Переступить черту
Часть 14 из 15 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Холлер сказал, что не знает.
13
После тюремного завтрака, состоявшего из пародии на сэндвич и яблока, Холлер был голоден как волк, но прежде, чем утолять голод, он хотел получить обратно свой автомобиль и телефон.
Аронсон отправилась в суд по делам, а Босх повез брата в полицейский гараж в Голливуде, куда поместили «линкольн» адвоката. По пути Холлер рассказал о том, как происходило его задержание, и выразил уверенность, что полицейские в штатском, осуществившие это, сидели в засаде, ожидая его. Однако, по мнению Босха, ничто в рассказе не подтверждало такие выводы, и он подумал, что это нечто вроде мании преследования. Правда, было странно, что остановили его офицеры в штатском. Может быть, Холлер что-то натворил и привлек внимание полиции нравов?
Гараж принадлежал фирме «Голливуд тау», базировавшейся на Мэнсфилд-авеню. Холлер уплатил без возражений сумму выкупа, и служащий вручил ему ключи от машины. Посмотрев на них удивленно, адвокат спросил его:
– Вы что, залезали внутрь?
Заглянув в документ, только что подписанный Холлером, служащий ответил:
– Нет, сэр, замков мы не взламывали. Тут написано, что автомобиль был доставлен незапертым. Мы следим за этим, сэр. Если у вас есть возражения, можете написать жалобу, я дам вам бланк.
– Ага, они только этого и ждут. Вот что, скажите лучше, где мой автомобиль?
– Двадцать третий участок. По главному проходу слева.
Босх пошел вместе с Холлером. Подойдя к машине, Микки прежде всего схватил лежавший на переднем сиденье телефон, проверяя, все ли в порядке. Но кто мог сделать что-нибудь с заблокированным аппаратом, не зная пароля? Затем он открыл багажник и просмотрел картотеку, чтобы удостовериться, что документы на месте, после чего взял с заднего сиденья портфель и, поставив его на крышу автомобиля, тоже проверил содержимое.
– У них было полно времени, чтобы скопировать все, что угодно, – заметил он.
– «У них»? У кого? – спросил Босх.
– У копов, которые меня подловили. Или у тех, кто их послал.
– Ты уверен, что все так и было?
– А как еще это могло быть?
– По-моему, у тебя разыгралось воображение. Ты ведь перед этим пил в баре часа три, наверное.
– Я пил понемногу, владел собой и вел автомобиль абсолютно нормально. Когда меня остановили, я вылез из машины и закрыл ее, оставив ключи внутри. А этот человек говорит, что она была доставлена незапертой. Что это значит, по-твоему?
Босх ничего не ответил. Холлер защелкнул портфель и взглянул на брата.
– Давай-ка, Гарри, переключимся на более приятные вещи – пора что-нибудь съесть. Умираю от голода.
Когда он опускал крышку багажника, Босху бросился в глаза номерной знак: «ГУЛЯЕМ», и мелькнула мысль, что ему никогда не хотелось прокатиться в «линкольне» Холлера.
* * *
Они отправились, каждый на своей машине, в закусочную «Пинкс» на Ла-Бреа-авеню. Время ланча еще не наступило, и очередь была вполне умеренной. Взяв подносы с едой, они сели за столик в дальнем зале. Холлер набросился на метровый хот-дог, а Босх тем временем рассказал ему о встрече с Да’Куаном Фостером и об откровениях последнего по поводу алиби. Холлер не вступал в разговор, пока не прикончил бутерброд.
– Трудно поверить, что он смертельно боялся раскрытия этого секрета и готов был скорее сидеть в тюрьме за убийство, – заметил Босх.
– Ну, гордость не позволяла признаться, – сказал Холлер. – Он занимал определенное положение в обществе, приобрел репутацию. Жена, дети. Он не хотел потерять все это. И потом, знаешь, когда человек невиновен, он думает, что все как-нибудь обойдется, справедливость сама собой восторжествует, – верит в подобную чушь. Даже бывшие гангстеры вроде него лелеют фантазии.
Босх пододвинул Холлеру свой нетронутый хот-дог.
– Все это абсурд, – пробурчал он.
– Разумеется.
– Я имею в виду не торжество справедливости, а твои хитрости.
– Мои хитрости? Какие хитрости?
– Все это было подстроено. Ловушка для меня.
– Не понимаю.
– Ты, Мик, очень ловко пустил меня по следу. Дал мне понюхать приманку, зная, что я обязательно дойду в конце концов до городской тюрьмы и поговорю с Да’Куаном. Ты знал не только о свидетеле, опровергающем алиби Фостера, но и о том, где он был в это время. Знал, а мне не сказал.
