Песнь призраков и руин
Часть 30 из 62 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Тебе зачем это нужно? Ясно же, кто победит, – бросила на ходу Деделе.
Отчаянно сражаясь, Карина все-таки невольно улыбнулась такой великолепной самоуверенности – при других обстоятельствах они с этой девицей, глядишь, и подружились бы.
– А я просто азартная. Да и ты, дорогая будущая супружница, скажи-ка: с каких пор истинные победители Огня боятся биться об заклад?
Представители Огненного знака считались самыми отчаянными. Он сподвигал своих детей на безумные авантюры. Колкость сработала в точности так, как задумала Карина. Деделе отшатнулась, высоко подняв жезл и раздувая ноздри.
– Принято! – С этим криком и с новой, утроенной энергией она снова рванула в бой.
Карина откатилась в сторону кубарем. Так. Надо подумать, какую тактику боя теперь избрали бы Пустельга или Ханане… Но некогда – Деделе опять в атаке. На сей раз удар оказался таким мощным, что принцессин жезл отлетел на несколько метров прочь. А победительница Огня, хоть ее соперница и осталась безоружной, не унималась – выпады продолжали сыпаться, как из дырявого ведра. Вся поверхность Карининой кожи превратилась под бурным натиском Огненной победительницы в лоскутное одеяло из синяков от пропущенных «туше́». Измученная девушка попыталась поднять жезл, но ее намерение было решительно пресечено встречным тычком в живот, после которого она упала на центр круга и покатилась в сторону. Вот уже до мелового круга остаются считаные сантиметры…
– Сдаешься? – взревела рожденная под знаком Огня.
– Тусешти, вакама, вакама! Тусешти, вакама, вакама!
Все части Карининого тела кричали от боли. К тому же открылась рана на голове, и кровь залила глаза.
Она неспособна добиться повиновения от Совета.
Она неспособна победить в детской спортивной игре.
Никогда ей не стать и вполовину такой же сильной царицей, какой была мама. Скорее бы Деделе добила ее.
Огненная победительница ткнула принцессу жезлом в грудь, но недостаточно сильно, чтобы вытолкнуть за ограничительную линию. Собственно, она могла закончить партию уже несколько «ходов» назад, но, видимо, ей хотелось еще немного поиграть со своей жертвой, как кошке с мышью, и мысль об этом жгла эту самую жертву сильнее, нежели раны и ссадины.
– От дочери славной Пустельги я ожидала драки позабористей. – Голос Деделе почти тонул в грохоте приветственных криков с трибун. – А будущая султанша Зирана оказалась жалким тепличным цветочком посреди родной пустыни. Ни силы, ни воли, ни толку, ни проку.
Что-то глубоко внутри Карины оборвалось.
С каким-то первобытным ревом она взметнула вверх руку – как раз в тот самый момент, когда торжествующая соперница собралась нанести решающий удар. Оглушительный треск сотряс всю арену. Жезл Деделе переломился надвое. Воспользовавшись секундным замешательством грозной неприятельницы, Карина прямо в воздухе, не давая упасть жезлу, подхватила один из обломков, раскрутилась на месте и отбросила вторую, упавшую часть далеко за пределы игрового круга.
Затем, позабыв о коварном Совете, о маме и сестре, обо всем на свете, кроме живой цели перед собой, она бросилась в атаку. Теперь Карина сражалась с отчаянием обреченной, которой нечего терять, – удары наносила невпопад, во все стороны и оттого совершенно непредсказуемо, слишком быстро, резко и неотразимо с точки зрения обычной техники защиты в вакаме.
По лицу Деделе поползла тревога – она оказалась вынуждена перейти к глухой обороне. Теперь уже ей приходилось с трудом отбиваться от натиска противницы.
В движениях Карины, в отличие от движений ее соперницы, не было ни грации, ни продуманного плана – ничего, кроме чистой, беспримесной ярости, гнавшей ее вперед. К тому же шел день Ветра, день ее Сигизии. Значит, сегодня победительница – она, и только она.
Наконец Карина попала своим «полужезлием» по правому уху Деделе, а затем сразу в живот. Та взвыла и сделала попытку полоснуть принцессу по груди, но та отскочила за пределы широкой дуги этого выпада и, используя силу инерции, развернулась за спиной у избранницы Огненного божества.
