Перелом

* * *


Руководивший японским десантным корпусом, высаживающимся в Корее, генерал-лейтенант Иноуэ с самого начала был крайне недоволен действиями флота. Планом операции предусматривалось быстрое подавление береговой обороны и овладение Гензаном, где и должны были сразу же начать высадку два полка, а затем в тот же день все остальные части предполагалось высадить в Порту Шестакова. Однако все пошло не так.

Мало того что боевые корабли так и не смогли разрушить самые простые деревоземляные укрепления, построенные русскими на морских подступах к Гензану, и захватить порт, так они еще и не обеспечили безопасность транспортов с войсками. Это привело к потере парохода «Рюхо-мару» с саперным имуществом, наткнувшегося на мину и быстро затонувшего в бухте Часан. После этого все транспорты с грузами пришлось отвести подальше в море.

В итоге вместо удобной оборудованной гавани пришлось высаживать пехоту на голый пляж западного берега залива Ейкован, севернее Порта Лазарева. Это заняло гораздо больше времени, чем планировалось, и позволило русским укрепить еще и сухопутную оборону, стянув отдельные батальоны и роты, до этого рассредоточенные в виде небольших гарнизонов по значительным территориям, в спешно формируемые узлы обороны.

А войска, которые планировалось высадить в Порте Шестакова, из-за неожиданного обстрела с тяжелой русской береговой батареей, как оказалось, уже развернутой на острове Гончарова, пришлось также свозить шлюпками на берег в бухте Ивон-Пакчи, единственной подходящей для этого вне зоны досягаемости этих пушек.

Небольшой рыбацкий городишко с одноименным названием, располагавшийся там, не сильно упрощал процедуру, так как его деревянные пристани годились только для обслуживания небольших судов с осадкой не более двух с половиной метров, а для выгрузки тяжелых грузов и даже полевой артиллерии совершенно не были приспособлены. В итоге после овладения Ивоном оказалось проще построить новый пирс, чем латать уже имевшиеся. Но это заняло почти двое суток даже при тотальной мобилизации всего населения городка и ближайших деревень.

При этом в обоих импровизированных пунктах высадки, помимо огромного неудобства и полного срыва всех графиков развертывания, первые волны десанта угодили под хорошо организованный огонь с берега и понесли неожиданно большие потери. Правда, катастрофы, подобной той, что случилась в Окочи, все же удалось избежать. Пушек у русских здесь было гораздо меньше, и их калибр ограничивался обычными полевыми батареями. В итоге и в Хамхыне, и в Ивоне уже к ночи удалось сбить передовые заслоны, захватив плацдармы, и начать выгрузку тяжелого вооружения.

Несмотря на неизбежные на первых порах трудности, вызванные переправкой на необорудованный берег большой массы войск и снаряжения, японцы смогли с самого начала развить довольно высокий темп наступления из залива Ханхынман в направлении Гензана, вскоре полностью окружив город с суши. Правда, выйти на расстояние видимости самой гавани или на берег бухты Порт Лазарева вблизи Гензана так и не удалось, так же как и овладеть хотя бы одним из многочисленных островов, по которым прошла внешняя линия обороны порта с моря. Понеся новые потери в людях, тральных и высадочных средствах, пришлось ограничиться плотной блокадой.

На восточном плацдарме было спокойнее. Из бухты Ивон-Пакчи пехота уверенно продвигалась к перевалам, с которых дороги спускались в сторону Порта Шестакова, одновременно развивая наступление на север, чтобы остановить подход резервов со стороны залива Посьет. Незначительное сопротивление оказывали только корейские дружины, неизменно отступавшие, как только понимали, что имеют дело с регулярными войсками. Никаких русских частей, за исключением нескольких казачьих разъездов, на первых порах встречено не было.

Снабжение войск пришлось налаживать через временные пристани, постоянно строившиеся и расширявшиеся в районах стоянок пароходов. Хотя оно с самого начала было регулярным и вполне достаточным, компенсировать отсутствие нормального порта могло только до первого крупного шторма, а на дворе уже была осень.

Оконфузившись с захватом портов для проведения операции, флот пытался реабилитироваться, обеспечив армейских тыловиков своими паровыми катерами и малыми гребными судами, таскавшими кинугасы и баркасы с грузами и людьми круглые сутки. Кроме того, боевые корабли всех классов гарантировали надежную охрану караванов судов снабжения и самих захваченных бухт, а вспомогательные суда и даже крейсера с миноносцами активно участвовали в оборудовании береговых батарей и минных заграждений на ближайших подступах.