Холлер, откусивший большой кусок второго бутерброда, попытался улыбнуться с полным ртом, но у него это плохо получилось. Прожевав, он стер горчицу с губ салфеткой.
– Когда будешь делиться со мной хот-догом в следующий раз, не добавляй, пожалуйста, столько горчицы.
– Ладно, запомню. Но не увиливай. Чего я не понимаю, так это почему Да’Куан, уже рассказав тебе правду о своем алиби, пытался обмануть меня на этот счет?
– Ну, может, он сначала боялся открыться тебе и проверял, стоит ли это делать.
– Опять какой-то вздор! Почему тогда ты ничего не сказал? Тоже проверял, можно ли мне доверять?
– Нет, конечно. Я хотел, чтобы ты вник в это дело самостоятельно и стал нашим независимым сотрудником.
– Независимым сотрудником? Чушь. Ты просто использовал меня.
– Возможно, и использовал. Но еще и дал тебе шанс.
– Какой шанс?
– Ты следователь по делам об убийствах. В Управлении полиции Лос-Анджелеса решили, что больше не нуждаются в твоих услугах. Но многим людям и организациям очень нужен опытный детектив.
Босх покачал головой и, положив руки на стол, подался к Холлеру:
– Почему же ты сразу не выложил мне все как есть, чтобы я сам сделал свой выбор?
– Ха! Прямо так и сказать тебе, что моего клиента обвиняют в зверском убийстве, какого город не видел с тех пор, как зарезали Николь Симпсон, что его ДНК совершенно случайно попала в тело жертвы и что он придумал себе фиктивное алиби, потому что его настоящее алиби состояло в том, что он провел ночь в мотеле с трансвеститом по прозвищу Синди? Да-а, представляю, какова была бы твоя реакция, если бы я выложил тебе все это сразу!..
Босх промолчал, чувствуя, что это еще не все. И он был прав.
– …А самое забавное заключается в том, что это невообразимое алиби теперь невозможно доказать, потому что, прежде чем я успел добраться до Синди, в одном из переулков Голливуда был обнаружен его труп.
Босх навострил уши. Еще один секрет Фостера, о котором он умолчал.
– Когда это произошло?
– В марте.
– До того, как Фостера арестовали по делу Паркс, или после?
– После.
– А точнее?
– Вроде бы через несколько дней.
Босх задумался, затем спросил:
– Кого-нибудь задержали?
– Когда я пытался выяснить это, подозреваемых не было. Как сейчас – не знаю. Поэтому, Гарри, мне и нужен детектив с опытом расследования убийств. Сиско начал было вникать в суть вопроса, но неудачно приземлился на мотоцикле и вышел из строя.
– Надо было рассказать мне все это.
– Вот я и рассказал.
– Я должен был узнать раньше.
– Ну, узнал теперь. Так ты берешься за это дело или нет?
14
Босх привык к мысли, что скоро умрет. Не то чтобы что-то угрожало ему извне или подвело здоровье. Нет, он был в отличной форме для своего возраста. Много лет назад он расследовал убийство, связанное с кражей радиоактивного материала. Он облучился; его лечили, после чего дважды в год – а в последнее время раз в год – проверяли рентгеном, и всякий раз рентгенограмма не выявляла никаких отклонений от нормы. Ни этот случай, ни какие-либо другие инциденты, произошедшие за тридцать с лишним лет его службы в полиции, не давали оснований думать о смерти.
Эта мысль была связана с его дочерью. Босх приступил к выполнению родительских обязанностей с опозданием. Он даже не знал о существовании Мэдди, пока ей не исполнилось четыре года, а жить у него она начала лишь в тринадцать лет. Это произошло всего пять лет назад, но за это время Босх сделал открытие, что родители видят своих детей не только такими, каковы они в настоящий момент, но и такими, какими они должны стать – как надеются родители – в будущем: жизнерадостными, нашедшими свое призвание, свободными. Такое ощущение возникло у Босха не сразу, но довольно скоро после переезда Мэдди к нему. Закрывая глаза ночью, он видел ее выросшей, красивой и уверенной в себе, счастливой, здоровой и бесстрашной.
Прошло время, она достигла того возраста, в котором он представлял ее себе. И тут его воображение перестало рисовать ее в будущем. Он решил, что кто-то из них двоих не доживет до того времени и он не увидит ее такой. Он не хотел, чтобы умерла она, и предпочитал думать, что на этом свете уже не будет его.