Карине казалось, что это Комета Баии бьется у нее в груди. На какое-то мгновение с беспредельной четкостью она как бы увидела всю сцену со стороны – себя, спортивную арену, зрителей, словно объединенных таинственной энергией в некую общую сеть невидимых нитей.
Принцесса взглянула на небо с надеждой – где бы ни была сейчас мама, она смотрит, она видит – и обрушила свой странный снаряд на голову Деделе. Та с лицом, залитым кровью, отлетела назад. На несколько метров за пределы круга.
Над потрясенным стадионом воцарилась тишина. Кровь, пот и песок застилали глаза Карины, но она заставила себя расправить плечи и гордо предстать перед всеми этими тысячами глаз во всей красе.
Потом принцесса жезлом указала в сторону ложи Совета:
– Насколько можно судить, Великая визирша слегка переоценила «бремя» возложенных на меня «многочисленных иных обязанностей»! – прокричала она, превозмогая боль, которой каждое слово отзывалось внутри нее.
В ответ после краткой паузы донеслось одинокое «браво», тут же потонувшее во всеобщем реве трибун. И скоро со всех концов Зирана все, от мала до велика, от несмышленых младенцев до дряхлых стариков, громогласно приветствовали принцессу-триумфатора.
Не Пустельгу.
Не Ханане.
Ее, и именно ее.
Карина подхватила с арены вторую половину переломленного жезла Деделе и воздела высоко над головой – словно воин, вернувшийся из боя с победой. И под все усиливающийся рев толпы купалась, купалась, купалась в лучах заслуженного успеха, наслаждалась и наслаждалась ошеломленными минами членов Совета…
Испокон веков Алахари правили Зираном. Он принадлежит им. Так было и так будет, пока бьется сердце Карины.
Тот, кто захочет отнять у нее город, скоро узнает, что у дочери славной Пустельги выросли собственные когти.
19. Малик
Она была в его руках.
Малик почти час провел наедине с принцессой Кариной. Достаточно было руку протянуть, чтоб к ней прикоснуться. Да он и прикасался, несколько раз, пока зашивал платье!
Великая Мать буквально на серебряном блюдечке преподнесла ему шанс расправиться с проклятой девицей, а он упустил его, сам того не заметив.
И вот теперь вместе с «товарищами» – другими победителями – он стоит под одной из трибун стадиона и как завороженный, сам еще не в силах осознать только что произошедшее, смотрит на Карину, с ног до головы залитую кровью.
– Она всегда была такой? В смысле – когда вы… встречались? – прошептал Малик минуте на десятой непрекращающегося шума оваций.
– Да нет, не совсем… – В голосе Тунде звучал даже какой-то трепет, а взгляд его не отрывался от знакомой фигуры.
В народе Карина обычно считалась этакой вялой изнеженной ленивицей, но этот образ явно противоречил тому, что предстал Малику минувшей ночью – образу смелой спасительницы незнакомых юношей от облавы, к тому же готовой рискнуть жизнью, чтобы в зародыше погасить уличные беспорядки.
А оба эти образа, в свою очередь, противоречили третьему – грозной воительнице, которая покидает арену, оставляя за собой следы крови, своей и поверженной неприятельницы.
Однако противнее всего было то, что Малик больше не мог воспринимать Карину как просто цель, мишень без души и мыслей. Теперь он знал, что она не умеет шить. Страдает с детства ужасными головными болями. Что смех у нее – как легкий ветерок жарким днем. Что загадки разгадывать – совсем не умеет.
Она стала для него человеком. Набраться смелости и уничтожить абстрактную идею – и то сложно. Убить живую личность казалось невозможным.
Через некоторое время принцесса вернулась на арену в новых, чистых одеждах – «боевой» пучок волос она, впрочем, не распустила. Малик так на нее засмотрелся, что поначалу даже не заметил, как Верховные жрицы в полном составе подают со специального подиума сигналы ему самому и другим победителям.
– Пошли скорей! – Тунде подтолкнул его вперед, и толчок этот – довольно чувствительный – вернул парня к реальности.
Наступило время второго испытания.
Под овации – значительно, впрочем, более жидкие, чем выпавшие на долю Карины, – победители высыпали на арену. Глаза Малика встретились с глазами принцессы, и она широко распахнула их от удивления – узнала, конечно же. Он, в свою очередь, сердито поморщился; из-за глупой случайности эффект неожиданности – единственное преимущество, на какое юноша мог рассчитывать, – оказался ему больше недоступен. Каринино лицо тоже слегка потемнело, но все же она коротко улыбнулась ему перед тем, как обернуться к публике.