Благодаря развернутым с самого начала плотным дозорным линиям ни один русский корабль так и не смог приблизиться к пароходным стоянкам, хотя такие попытки неоднократно предпринимались не только миноносцами, но и крейсерами. Кроме того, флот обеспечил плотную блокаду осажденных портов и оборудование мощных защитных минных заграждений.

Все это позволило генералу Иноуэ отправить рапорт об успешной высадке и закреплении на плацдармах уже на третий день поле начала операции. Известия, и в дальнейшем поступавшие от корейского экспедиционного корпуса и прикрывающего его флота в Главную квартиру, неизменно оставались такими же оптимистичными. Все судоходство противника вдоль корейских берегов полностью прекратилось. Попытки радиопереговоров блокированных портов между собой и крепостью Владивосток успешно пресекались, телеграфное сообщение не работало. Господство Страны восходящего солнца в Броутоновом заливе стало абсолютным и круглосуточным.

В Главной квартире эти донесения приняли как должное. Как и предполагалось, активных попыток противодействия со стороны русского флота так и не последовало, что косвенно подтверждало доклады разведки о полной потере боеспособности основных сил Рожественского вследствие накопления повреждений и элементарного износа артиллерии и механизмов. Хотя такая победа была весьма унизительна для японского флота и обошлась непозволительно дорого для всей империи, это все же была победа, и ее плодами надлежало воспользоваться в полной мере.

Имевшиеся тревожные донесения агентуры из Владивостока о подвозе по железной дороге новых стволов главного калибра для эскадры, снятых с кораблей Черноморского флота, стоило учитывать лишь в ближайшей перспективе. По заверениям британских технических консультантов, даже в портах Метрополии для замены главной артиллерии эскадренных броненосцев требовалось по меньшей мере две или даже три недели напряженнейшей работы.

Оснований не доверять их словам не было. По уровню технического развития британский флот вполне оправданно занимал самое передовое место в мире. И если даже англичане в своих прекрасно оборудованных базах не могли сделать этого быстрее, чем говорили, то для русских в их отсталом Владивостоке даже и такие сроки считались недостижимыми. Следовательно, ожидать появления крупных сил их флота в Японском море можно было не ранее начала второй декады октября, а возможно, и еще позже.

Отряд старых броненосцев и миноносцев, так нагло засевший в проливе Цугару, был под постоянным надзором и находился достаточно далеко, поэтому никак не мог серьезно угрожать ближайшим оперативным планам. К тому же постоянно разраставшиеся русские гарнизоны в Цугару и его окрестностях, вместе с захваченными Курильскими островами, прикрывались только этим малочисленным отрядом явно устарелого и не сбалансированного корабельного состава. Поэтому считалось маловероятным, что они покинут свою позицию до завершения эвакуации русских войск хотя бы с Хоккайдо. А никаких сведений даже о ее начале не было.

Вполне благоприятное развитие событий в Корее позволило Главной квартире приступить к окончательному планированию высадки в непосредственной близости от Владивостока, но за пределами его мощных береговых укреплений и минных полей, с последующим прямым выходом к железной дороге в обход крепости. Особенности местной географии вполне позволяли это реализовать.

Уже две недели шло накопление войск в заливе Бакаев, в окрестностях порта Цуруга, подвозимых по железной дороге из внутренних районов страны. Туда также перегонялись транспорты с тихоокеанского побережья и суда, только что закупленные на новые кредиты, пришедшие из Европы в порты Китая и Филиппинских островов. Для большей безопасности и скрытности их рассредотачивали по окрестным бухтам. Собрать все это в портах Майдзуру и Цуруга предполагалось только в последний момент и лишь непосредственно для погрузки войск и последующей переброски вновь сформированных бригад уже на новые плацдармы, которые планировалось захватить в заливе Посьет или в непосредственной близости от него.

Когда русские неожиданно усилили свою активность на Курилах и Хоккайдо, это сначала считали жестом отчаяния. Мобилизационные ресурсы Забайкалья были откровенно слабыми и практически исчерпанными. От проверенной агентуры на железной дороге имелись достоверные сведения, что перебросить значительные подкрепления в Корею и во Владивосток из Маньчжурии или из европейских военных округов они еще не успели. А зная численность имевшихся там войск, в штабах считали, что их недостаточно даже для надежной обороны на обоих этих направлениях одновременно.