13
После тюремного завтрака, состоявшего из пародии на сэндвич и яблока, Холлер был голоден как волк, но прежде, чем утолять голод, он хотел получить обратно свой автомобиль и телефон.
Аронсон отправилась в суд по делам, а Босх повез брата в полицейский гараж в Голливуде, куда поместили «линкольн» адвоката. По пути Холлер рассказал о том, как происходило его задержание, и выразил уверенность, что полицейские в штатском, осуществившие это, сидели в засаде, ожидая его. Однако, по мнению Босха, ничто в рассказе не подтверждало такие выводы, и он подумал, что это нечто вроде мании преследования. Правда, было странно, что остановили его офицеры в штатском. Может быть, Холлер что-то натворил и привлек внимание полиции нравов?
Гараж принадлежал фирме «Голливуд тау», базировавшейся на Мэнсфилд-авеню. Холлер уплатил без возражений сумму выкупа, и служащий вручил ему ключи от машины. Посмотрев на них удивленно, адвокат спросил его:
– Вы что, залезали внутрь?
Заглянув в документ, только что подписанный Холлером, служащий ответил:
– Нет, сэр, замков мы не взламывали. Тут написано, что автомобиль был доставлен незапертым. Мы следим за этим, сэр. Если у вас есть возражения, можете написать жалобу, я дам вам бланк.
– Ага, они только этого и ждут. Вот что, скажите лучше, где мой автомобиль?
– Двадцать третий участок. По главному проходу слева.
Босх пошел вместе с Холлером. Подойдя к машине, Микки прежде всего схватил лежавший на переднем сиденье телефон, проверяя, все ли в порядке. Но кто мог сделать что-нибудь с заблокированным аппаратом, не зная пароля? Затем он открыл багажник и просмотрел картотеку, чтобы удостовериться, что документы на месте, после чего взял с заднего сиденья портфель и, поставив его на крышу автомобиля, тоже проверил содержимое.
– У них было полно времени, чтобы скопировать все, что угодно, – заметил он.
– «У них»? У кого? – спросил Босх.
– У копов, которые меня подловили. Или у тех, кто их послал.
– Ты уверен, что все так и было?
– А как еще это могло быть?
– По-моему, у тебя разыгралось воображение. Ты ведь перед этим пил в баре часа три, наверное.
– Я пил понемногу, владел собой и вел автомобиль абсолютно нормально. Когда меня остановили, я вылез из машины и закрыл ее, оставив ключи внутри. А этот человек говорит, что она была доставлена незапертой. Что это значит, по-твоему?
Босх ничего не ответил. Холлер защелкнул портфель и взглянул на брата.
– Давай-ка, Гарри, переключимся на более приятные вещи – пора что-нибудь съесть. Умираю от голода.
Когда он опускал крышку багажника, Босху бросился в глаза номерной знак: «ГУЛЯЕМ», и мелькнула мысль, что ему никогда не хотелось прокатиться в «линкольне» Холлера.
* * *
Они отправились, каждый на своей машине, в закусочную «Пинкс» на Ла-Бреа-авеню. Время ланча еще не наступило, и очередь была вполне умеренной. Взяв подносы с едой, они сели за столик в дальнем зале. Холлер набросился на метровый хот-дог, а Босх тем временем рассказал ему о встрече с Да’Куаном Фостером и об откровениях последнего по поводу алиби. Холлер не вступал в разговор, пока не прикончил бутерброд.
– Трудно поверить, что он смертельно боялся раскрытия этого секрета и готов был скорее сидеть в тюрьме за убийство, – заметил Босх.
– Ну, гордость не позволяла признаться, – сказал Холлер. – Он занимал определенное положение в обществе, приобрел репутацию. Жена, дети. Он не хотел потерять все это. И потом, знаешь, когда человек невиновен, он думает, что все как-нибудь обойдется, справедливость сама собой восторжествует, – верит в подобную чушь. Даже бывшие гангстеры вроде него лелеют фантазии.
Босх пододвинул Холлеру свой нетронутый хот-дог.
– Все это абсурд, – пробурчал он.
– Разумеется.
– Я имею в виду не торжество справедливости, а твои хитрости.
– Мои хитрости? Какие хитрости?
– Все это было подстроено. Ловушка для меня.
– Не понимаю.
– Ты, Мик, очень ловко пустил меня по следу. Дал мне понюхать приманку, зная, что я обязательно дойду в конце концов до городской тюрьмы и поговорю с Да’Куаном. Ты знал не только о свидетеле, опровергающем алиби Фостера, но и о том, где он был в это время. Знал, а мне не сказал.
