, что имен здесь нет. Все равны перед Камнем, и только избранным доступна честь именования. Поэтому большая просьба не упоминать свое имя и не провоцировать других. Нарушение запрета карается визитом палача.
Сашка чуть по лбу себя не хлопнул. Ну да, Юлька же упоминала об отсутствии имен в секте, в том числе и о себе говорила: «когда-то звали Юлия». Он тогда еще подумал, что безымянность для оглушенных – еще куда ни шло, но для живых этот запрет выглядел дико. Александр так и не смог с этим смириться и упрямо называл Юлию по имени, обижаясь, что она не делает того же в ответ.
– А Камень? Почему он, например, сестру-настоятельницу однажды по имени назвал? – вдруг вспомнил он.
Ученые переглянулись.
– Вы еще не поняли? Камень может нарушать любые запреты, в том числе, разумеется, и свои собственные. Называя кого-то по имени, он оказывает ему честь.
Кажется, ученые мужи сообразили, что он не провокатор, а всего лишь новичок, пытающийся разобраться в здешних правилах. Во всяком случае, напряжение ушло, лаборант придвинул Сашке стул, налил чая в жестяную кружку, а сам снова что-то забормотал, обращаясь к профессору.
– А Лед? Почему у него есть имя? – снова вспомнил Сашка. Юлия уже отвечала на этот вопрос, как раз назвав кота избранным. Было очень интересно, что ответят новые знакомые. Профессор снова оторвался от микроскопа, присел рядом.
– А вы знаете историю этого кота? Нет? Тогда расскажу. Принес его сюда, в Зону, еще покойный батюшка нашей уважаемой сестры-настоятельницы. Тогда это был просто белый котенок с голубыми глазами. Мутация началась достаточно быстро, и мы уже готовы были его поместить в клетку с другими животными, но изобретатель уговорил нас попробовать испытать экспериментальную вакцину, останавливающую дальнейшие изменения. Надо сказать, это был пока единственный удачный эксперимент. Лед остался котом, но с уникальной способностью трансформироваться в нужный момент времени, то есть у него контролируемая мутация. Камень сам нарек его Избранным.
– Как вам удалось сделать его разумным? – спросил Сашка.
– Кого? – не понял профессор.
– Льда, – уточнил Александр. – Он же разумен?
Профессор невесело усмехнулся и покачал головой.
– Молодой человек, не преувеличивайте. Он всего лишь хорошо выдрессирован и привязан к людям. У вас что, никогда в прошлой жизни котов не было?
Сашка молчал, не понимая, какая схожесть, кроме внешней, между обычными котами и уникальным экземпляром по имени Лед. Кот-брат однажды спас ему жизнь, появлялся всегда в нужный момент, предупреждал об опасности. Да и сейчас, когда он объяснил, зачем нужно заглянуть в теплицы, разве Лед его не понял? Чем же это можно объяснить, кроме разума? Инстинктами? Как-то непохоже.
– Лед действительно умный кот. Только называть его разумным – заблуждение. Он лишь животное, хотя и уникальное. Кстати, иногда достаточно агрессивное. Нас он, например, не любит. И мне, и лаборанту неоднократно приходилось отведать его когтей, когда мы брали у него кровь на анализ. Причем делал он это просто так, без мутаций и применения лишней силы, из озорства. Любое продолжение эксперимента с ним – это сплошные уговоры.
– Вы сами себе противоречите, профессор, – указал Сашка. – Только что вы сказали, что Лед – просто животное, и вдруг уговоры.
– Мы просто помним, что его нельзя сердить. В момент мутации его сила удесятеряется, а спровоцировать ее может любая агрессия. Поэтому только уговоры и помощь Ю… его хозяйки, нашей дорогой сестры-настоятельницы. Ее, кстати, он не царапал ни разу. Она даже может брать его на руки, представляете?
Сашка окончательно запутался. Он понял только одно – Лед ведет себя с ним не так, как с остальными, и решил пока оставить это в секрете.
Чаепитие затянулось. Александру было любопытно, что именно получилось у лаборанта-помощника в момент его прихода. И еще, раз уж его сюда направил жрец, хотелось бы понять, с какой целью. Но спрашивать об этом прямо означало снова вызвать недоверие, настороженность. Сашка решил по возможности расспросить Юлю, уж она-то наверняка в курсе.
– Спасибо за чай, – вежливо поблагодарил он. – Какую работу нужно выполнить?
– Вообще, болва… простите, дурацкая привычка, братьям из числа оглушенных мы обычно поручаем не очень ответственную, но достаточно грязную работу. Но вам, уважаемый солдат, вероятно, лучше всего подойдет кормление птиц. Справитесь?
