Переплёт

— Только жаль, что... — Эмметт переминается с ноги на ногу. — Прости меня.

— He надо. — Опустошаю флягу, и последние капли обжигают горло.

— Я не могу здесь оставаться, Люциан.

Слышу ли я голос Генри в налетевшем порыве ветра или мне только кажется? Откидываю голову назад и разглядываю кованую решетку на потолке крытой галереи, запачканные сажей стекльппки замысловатой формы. Прямо над нами стекло пробито. Трещины расходятся в форме звезды. — Что ж, тогда желаю тебе удачи.

— Да.

Я протягиваю руку.

— Спасибо, что попытался мне помочь.

— Да. — Он шумно сглатывает слюну и берет меня за руку. Мы оба в перчатках. На его пальце кольцо; оно впивается мне в ладонь. Рана болит. Когда Эмметт разжимает руку и делает шаг назад, боль не утихает, а поднимается выше, словно кто-то натягивает веревку. Веревка цепляется за мое сердце, и петля затягивается.

— Прощай, Эмметт.

Он кивает. И продолжает кивать. Я убираю флягу в карман. Я сильно замерз. Мимо пробегает ребенок: он катит рядом с собой обруч и заливается смехом. Чопорная гувернантка в траурном наряде ступает позади, отставая на несколько шагов.

Фармер не прощается. Он смотрит мне в глаза еще немного. Затем разворачивается и идет по галерее прочь от меня.

Я закрываю лицо рукой. Должно быть, со стороны кажется, будто я плачу. Но сейчас это уже неважно.

Надо было мне остаться в ратуше. Сейчас все бы уже закончилось.

Кожа под рубашкой чешется. Я натер ноги. Изо рта пахнет бренди. Я не завтракал, и алкоголь ударяет в голову. Я мог бы заложить часы, пойти в паб и напиться. А потом утопиться в реке. Но нет, конечно же я этого не сделаю. Я пойду домой. Когда я уходил из дома утром, цветочные гирлянды на лестнице уже пожухли, красные лепестки осыпались на пол. Пустые комнаты, мертвые цветы.

— Подожди. Подожди! — Кто-то бежит по галерее и окликает меня. Я открываю глаза. Калейдоскоп красок кружится перед глазами. Я моргаю. Это Фармер.

Он бросает свой мешок под ноги и хватает меня за плечи.

— Что ты сказал?

— Что? Когда?

— Ты сказал, что кто-то прочел твою книгу. Я пытаюсь сбросить его руки, но он сильнее меня. — Да. Лорд Лэтворти. И мне стало так...

— Значит, лорд Лэтворти. Лорд Лэтворти читал твою книгу. Ты уверен?

— Да.

Его глаза округляются, он смотрит сквозь меня. Кровь пульсирует в моих жилах.

— И он был там? На твоей свадьбе? Он сейчас там? — Эмметт указывает на ратушу.

— Да. А что?

Он ударяет себя по лбу.

— Какой же я дурак! Пойдем. Я знаю, где он живет. Я не сразу понимаю, что он имеет в виду.

— Он читал мою книгу, но это вовсе не значит, что она у него.

— Я сам отвез ему коробки. Я должен был догадаться! — Он выдыхает, почти смеясь, и хватает меня за запястье. — Не спорЬ; Люциан. — Он бежит и тянет меня за собой, а я чуть не поскальзываюсь. — Пойдем. У нас мало времени.

XXVII

Двуколка высаживает нас у ворот особняка Лэтворти. Дом стоит примерно в миле от города. От дороги его отгораживает каменная стена, утыканная чугунными остриями. За воротами виден парк и дом на пригорке. На присыпанной снегом лужайке высятся облетевшие дубы. Массивные чугунные ворота украшены ковкой в виде листьев и плодов. На фоне черно-белого пейзажа они кажутся пародией на лето.

Мы останавливаемся. Внезапно меня охватывает паника. Мои карманы пусты: в них только фляга и часы. Но Фармер опережает меня и платит кучеру. Двуколка уезжает. Фармер ловит мой взгляд и, не говоря лишних слов, тянется в карман и протягивает мне монету — полкроны.

— Мне не нужны твои деньги.

Затем смеется, переворачивает ладонь, и монета падает в канаву. Застряв в полурастаявшем грязном сугробе, она лежит ребром вверх, почти невидимая. Я замечаю в Фармере перемену: даже когда он не улыбается, его глаза сияют. Но он ничего не говорит, лишь просит меня поторопиться. — Какой у нас план? — спрашиваю я.

— Проникнуть в дом. Найти твою книгу. И выбраться оттуда, пока лорд Лэтворти не вернулся со свадьбы.

Быть может, Лэтворти уже на пути домой. Скоро ли он приедет? Я представляю, что сейчас творится в ратуше, и меня охватьшает беспокойство. Скорее всего гости сейчас переглядьшаются исподтишка. Незаметно улыбаются. Женщины перешептьшаются, склонив головы; кольшхутся цветы и перья на шляпах. Расстроенный Генри возвращается ни с чем, и родственники устраивают военный совет. Мой отец совещается с Ормондами. Допустим, на это уйдет около двадцати минут; потом еще нужно будет объясниться с гостями. Если повезет, те разойдутся не сразу, а захотят обсудить новости. Посплетничать. Построить гипотезы. Позавтракать, раз стол уже накрыт. Ведь некоторые приехали издалека. Я пинаю ногой грязный сугроб, пока ботинок не обрастает снежной коркой. Фармер дотрагивается до моего плеча.