Но полученные последние новости с Хоккайдо полностью противоречили информации разведки, утверждавшей, что никакого подвоза войск к побережью Японского моря не было. В боях за рудники Хороконаи только что отметились явно свежие полки из Европейской части России, каким-то образом все же попавшие на Хоккайдо.

Русским удалось либо в строжайшем секрете провести крупный армейский конвой с Балтики или Черного моря, что было вообще из разряда фантастики, либо организовать массовую транспортировку грузов по рекам, впадающим в Амур, а уже потом из Николаевска-на-Амуре их доставку непосредственно в новый район активных боевых действий. Разведка обязалась в ближайшее время исправить свою недоработку в этом вопросе.

Даже если верны оба эти предположения, принципиально изменить ситуацию своими действиями русские не могли. Их успех носил явно временный характер. Столь опрометчивый шаг, судя по всему, должен был отвлечь внимание от главного направления. Поэтому в случае его игнорирования не достигал своих целей и обеспечивал только распыление доставленных с таким трудом свежих сил и давал прекрасную возможность в самое ближайшее время еще более сократить число подготовленных регулярных полков у противника. Не вызывало ни малейших сомнений, что любая армия вторжения на Хоккайдо с наступлением устойчивых холодов и замерзанием всех русских портов просто лишится снабжения и потеряет боеспособность.

Наиболее подходящим объяснением столь нелогичных действий русского командования в ставке считали мнение, что, учитывая совсем скорое усиление японского флота сразу шестью большими крейсерами, о чем в Петербурге наверняка уже известно, и не имея весомых аргументов против этого, оно решило компенсировать почти свершившийся, несмотря ни на что, проигрыш на море резкой активизацией действий на суше.

Опыт последней русско-турецкой войны в подобных условиях у них имелся. В этой связи стоило ожидать и начала шевеления их армий на сыпингайских позициях в самое ближайшее время, до начала осенней распутицы либо уже после замерзания всех дорог. Тем более что перевес в силах там теперь был явно у генерала Линевича. Его недавний отъезд в столицу трактовался теперь как завершение подготовки к большому наступлению, предваряемому окончательным согласованием планов с высшим руководством. Все же верховным главнокомандующим являлся русский царь, а телеграфу всего не доверишь.

Такие выводы требовали немедленного ответа. Прежде всего, считалось необходимым прервать сформировавшиеся коммуникации между берегами русского Приморья и Хоккайдо с Курилами и придушить армейские контингенты противника на японских землях, начавшие непозволительно разрастаться. Давно разрабатываемой набеговой операции на судоходство противника теперь добавили еще и эту цель, ставшую одной из приоритетных. Но – самое главное – был получен приказ о ее начале.

Однако все развивалось по плану только в первые часы и только у Цугару и Посьета. У острова Аскольда упустили большой пароход, а отряд, пытавшийся проникнуть в бухту Владимира после подавления ответного огня батарей, был атакован, вероятно, подлодкой. К счастью, мина прошла перед носом головного вспомогательного крейсера, так что потерь не было. Тем не менее такие новости вынудили отказаться от повторных попыток.

Но, кроме этого, никаких ответных действий со стороны русского флота сразу не последовало. Создавалось впечатление, что никто не собирается ввязываться в затяжные морские бои на истощение для охраны своего судоходства. Сначала казалось, что они просто уступили море японцам. Это в корне противоречило всей их агрессивной тактике последнего времени. Однако уступка оказалась заблуждением. Они ответили ударом на удар.

Воспользовавшись плохой видимостью и неизбежным ослаблением дозорных линий, Рожественскому почти удалось незаметно провести конвой, охраняемый всеми тремя новейшими большими броненосцами, на Цусиму за спиной у японского флота. Хотя вице-адмирал Като с главными силами действующей эскадры все же сумел перехватить его буквально в последний момент, в последовавшем за этим бою империя лишилась почти всех крупных боевых кораблей, так и не уничтожив ни одного вражеского и не потопив транспорты. Так что грузы на Цусиму были благополучно доставлены.



Всего за три часа до этого известия были получены самые последние срочные донесения агентурной разведки, правда, уже более чем недельной давности, о том, что во Владивосток прибыл огромный германский трансатлантик «Кайзер Фридрих» с войсками и ценными грузами и еще один полупустой большой пароход, частично разгруженный в Корсакове. После их прихода на всех броненосцах, уже выходивших до этого на испытания и стрельбы, начаты масштабные ремонтные работы. Видимо, доставлены необходимые материалы. Следовательно, в море они точно не выйдут. Сейчас, после второго разгрома у Цусимы, это выглядело насмешкой.