– Приношу свои извинения за опоздание. Меня задержала какая-то мелочь, – прокричала она, и трибуны ответили новым восторженным ревом.
Яд и скепсис по отношению к царской семье, который видел Малик накануне, как будто выветрились – их сменило искреннее и беспримесное восхищение юной девой, которая не побоялась и сумела показать свое достоинство и силу целому городу.
Принцесса продолжила:
– А сейчас, прежде чем мы все удалимся на полуденную трапезу, я оглашу правила второго испытания!
Она хлопнула в ладоши, и двое слуг выкатили на середину арены массивную деревянную коробку.
– Пытаясь найти путь к освобождению плененных богов, моя великая прародительница Баия однажды столкнулась с необходимостью пересечь владения Ябисси, Девятиглавой Газели. Когда Бабушка попросила у нее на то разрешения, Ябисси отвечала так: «Я живу так давно, что звезды успевали позабыть свои имена, а Солнце отклонялось от своего пути навстречу Луне. Но за все эти годы ничто и никогда не служило источником радости для всех моих голов сразу, и ни от чего не светились весельем все восемнадцать глаз моих. Доставь мне эту радость, зажги во мне это веселье, и я дарую тебе право свободного прохода по землям моим». И тогда Бабушка Баия затянула песнь. И говорят, голос ее был так прекрасен и так чаровал слух, что из всех восемнадцати глаз Ябисси текли слезы счастья, и подарила Газель моей праматери один из своих драгоценных рогов, и рог этот образовал древко прославленного копья ее… И это, о победители, ваша задача на втором испытании: почтите мудрую Газель, исполните снова просьбу Ябисси, обращенную некогда к Бабушке Баие, – покажите нам представление, которое истинно дарует радость. И помните: потешить придется вам не девять голов, а сразу пятьдесят тысяч. Вам все понятно?
– Нам все понятно! – хором выкрикнули победители.
Малик тяжело сглотнул, сразу преисполнившись ненависти к смыслу и пафосу данного «соревнования».
Карина жестом пригласила Дрисса подойти к коробке.
– Прошу, достань любой предмет.
Дрисс подчинился и через секунду извлек великолепную изогнутую такубу[28] с инкрустированной рубинами золотой рукоятью. Затем и остальные победители запустили руку в коробку – кому достались штуки роскошные, вроде серебряного зеркала, сверкавшего волшебным, словно лунным, светом, а кому, мягко говоря, прозаические – например, Тунде выудил корзинку для хлеба.
Малик стоял последним в очереди и, когда она подошла, все еще колебался. Вдруг там осталось еще какое-нибудь холодное оружие и он от волнения отчекрыжит себе пальцы? Но делать нечего – зажмурился и принялся шарить внутри коробки. Сперва его ладонь наткнулась на что-то твердое, затем на скользко-податливое, затем на какую-то кучку склеенных между собой меховых шариков (лучшего сравнения в голову не пришло) и, наконец, на что-то приятное на ощупь, мягкое. Малик вытащил руку из коробки, сжимая в ней простую дорожную кожаную суму с давно уже выцветшим шитьем по бокам – очень похожую на его собственную, старую, утраченную. Трибуны даже не захлопали. Юноша вспыхнул от смущения и растерянности.
Впрочем, ему ничего не оставалось, кроме как со своей жалкой «добычей» вернуться в шеренгу победителей.
Карина заговорила снова:
– На закате солнца мы вновь соберемся здесь, и каждый из вас в порядке текущей турнирной таблицы покажет действо со своим только что извлеченным из коробки предметом. Любые другие предметы использовать разрешается, выводить на сцену других людей – нет. Публика выберет из этих представлений то, которое наиболее ей понравится. Те двое из пяти участников, что получат меньше всего голосов, выбывают из дальнейших соревнований.
Деделе была тише воды ниже травы, что было для нее весьма нехарактерно. После недавнего разгрома плечи ее поникли. Малик заметил, как во время партии они с Кариной время от времени перебрасывались репликами, и совсем не отказался бы узнать, что такого страшного услышала Огненная победительница, что впала в отчаяние.
– Я желаю успеха вам всем! – возгласила Карина.