— Не думай об этом.

— Не могу.

— Пойдем. — Он ступает на тропинку, ведущую к дому. По обе стороны от нее раскинулись широкие опустевшие луга. Кучки подтаявшего снега вот-вот поглотит океан бурой травы. Если кто-то сейчас наблюдает за нами из башен, мы как на ладони. Облака нависают над нами, как потолок. Я посматриваю на небо; кажется, будто с каждым мгновением оно опускается все ниже.


Пробраться в дом. Найти книгу. Выбраться. Все очень просто.

Тропинка сворачивает в рощицу и выводит нас на вершину холма. Дом построен из того же темного камня, что и стена. Он похож на крепость. В алебастровом фонтане перед домом нет воды. Фигуры русалок исполосованы зеленой плесенью. Я не поспеваю за Эмметтом.

— Подожди!

— Догоняй. — Он сворачивает влево и огибает дом. Позади — огромный двор и конюшни вдвое больше, чем у моего дяди. Окна смотрят на нас отовсюду. Блестят мокрые булыжники под ногами. В дальнем углу мужчина в рабочей одежде отрывается от своего занятия и смотрит на нас. Я останавливаюсь, оцепенев, но уже через миг он отворачивается и снова принимается поливать двор из ведра. Эмметт окликивает меня.

— В чем дело?

— Он нас видел.

— Пусть. — Он пожимает плечами и идет через двор к двери черного хода. Я следую за ним. Он звонит в колокольчик.

— Эмметт, — я оглядываюсь. В любую минуту нас могут спросить, что мы здесь делаем. Мужчина в углу двора снова смотрит на меня, берет пустое ведро и несет в сарай. Он насвистывает. Свист кажется слишком громким.

Эмметт хмурится.

— В чем дело? — снова спрашивает он.

— Нельзя просто взять, позвонить в колокольчик и спросить разрешения порыться в библиотеке.

— Можно. Поверь.

В коридоре слышатся шаги. Чьи-то подошвы шаркают о камень.

Я оттаскиваю его от двери. Он спотыкается и заваливается вбок.

— Люциан, что ты делаешь?

— Пойдем к парадному входу. Я заболтаю дворецкого. С черного хода нас не пустят.

— Думаешь, увидят твой шикарный жи.\ет и поверят тебе на слово?

— Все лучше, чем пытаться...

Тут дверь распахивается. На пороге стоит служанка в поношенном платье и сером переднике. На ней замызганные хлопковые нарукавники; в руках грязная тряпка.

— Салли, — говорит Эмметт, — помнишь меня? Я помощник де Хэвиленда. На прошлой неделе привез вам коробки.

Служанка таращится на него. Ее рот беззвучно складывается буквой «О » .

Эмметт шагает вперед. Салли взвизгивает и чуть не спотыкается о придверный коврик. Затем, словно почувствовав облегчение, она шепчет:

— Мистер Эмметт?

— Да. Послушай...

— Но вы же умерли! Нам сказали, что вы погибли. Мистер Эннингтри сказал, что в газете написано... Эмметт удивленно моргает.

— Я не умер. Это совершенно точно, — он расставляет руки, и мешок соскальзывает с плеча. — Смотри.

— Но... — Она поджимает губы. Впервые ее взгляд обращается ко мне. Она хмурится и слегка пружинит на месте, словно не зная, делать реверанс или нет. — Тогда ладно... пожалуй... но что вы здесь делаете? Мистер Эннингтри не предупреждал о доставке.

— Салли, слушай. Мне нужно поговорить с лордом Лэтворти. По важному делу.

— Его нет дома. Уехал на свадьбу. — Салли снова косится на меня. Я же воровато вынимаю розу из петлицы и прячу ее в карман.

— Я подожду, проводи нас в библиотеку. Мы не доставим хлопот.

— Но мне нужно сперва спросить мистера Эннингтри... я не могу просто впустить вас в дом, вы всего лишь ученик... то есть, я хочу сказать, даже мистер де Хэвиленд сперва назначал встречу.

— Прошу, Салли, не зови мистера Эннингтри. Это секрет. — Секрет? Меня могут вышвырнуть за такое. — Дело касается переплета. Брось, Салли. Ты знаешь, кто я. Пожалуйста.

Она смотрит на него, хмурится, потом переводит взгляд на меня.

— Нет.

Воцаряется молчание. Салли завязывает тряпку в узел. Я чувствую запах полироли для серебра. В трещины на костяшках пальцев забилась розовая паста. Служанка коротко и с сожалением кивает, глядя в пространство между мной и Эмметтом, и начинает закрывать дверь.

Эмметт ставит ногу в щель между дверью и стеной. — Подожди.

— Простите, мистер Эмметт. Но я не могу.