Но даже на этом плохие новости не закончились. Крейсер «Нанива» и все отряды истребителей и миноносцев, отправленные от главных сил на перехват русских кораблей, возможно, осмелившихся сунуться из Владивостока в залив Броутона, так и не обнаружили противника. При этом на обратном пути к бухте Ивон-Пакчи связь с флагманом и своими передовыми базами по радио была потеряна. Миноносцы сильно страдали от волн, но все смогли благополучно добраться до гавани, где благополучно укрылись от непогоды и сразу встали на бункеровку. А вот «Наниве» не повезло.

Прикрывая минные отряды, крейсер маневрировал севернее большого минного заграждения, защищавшего стоянку со стороны залива. В 08:39 утра 25 сентября сигнальщики обнаружили мелькавшую в волнах слева по борту мину. Ветром и волной ее гнало прямо под борт. Капитан первого ранга Вада немедленно приказал дать самый полный вперед, переложив руль влево, чтобы отвести корму из-под удара.

Поскольку расчеты противоминных пушек стояли по-боевому, они отрыли частый огонь по обнаруженному источнику опасности, не дожидаясь команды. Однако мина оказалась уже слишком близко, и снаряды уходили перелетами, пока очередной волной ее не подняло достаточно высоко. Тут «рогатую» и достало осколком или пулей из подключившихся к стрельбе пулеметов.

Раздался сильный взрыв. Корму крейсера сильно встряхнуло, погасло боевое освещение. Взрывом, судя по всему, повредило гребной вал, что привело к возникновению сильной вибрации. Это вынудило остановить левую машину. Кроме того, вышло из строя рулевое управление, лишив крейсер возможности двинуться под защиту берега и немедленно укрыться от шторма.


С расположенных на мысе береговых батарей видели резкие маневры крейсера со стрельбой, быстро завершившиеся взрывом у самого борта. Решив, что он атакован русскими миноносцами, пушки открыли огонь по многочисленным пенным бурунам, а в небо взлетели сигнальные ракеты. Двинувшиеся на выручку вспомогательные крейсера также начали беспорядочную пальбу в воду, предполагая, что поблизости находится подлодка, так как надводных кораблей противника не видели, буруны, обстреливаемые с берега, оказались гребнями волн. Только спустя четыре минуты, когда разобрали сигналы с «Нанивы», стрельба стихла.

Довольно скоро удалось восстановить электроснабжение кормовой части крейсера, но руль не действовал, оставаясь заклиненным в положении лево на борт. В сочетании с неработающей левой машиной это лишило корабль возможности маневрировать и не позволяло развернуться носом к волне. Чтобы удержать его на глубокой воде и не вылететь на камни, а также уменьшить размахи качки и дать механикам возможность работать в румпельном отделении, отдали оба носовых якоря.

Однако, несмотря на помощь подошедшего парохода «Ионаги-мару» и вспомогательного крейсера «Мийке-мару», остановить снос к берегу не получалось. Через полчаса с огромным трудом удалось завести буксир с «Ионаги-мару» и начать буксировку аварийного корабля на стоянку. Размах качки превышал 30 градусов и продолжал увеличиваться. В то время как скорость буксировки оставалась невысокой. Чтобы скорее покинуть опасный район, Вада приказал дать ход обеим машинам, что при неизменном положении руля привело к закидыванию носовой части влево и усилению качки.

Только спустя почти час напряженной работы машинной команды в нечеловеческих условиях удалось поставить руль прямо. К этому времени буксирный трос оборвало, а при попытке его повторной заводки волной смыло четырех человек с полубака крейсера. Получив возможность хоть как-то управляться машинами, Вада приказал пароходу отойти и повел «Наниву» своим ходом в гавань, где за мысом качка уже почти не чувствовалась.

Добравшись до штатного места, встали на якорь. При осмотре полученных повреждений, в том числе с использованием водолазов, установили, что причиной вибрации стала потеря одной из лопастей левого винта. К моменту завершения осмотра уже отражали русскую атаку.

До исхода дня 25 сентября русские малые броненосцы и истребители смогли добраться до обеих стоянок транспортов с армейскими тылами в заливе Броутона и атаковать их, правда, без успеха. Нападения удалось отбить вспомогательными крейсерами и броненосцем «Фусо» у бухты Ивон-Пакчи и огнем батарей в заливе Ханхынман.