Малик вместе с остальными поспешил прочь с арены, сразу выбросив из головы все мысли о янтарных очах на окровавленном лице.
Раньше он вообще никогда не выступал перед аудиторией, если не считать случая в совсем уж раннем детстве, когда Нана «всунула» его в костюм ягненка и заставила сплясать перед своими подругами. Даже своего дара рассказчика Малик не испытывал в собраниях более многочисленных, чем компания из сестер и домашних животных на старой ферме. И вот теперь придется сыграть для пятидесяти тысяч человек сразу. И не просто сыграть, а сделать это настолько блестяще, чтобы убедить всю эту ораву оставить его на следующий тур.
– Не смогу, – простонал Малик, уронив лицо в ладони.
– С таким настроением, при таком подходе? Конечно, не сможешь! – согласился Тунде, внимательно изучая калебас[29] с ярлычком «Вся Премудрость Мира». Затем, осклабившись, он отбросил странную вещь в сторону. – Интересно, у них все такое бессмысленное и бесполезное?!
Не успели отзвучать фанфары, извещавшие о начале второго испытания, как перед Лазурным садом уже раскинулся импровизированный блошиный рынок. Масса народа стремилась продать победителям «реквизит» для сногсшибательного представления – за хорошую цену, разумеется. Тунде с Маликом уже битый час «прочесывали мелким бреднем» ряды этого торжища в поисках хоть чего-нибудь сто́ящего. Раньше это уже успел проделать Халиль, но удалился сердитый, мрачный, несолоно хлебавши и бормоча что-то о «грифах ценою в царский замок». Деделе сразу после церемонии уползла куда-то зализывать раны, и ее с тех пор никто не видел. Дрисс тоже умчался сломя голову неизвестно куда, да и боги с ним.
– Когда ты был маленький, твои родители не искали без конца в тебе какой-нибудь особый талант, чтобы потом раздувать щеки перед толпой дядюшек и тетушек? Меня вот на балафоне[30] заставляли играть – я проклятые палочки если из рук и выпускал, то только по ночам!
– Родители разные бывают, – вмешалась Лейла, прислонившись спиной к шесту торговой палатки. – Некоторые предпочитают тратиться на вещи посерьезнее, чем балафон.
Отчаянно сражаясь, Карина все-таки невольно улыбнулась такой великолепной самоуверенности – при других обстоятельствах они с этой девицей, глядишь, и подружились бы.
– А я просто азартная. Да и ты, дорогая будущая супружница, скажи-ка: с каких пор истинные победители Огня боятся биться об заклад?
Представители Огненного знака считались самыми отчаянными. Он сподвигал своих детей на безумные авантюры. Колкость сработала в точности так, как задумала Карина. Деделе отшатнулась, высоко подняв жезл и раздувая ноздри.
– Принято! – С этим криком и с новой, утроенной энергией она снова рванула в бой.
Карина откатилась в сторону кубарем. Так. Надо подумать, какую тактику боя теперь избрали бы Пустельга или Ханане… Но некогда – Деделе опять в атаке. На сей раз удар оказался таким мощным, что принцессин жезл отлетел на несколько метров прочь. А победительница Огня, хоть ее соперница и осталась безоружной, не унималась – выпады продолжали сыпаться, как из дырявого ведра. Вся поверхность Карининой кожи превратилась под бурным натиском Огненной победительницы в лоскутное одеяло из синяков от пропущенных «туше́». Измученная девушка попыталась поднять жезл, но ее намерение было решительно пресечено встречным тычком в живот, после которого она упала на центр круга и покатилась в сторону. Вот уже до мелового круга остаются считаные сантиметры…
– Сдаешься? – взревела рожденная под знаком Огня.
– Тусешти, вакама, вакама! Тусешти, вакама, вакама!
Все части Карининого тела кричали от боли. К тому же открылась рана на голове, и кровь залила глаза.
Она неспособна добиться повиновения от Совета.
Она неспособна победить в детской спортивной игре.
Никогда ей не стать и вполовину такой же сильной царицей, какой была мама. Скорее бы Деделе добила ее.
Огненная победительница ткнула принцессу жезлом в грудь, но недостаточно сильно, чтобы вытолкнуть за ограничительную линию. Собственно, она могла закончить партию уже несколько «ходов» назад, но, видимо, ей хотелось еще немного поиграть со своей жертвой, как кошке с мышью, и мысль об этом жгла эту самую жертву сильнее, нежели раны и ссадины.