Холлер, откусивший большой кусок второго бутерброда, попытался улыбнуться с полным ртом, но у него это плохо получилось. Прожевав, он стер горчицу с губ салфеткой.
– Когда будешь делиться со мной хот-догом в следующий раз, не добавляй, пожалуйста, столько горчицы.
– Ладно, запомню. Но не увиливай. Чего я не понимаю, так это почему Да’Куан, уже рассказав тебе правду о своем алиби, пытался обмануть меня на этот счет?
– Ну, может, он сначала боялся открыться тебе и проверял, стоит ли это делать.
– Опять какой-то вздор! Почему тогда ты ничего не сказал? Тоже проверял, можно ли мне доверять?
– Нет, конечно. Я хотел, чтобы ты вник в это дело самостоятельно и стал нашим независимым сотрудником.
– Независимым сотрудником? Чушь. Ты просто использовал меня.
– Возможно, и использовал. Но еще и дал тебе шанс.
– Какой шанс?
– Ты следователь по делам об убийствах. В Управлении полиции Лос-Анджелеса решили, что больше не нуждаются в твоих услугах. Но многим людям и организациям очень нужен опытный детектив.
Босх покачал головой и, положив руки на стол, подался к Холлеру:
– Почему же ты сразу не выложил мне все как есть, чтобы я сам сделал свой выбор?
– Ха! Прямо так и сказать тебе, что моего клиента обвиняют в зверском убийстве, какого город не видел с тех пор, как зарезали Николь Симпсон, что его ДНК совершенно случайно попала в тело жертвы и что он придумал себе фиктивное алиби, потому что его настоящее алиби состояло в том, что он провел ночь в мотеле с трансвеститом по прозвищу Синди? Да-а, представляю, какова была бы твоя реакция, если бы я выложил тебе все это сразу!..
Босх промолчал, чувствуя, что это еще не все. И он был прав.
– …А самое забавное заключается в том, что это невообразимое алиби теперь невозможно доказать, потому что, прежде чем я успел добраться до Синди, в одном из переулков Голливуда был обнаружен его труп.
Босх навострил уши. Еще один секрет Фостера, о котором он умолчал.
– Когда это произошло?
– В марте.
– До того, как Фостера арестовали по делу Паркс, или после?
– После.
– А точнее?
– Вроде бы через несколько дней.
Босх задумался, затем спросил:
– Кого-нибудь задержали?
– Когда я пытался выяснить это, подозреваемых не было. Как сейчас – не знаю. Поэтому, Гарри, мне и нужен детектив с опытом расследования убийств. Сиско начал было вникать в суть вопроса, но неудачно приземлился на мотоцикле и вышел из строя.
– Надо было рассказать мне все это.
– Вот я и рассказал.
– Я должен был узнать раньше.
– Ну, узнал теперь. Так ты берешься за это дело или нет?
14
Босх привык к мысли, что скоро умрет. Не то чтобы что-то угрожало ему извне или подвело здоровье. Нет, он был в отличной форме для своего возраста. Много лет назад он расследовал убийство, связанное с кражей радиоактивного материала. Он облучился; его лечили, после чего дважды в год – а в последнее время раз в год – проверяли рентгеном, и всякий раз рентгенограмма не выявляла никаких отклонений от нормы. Ни этот случай, ни какие-либо другие инциденты, произошедшие за тридцать с лишним лет его службы в полиции, не давали оснований думать о смерти.
Эта мысль была связана с его дочерью. Босх приступил к выполнению родительских обязанностей с опозданием. Он даже не знал о существовании Мэдди, пока ей не исполнилось четыре года, а жить у него она начала лишь в тринадцать лет. Это произошло всего пять лет назад, но за это время Босх сделал открытие, что родители видят своих детей не только такими, каковы они в настоящий момент, но и такими, какими они должны стать – как надеются родители – в будущем: жизнерадостными, нашедшими свое призвание, свободными. Такое ощущение возникло у Босха не сразу, но довольно скоро после переезда Мэдди к нему. Закрывая глаза ночью, он видел ее выросшей, красивой и уверенной в себе, счастливой, здоровой и бесстрашной.
Прошло время, она достигла того возраста, в котором он представлял ее себе. И тут его воображение перестало рисовать ее в будущем. Он решил, что кто-то из них двоих не доживет до того времени и он не увидит ее такой. Он не хотел, чтобы умерла она, и предпочитал думать, что на этом свете уже не будет его.