– Называйте меня птицелов, – усмехнувшись, попросил Сашка. И уже из чистого хулиганства добавил: – Во имя Камня!
Он получил мешок с пшеном и алюминиевый совок, каким в советских магазинах развешивали муку и сахар. Вышел из здания и направился к зверинцу. Мимо клеток важно прохаживался Лед, грозно мяукая на особо крикливых подопытных обитателей зверинца. Судя по всему, кот-мутант здесь был главным, и звери это прекрасно понимали – даже самые крупные при виде пушистого надзирателя замолкали, прижимали уши и отползали к дальним стенкам.
– Пойдешь со мной птичек кормить? – наклонившись пониже, чтобы прозвучало негромко и его слова не услышали в доме, спросил Сашка.
Вместо ответа Лед пренебрежительно фыркнул, словно говоря: «Тоже мне, задачка!», и затрусил в глубину железных рядов.
Птицы содержались в трех крайних клетках. В первых двух соседствовали снегири и синицы, очень похожие на обычных птиц, только раза в три больше, и окраска у них была чересчур яркой, ядовитой. Сашке невольно вспомнились коралловые аспиды, живущие в тропических лесах Амазонки, одни из самых красивых и опасных змей на Земле. Снегири красными яблоками неподвижно висели на разветвленной коряге, протянутой через всю клеть, концами цеплявшейся за мелкие ячейки решетки. Синицы вели себя беспокойнее, желто-черные, словно лимоны с клювами, они устроили при его появлении настоящий переполох.
Кормление Сашка начал со снегирей. Прежде чем откинуть заслонку с трубы, подававшей корм в лоток, остановился, присмотрелся. Снегири были неподвижны, хищно поглядывали на него полуприкрытыми щелками глаз. Вдруг одна птица заметила что-то на земляном полу и спикировала вниз. Пара глубоких гребков лапой, и вот добыча – сизый червяк, так некстати обнаруживший себя – оказалась в клюве красногрудого охотника. Птица задрала голову, намереваясь проглотить извивающегося неудачника, но тут же была атакована более крупными соседями, пожелавшими урвать себе кусок мяса. Произошла свалка, в которой добытчица оказалась погребенной вместе с червем под кричащей, щелкающей клювами массой завистливых собратьев. Сашка застыл, пораженный внезапной жестокостью этих, на первый взгляд, спокойных райских птичек. Сражающиеся за добычу снегири образовали комок, от которого во все стороны летели перья, как от вспоротой подушки. Дележка была недолгой. Успевшие к раздаче птицы, держа в клювах куски кровавого мяса, постепенно возвращались на прежние места. Александр сначала не понял, что произошло, и как один тощий червяк смог разделиться на десяток порций дымящейся плоти. Разгадка открылась после того, как с земли поднялась и тяжело вспорхнула на ветку последняя птица – разделке подвергся не только червяк, но и удачливая хищница, вытащившая его из грунта. В пылу битвы за еду ее разорвали на части, которые теперь с удовольствием пожирали соседи по клетке. От жирного снегиря-охотника остался только скелетик, кучка перьев и лужа крови.
К горлу подступила тошнота. Сашка отвернулся от клетки и поймал удивленный взгляд голубых глаз. Лед сидел у клетки и неотрывно смотрел на него. Казалось, он хотел сказать: «Ты чего, брат? Подумаешь, важность. Они тоже есть хотят. Сыпь корм давай, пока они еще кого-нибудь не сожрали!» Похоже, для него, в отличие от Александра, такое положение дел было в порядке вещей.
Сашка засучил рукава балахона и стал быстро зачерпывать совком пшено из мешка. Ему действительно хотелось побыстрее заполнить кормушку красногрудых убийц, чтобы недавняя сцена не повторилась хотя бы в его присутствии.
Глава 5
Слышишь шелест плащей – это мы
Пока Александр возился у клетки с синицами, наблюдая, как теперь уже желтые пернатые, не жалея клювов, дерутся за место у кормушки, в зверинец прибыла помощь. Лед, бесстрастно наблюдавший за Сашкиными действиями, сорвался с места и побежал к входу, где маячила фигура в сером балахоне. «Все-таки дождались своего болвана», – подумал Сашка, наблюдая за тем, как лаборант протягивает монаху мешок с чем-то тяжелым. Тот закинул его за плечо и побрел по направлению к птичнику, приближаясь к Александру.