– От дочери славной Пустельги я ожидала драки позабористей. – Голос Деделе почти тонул в грохоте приветственных криков с трибун. – А будущая султанша Зирана оказалась жалким тепличным цветочком посреди родной пустыни. Ни силы, ни воли, ни толку, ни проку.
Что-то глубоко внутри Карины оборвалось.
С каким-то первобытным ревом она взметнула вверх руку – как раз в тот самый момент, когда торжествующая соперница собралась нанести решающий удар. Оглушительный треск сотряс всю арену. Жезл Деделе переломился надвое. Воспользовавшись секундным замешательством грозной неприятельницы, Карина прямо в воздухе, не давая упасть жезлу, подхватила один из обломков, раскрутилась на месте и отбросила вторую, упавшую часть далеко за пределы игрового круга.
Затем, позабыв о коварном Совете, о маме и сестре, обо всем на свете, кроме живой цели перед собой, она бросилась в атаку. Теперь Карина сражалась с отчаянием обреченной, которой нечего терять, – удары наносила невпопад, во все стороны и оттого совершенно непредсказуемо, слишком быстро, резко и неотразимо с точки зрения обычной техники защиты в вакаме.
По лицу Деделе поползла тревога – она оказалась вынуждена перейти к глухой обороне. Теперь уже ей приходилось с трудом отбиваться от натиска противницы.
В движениях Карины, в отличие от движений ее соперницы, не было ни грации, ни продуманного плана – ничего, кроме чистой, беспримесной ярости, гнавшей ее вперед. К тому же шел день Ветра, день ее Сигизии. Значит, сегодня победительница – она, и только она.
Наконец Карина попала своим «полужезлием» по правому уху Деделе, а затем сразу в живот. Та взвыла и сделала попытку полоснуть принцессу по груди, но та отскочила за пределы широкой дуги этого выпада и, используя силу инерции, развернулась за спиной у избранницы Огненного божества.
Карине казалось, что это Комета Баии бьется у нее в груди. На какое-то мгновение с беспредельной четкостью она как бы увидела всю сцену со стороны – себя, спортивную арену, зрителей, словно объединенных таинственной энергией в некую общую сеть невидимых нитей.
Принцесса взглянула на небо с надеждой – где бы ни была сейчас мама, она смотрит, она видит – и обрушила свой странный снаряд на голову Деделе. Та с лицом, залитым кровью, отлетела назад. На несколько метров за пределы круга.
Над потрясенным стадионом воцарилась тишина. Кровь, пот и песок застилали глаза Карины, но она заставила себя расправить плечи и гордо предстать перед всеми этими тысячами глаз во всей красе.
Потом принцесса жезлом указала в сторону ложи Совета:
– Насколько можно судить, Великая визирша слегка переоценила «бремя» возложенных на меня «многочисленных иных обязанностей»! – прокричала она, превозмогая боль, которой каждое слово отзывалось внутри нее.
В ответ после краткой паузы донеслось одинокое «браво», тут же потонувшее во всеобщем реве трибун. И скоро со всех концов Зирана все, от мала до велика, от несмышленых младенцев до дряхлых стариков, громогласно приветствовали принцессу-триумфатора.
Не Пустельгу.
Не Ханане.
Ее, и именно ее.
Карина подхватила с арены вторую половину переломленного жезла Деделе и воздела высоко над головой – словно воин, вернувшийся из боя с победой. И под все усиливающийся рев толпы купалась, купалась, купалась в лучах заслуженного успеха, наслаждалась и наслаждалась ошеломленными минами членов Совета…
Испокон веков Алахари правили Зираном. Он принадлежит им. Так было и так будет, пока бьется сердце Карины.
Тот, кто захочет отнять у нее город, скоро узнает, что у дочери славной Пустельги выросли собственные когти.
19. Малик
Она была в его руках.
Малик почти час провел наедине с принцессой Кариной. Достаточно было руку протянуть, чтоб к ней прикоснуться. Да он и прикасался, несколько раз, пока зашивал платье!
Великая Мать буквально на серебряном блюдечке преподнесла ему шанс расправиться с проклятой девицей, а он упустил его, сам того не заметив.