Прибывший на работы сектант, не останавливаясь, прошел мимо клеток со снегирями и синицами и остановился у крайней, самой большой по размеру, в которой гоготали и хлопали крыльями гигантские птицы, отдаленно напоминающие грифов из-за розовой неоперенной шеи. Сашка даже не пытался определить, кем они были раньше – мутация настолько изуродовала обитателей подмосковных лесов, что понять или угадать что-либо по их сегодняшнему экзотическому виду не представлялось возможным.
В крайней клетке процесс кормления проходил иначе, и Сашке представилась возможность наблюдать его со стороны. В отличие от загонов с мелкими птицами, кормушки для гигантов располагались внутри, поэтому монах открыл дверцу и пропустил вперед кота. Лед зашипел на грифов – те в испуге забились в угол, чуть не давя друг друга. Монах прошел внутрь и стал размеренными движениями заполнять подвешенные к решеткам железные миски картофельными клубнями и кусками тыквы. Как видно, подобный рацион приходился птицам по вкусу, потому что они стали тянуть головы к кормушкам, издавая противные горловые звуки. Внезапно одна из хищниц, воспользовавшись тем, что Лед смотрел в другую сторону, выскочила из угла, с силой долбанула бедного монаха в затылок и выскочила наружу, распахнув с разгона незапертую дверь. Кот зарычал, метнулся за беглянкой, но было поздно – она уже набирала скорость, готовясь взлететь.
Еще до конца не осознавая, какую опасность может представлять гигантский мутант, выпущенный на волю, а следуя исключительно охотничьему инстинкту, Сашка сорвался с места. Попутно он высматривал какую-нибудь палку или булыжник, с помощью которых можно было бы помешать птице сбежать. У деревянного забора в траве он заметил молоток с заржавевшей головкой, подхватил его на бегу. Гриф, взмахнув крыльями, оторвался от земли, так что импровизированное метательное оружие поразило его уже в полете. Сашка целился в голову, но попал по правому крылу, что, конечно же, не убило пернатого мутанта, но лишило его возможности летать. Птица тяжело рухнула на землю, встала на лапы, развернулась и с гортанным клекотом двинулась на обидчика, подволакивая поврежденное крыло. Двигалась она быстро, а Сашка стоял в ожидании атаки и никак не мог сообразить, что ему делать дальше. Он нашел подходящий камень, который мог бы окончательно успокоить разозленную «курицу», но стоило ли убивать обитательницу зверинца или можно было ограничиться тем, что просто загнать ее обратно в клетку, решить никак не мог. В ситуацию вмешался Лед. Он вышел вперед, уселся на дорожку, разделяя Александра и готовящегося к нападению грифа, и нарочито-равнодушно зевнул во всю пасть. «Ах ты, психолог, – мысленно восхитился им Сашка. – Показываешь, что плевать хотел на ее угрозы? Ну-ну, посмотрим, поймет она или нет».
Птица и не думала останавливаться – видно, ярость была сильнее инстинкта самосохранения. Сашка напружинился, готовясь к бою, но ему осталось лишь наблюдать за тем, как на пернатого мутанта, не дошедшего до человека всего пару метров, грациозно прыгнул огромный белый зверь. Лед трансформировался за считаные секунды, Александр впервые видел на свету, как это происходит, – пушистое тело вдруг раздулось до неимоверных размеров, морда исказилась, в оскале сверкнули длинные острые клыки. А вот сам прыжок был каким-то медлительным, неторопливым, даже ленивым, настолько преобразившийся кот заранее чувствовал себя победителем. Приземлившись на спину кричащей птице, он одним ударом мощной лапы переломил ей хребет. Раздался тошнотворный хруст, голова с раскрытым клювом дернулась и безвольно повисла на голой розоватой шее. Лед спрыгнул с поверженного тела на землю, отряхнулся и двинулся обратно к клеткам, стремительно возвращая себе прежний вид. Мимо Сашки он прошел, не останавливаясь.
Тот стоял, ошарашенный увиденным, и даже не сразу сообразил, что в этом происшествии был еще один пострадавший. Очнувшись, Александр метнулся к клетке, где оставался раненый монах. Впрочем, тот уже оклемался – как оказалось, он выложил корм в миски, вышел и даже запер дверь на щеколду, совершенно не обращая внимания на ручеек крови, стекавший с затылка. К моменту появления Сашки серая спина сектанта уже была в бурых потеках, а рана так и продолжала кровоточить.
– Тебе на перевязку надо! – воскликнул Сашка, не сразу вспомнив, что монах вряд ли поймет такое указание. Тогда он подтолкнул раненого в спину и рявкнул: – К сестре-настоятельнице, быстро!
Эти слова возымели действие. Серый брат пошатнулся и зашагал к выходу из зверинца. Между тем из здания выскочил профессор, которому, как видно, сообщил о происшествии лаборант, наблюдавший за всем издалека. Ученый подошел к Александру, поправил очки и с укоризной протянул:
– Ну что же вы, птицелов! Уничтожили такой прекрасный экземпляр…
Сашке оставалось только развести руками. Рассказывать, что птицу убил Лед, в данном случае было все равно что перекладывать на того ответственность.
– Не было выбора. Или победить, или умереть, – ответил он и тут же об этом пожалел. Древний афоризм никак не вязался с образом мускулистого простака, каковым он старался казаться.
В глазах профессора появилось любопытство, граничащее с подозрением, но расспрашивать он не решился. Все оставшееся время Сашка рубил дрова для печи, носил воду в большую бочку и вывозил на тачке навоз за территорию зверинца. Ни к животным, ни к птицам его больше не допускали.
Сбор информации можно было назвать успешным, внедрение тоже. Но вот с главной задачей – найти Павла или хотя бы его следы в секте – выходила пробуксовка. Между тем Сашка понимал, что времени у него мало, в части уже точно в курсе, что миссия провалена, и кто знает, не решится ли руководство на внезапный штурм, невзирая на вероятные потери своих и чужих. Мысль о возможной мясорубке ужаснула. Сашка теперь боялся и за Юльку, и за оболваненных братьев, и за добродушных зашуганных ученых. И еще ему не хотелось, чтобы все закончилось вот так, без ответов на основные вопросы, которые мог дать только сам Камень.
Александр вглядывался в лица братьев и в трапезной, и на улице, и в любом месте, куда ему доводилось попадать. Рассказывать Юлии, что он ищет здесь конкретного человека, он почему-то не решался. Даже сам себе не мог объяснить, почему, вроде бы ближе нее у него теперь никого не было…
Вечером, после ужина, Сашка решил прогуляться до медпункта. Там, в примыкающей к нему комнатке, жила Юлька. Уже темнело, но света Камня-глаза хватало, чтобы нормально освещать улицы небольшого поселения. По дороге встречались одиночные серые балахоны, шли они по четко заданной траектории, в большинстве случаев по направлению к общей комнате.
Сашка снова решился на эксперимент, то есть на проверку своих возможностей живого. Внезапным «Стой!» он остановил первого попавшегося брата и попросил-приказал проводить в медпункт. Монах дернулся, замер, качнулся с сомнением, словно на несколько секунд потерял ориентацию в пространстве, а затем снова продолжил свой путь по прежнему маршруту. Сашка не расстроился, а понимающе хлопнул его по плечу. Жест вызвал неожиданный эффект – сектант развернулся и пошагал к медпункту. Александр пошел следом. Монах поднялся на крыльцо и решительно постучал. Дверь открылась, на пороге появились Юлька и Лед. На ее лице было написано удивление. Она вопросительно посмотрела на Сашку, а потом обратилась к серому брату:
– Что он тебе сказал?
– Стой! Проводи меня в медпункт, – точно копируя Сашкины интонации, произнес сектант.
– Спасибо, иди отдыхать, – мягко сказала Юлька. Монах развернулся и пошел в сторону казармы.
– Зачем ты так с ним? – с упреком произнесла она. – Они не игрушки, не куклы. Зачем?
– Просто захотелось проверить, – ответил Сашка, ощущая стыд. – Не сердись! Зато теперь я знаю, что мое слово для них тоже что-то значит.
– Просто слово? – снова удивилась Юлька.
– Нет, еще я его за плечо тронул, только тогда он пошел.
Юлька задумчиво махнула рукой, приглашая следовать за ней, и вошла в дом. Сашка поднялся на крыльцо, прошагал внутрь, прикрыл дверь. Лед поводил ушами, принюхивался. Не обнаружив ничего нового или интересного, свернулся калачиком на стуле и, казалось, задремал. Девушка провела Александра дальше, через смотровую в жилую комнату. Здесь стояли кровать с никелированными шариками, застеленная все там же грубым солдатским сукном, стол с белой скатертью, стеллаж с книгами.
– Медицинские? – спросил Сашка, раскрывая первую попавшуюся.
– Не только. Здесь остатки библиотеки – книги, которые не успели пустить на растопку. Стихи, проза.
Сашка улыбнулся, заметив на подушке томик, заложенный засохшим цветком. Юлька перехватила его взгляд, смутилась.
– Саш, перестань!