И вот теперь вместе с «товарищами» – другими победителями – он стоит под одной из трибун стадиона и как завороженный, сам еще не в силах осознать только что произошедшее, смотрит на Карину, с ног до головы залитую кровью.
– Она всегда была такой? В смысле – когда вы… встречались? – прошептал Малик минуте на десятой непрекращающегося шума оваций.
– Да нет, не совсем… – В голосе Тунде звучал даже какой-то трепет, а взгляд его не отрывался от знакомой фигуры.
В народе Карина обычно считалась этакой вялой изнеженной ленивицей, но этот образ явно противоречил тому, что предстал Малику минувшей ночью – образу смелой спасительницы незнакомых юношей от облавы, к тому же готовой рискнуть жизнью, чтобы в зародыше погасить уличные беспорядки.
А оба эти образа, в свою очередь, противоречили третьему – грозной воительнице, которая покидает арену, оставляя за собой следы крови, своей и поверженной неприятельницы.
Однако противнее всего было то, что Малик больше не мог воспринимать Карину как просто цель, мишень без души и мыслей. Теперь он знал, что она не умеет шить. Страдает с детства ужасными головными болями. Что смех у нее – как легкий ветерок жарким днем. Что загадки разгадывать – совсем не умеет.
Она стала для него человеком. Набраться смелости и уничтожить абстрактную идею – и то сложно. Убить живую личность казалось невозможным.
Через некоторое время принцесса вернулась на арену в новых, чистых одеждах – «боевой» пучок волос она, впрочем, не распустила. Малик так на нее засмотрелся, что поначалу даже не заметил, как Верховные жрицы в полном составе подают со специального подиума сигналы ему самому и другим победителям.
– Пошли скорей! – Тунде подтолкнул его вперед, и толчок этот – довольно чувствительный – вернул парня к реальности.
Наступило время второго испытания.
Под овации – значительно, впрочем, более жидкие, чем выпавшие на долю Карины, – победители высыпали на арену. Глаза Малика встретились с глазами принцессы, и она широко распахнула их от удивления – узнала, конечно же. Он, в свою очередь, сердито поморщился; из-за глупой случайности эффект неожиданности – единственное преимущество, на какое юноша мог рассчитывать, – оказался ему больше недоступен. Каринино лицо тоже слегка потемнело, но все же она коротко улыбнулась ему перед тем, как обернуться к публике.
– Приношу свои извинения за опоздание. Меня задержала какая-то мелочь, – прокричала она, и трибуны ответили новым восторженным ревом.
Яд и скепсис по отношению к царской семье, который видел Малик накануне, как будто выветрились – их сменило искреннее и беспримесное восхищение юной девой, которая не побоялась и сумела показать свое достоинство и силу целому городу.
Принцесса продолжила:
– А сейчас, прежде чем мы все удалимся на полуденную трапезу, я оглашу правила второго испытания!
Она хлопнула в ладоши, и двое слуг выкатили на середину арены массивную деревянную коробку.
– Пытаясь найти путь к освобождению плененных богов, моя великая прародительница Баия однажды столкнулась с необходимостью пересечь владения Ябисси, Девятиглавой Газели. Когда Бабушка попросила у нее на то разрешения, Ябисси отвечала так: «Я живу так давно, что звезды успевали позабыть свои имена, а Солнце отклонялось от своего пути навстречу Луне. Но за все эти годы ничто и никогда не служило источником радости для всех моих голов сразу, и ни от чего не светились весельем все восемнадцать глаз моих. Доставь мне эту радость, зажги во мне это веселье, и я дарую тебе право свободного прохода по землям моим». И тогда Бабушка Баия затянула песнь. И говорят, голос ее был так прекрасен и так чаровал слух, что из всех восемнадцати глаз Ябисси текли слезы счастья, и подарила Газель моей праматери один из своих драгоценных рогов, и рог этот образовал древко прославленного копья ее… И это, о победители, ваша задача на втором испытании: почтите мудрую Газель, исполните снова просьбу Ябисси, обращенную некогда к Бабушке Баие, – покажите нам представление, которое истинно дарует радость. И помните: потешить придется вам не девять голов, а сразу пятьдесят тысяч. Вам все понятно?
– Нам все понятно! – хором выкрикнули победители.
Малик тяжело сглотнул, сразу преисполнившись ненависти к смыслу и пафосу данного «соревнования».
Карина жестом пригласила Дрисса подойти к коробке.
– Прошу, достань любой предмет.
Дрисс подчинился и через секунду извлек великолепную изогнутую такубу[28] с инкрустированной рубинами золотой рукоятью. Затем и остальные победители запустили руку в коробку – кому достались штуки роскошные, вроде серебряного зеркала, сверкавшего волшебным, словно лунным, светом, а кому, мягко говоря, прозаические – например, Тунде выудил корзинку для хлеба.
Малик стоял последним в очереди и, когда она подошла, все еще колебался. Вдруг там осталось еще какое-нибудь холодное оружие и он от волнения отчекрыжит себе пальцы? Но делать нечего – зажмурился и принялся шарить внутри коробки. Сперва его ладонь наткнулась на что-то твердое, затем на скользко-податливое, затем на какую-то кучку склеенных между собой меховых шариков (лучшего сравнения в голову не пришло) и, наконец, на что-то приятное на ощупь, мягкое. Малик вытащил руку из коробки, сжимая в ней простую дорожную кожаную суму с давно уже выцветшим шитьем по бокам – очень похожую на его собственную, старую, утраченную. Трибуны даже не захлопали. Юноша вспыхнул от смущения и растерянности.
Впрочем, ему ничего не оставалось, кроме как со своей жалкой «добычей» вернуться в шеренгу победителей.
Карина заговорила снова:
– На закате солнца мы вновь соберемся здесь, и каждый из вас в порядке текущей турнирной таблицы покажет действо со своим только что извлеченным из коробки предметом. Любые другие предметы использовать разрешается, выводить на сцену других людей – нет. Публика выберет из этих представлений то, которое наиболее ей понравится. Те двое из пяти участников, что получат меньше всего голосов, выбывают из дальнейших соревнований.
Деделе была тише воды ниже травы, что было для нее весьма нехарактерно. После недавнего разгрома плечи ее поникли. Малик заметил, как во время партии они с Кариной время от времени перебрасывались репликами, и совсем не отказался бы узнать, что такого страшного услышала Огненная победительница, что впала в отчаяние.
– Я желаю успеха вам всем! – возгласила Карина.
Малик вместе с остальными поспешил прочь с арены, сразу выбросив из головы все мысли о янтарных очах на окровавленном лице.
Раньше он вообще никогда не выступал перед аудиторией, если не считать случая в совсем уж раннем детстве, когда Нана «всунула» его в костюм ягненка и заставила сплясать перед своими подругами. Даже своего дара рассказчика Малик не испытывал в собраниях более многочисленных, чем компания из сестер и домашних животных на старой ферме. И вот теперь придется сыграть для пятидесяти тысяч человек сразу. И не просто сыграть, а сделать это настолько блестяще, чтобы убедить всю эту ораву оставить его на следующий тур.
– Не смогу, – простонал Малик, уронив лицо в ладони.
– С таким настроением, при таком подходе? Конечно, не сможешь! – согласился Тунде, внимательно изучая калебас[29] с ярлычком «Вся Премудрость Мира». Затем, осклабившись, он отбросил странную вещь в сторону. – Интересно, у них все такое бессмысленное и бесполезное?!
Не успели отзвучать фанфары, извещавшие о начале второго испытания, как перед Лазурным садом уже раскинулся импровизированный блошиный рынок. Масса народа стремилась продать победителям «реквизит» для сногсшибательного представления – за хорошую цену, разумеется. Тунде с Маликом уже битый час «прочесывали мелким бреднем» ряды этого торжища в поисках хоть чего-нибудь сто́ящего. Раньше это уже успел проделать Халиль, но удалился сердитый, мрачный, несолоно хлебавши и бормоча что-то о «грифах ценою в царский замок». Деделе сразу после церемонии уползла куда-то зализывать раны, и ее с тех пор никто не видел. Дрисс тоже умчался сломя голову неизвестно куда, да и боги с ним.
– Когда ты был маленький, твои родители не искали без конца в тебе какой-нибудь особый талант, чтобы потом раздувать щеки перед толпой дядюшек и тетушек? Меня вот на балафоне[30] заставляли играть – я проклятые палочки если из рук и выпускал, то только по ночам!
– Родители разные бывают, – вмешалась Лейла, прислонившись спиной к шесту торговой палатки. – Некоторые предпочитают тратиться на вещи посерьезнее, чем балафон.