Но хорошие новости на этом заканчивались. Всю ночь безрезультатно искали нападавших на путях отхода к Владивостоку, но они сами показали себя на следующий день, совсем с другой стороны, снова напав на стоянку в Ханхынмане. Но до этого успело произойти очень многое.





* * *


Поздно ночью с 26 на 27 сентября, помимо всякой неприятной мелочи в виде нападения на угольную станцию дозорных сил и патрульные суда в море у входа в Броутонов залив, контр-адмирал Ямада получил известие о том, что состоялся еще один морской бой у Цусимы, и снова не в пользу сынов Ямато. Это произошло совсем скоро после того, как между Фузаном и Окочи стихли раскаты последних залпов.

Ямада немедленно поделился плохой новостью с генералом Иноуэ. Они оба прекрасно понимали, что теперь у них за спиной вместо своего флота стоит вражеский, следовательно, больше никакого снабжения из метрополии ждать не приходится. И что от почти уже начатых высадок в заливе Посьет и далее к Владивостоку теперь однозначно придется отказаться.

Более того, необходимо срочно начинать эвакуацию войск, пока они не оказались окончательно отрезаны от родных берегов. А для обеспечения ее максимальной безопасности стянуть в Броутонов залив вообще все боеспособное, что способно выдержать морской переход и оказать сопротивление в случае нападения.

Об этом сразу отправили радио в Мозампо, откуда ответили, что ГМШ уже отдал соответствующие распоряжения. К Ямада отправляются миноносцы и вспомогательные крейсера, в соответствии с только что поступившим приказом из Токио. Вывозить войска рекомендовалось в Майдзуру и Цуругу, но только после получения приказа Главной квартиры.

В связи со столь резким и неожиданным изменением ситуации начатые было подготовительные работы к ремонту винта «Нанивы» свернули, ограничившись восстановлением работоспособности рулевого управления. Опытным путем установили, что при равномерной работе обеих машин на скоростях до 8 узлов вибрация не превышает допустимых значений, а при дальнейшем увеличении оборотов на целом правом винте и парировании разворачивающего момента перекладкой руля возможно даже держать 12 узлов при понятном однобоком ухудшении маневренности.

Вскоре из залива Ханхынман вернулся «Фусо» с восемью транспортами, с которого сообщили, что вчера на рассвете была отбита повторная атака на стоянку судов русских миноносцев и двух броненосцев береговой обороны, виденных накануне. На этот раз из-за внезапности нападения без потерь не обошлось. Огнем тяжелых пушек были сожжены два парохода с армейскими грузами, еще три получили повреждения. Причем один из них не может теперь передвигаться своим ходом, и его привели на буксире.

Стало ясно, что русские не уходили во Владивосток, а остались на ночь в Гензане, следовательно, и в дальнейшем стоит ожидать продолжения атак. Так что, когда после полудня появилось подкрепление из Мозампо и Фузана в виде миноносцев и вспомогательных крейсеров, встречали его с большой радостью.

Но даже и с таким усилением для организации охраны обеих стоянок сил все равно не хватало. Тогда контр-адмирал Ямада решил собрать все пароходы в бухте Ивон-Пакчи, более удаленной от Гензана, под охраной «Фусо» и канонерок, а сам Гензан блокировать миноносцами и вспомогательными крейсерами, как только ими будет закончена приемка угля и воды и кое-какой самый необходимый ремонт. До ночи ждали разведывательных вылазок и последующего нападения на стоянку, но русские так и не появились.

Уже ближе к вечеру пришел посыльный быстроходный вооруженный пароход из Мозампо. С ним получили подробности боя у Озаки, из которых следовало, что Рожественский располагает аж тремя броненосцами типа «Бородино». Причем все они очень даже боеспособны, да вдобавок могут вести убийственно точный огонь на предельные дистанции стрельбы своих башенных орудий. Как такое вообще стало возможно после совсем недавней явно не слишком хорошей их стрельбы в бою с фортами Сасебо на средних и даже малых дистанциях, никто объяснить не мог.

Всю ночь сквозь сильный фон помех принимали обрывки телеграмм, отправлявшихся японскими станциями. Но разобрать их полностью не удавалось. Только стало ясно, что где-то совсем недалеко, у восточного побережья Кореи идет бой. Сразу решили, что это возвращается Рожественский, чтобы уничтожить все, что найдет в заливе, и завершить разгром.

Поскольку ни эвакуировать войска, ни хотя бы укрыть где-то в пределах залива Броутона армейские транспорты уже не успевали, готовились к последнему сражению. Учитывая многочисленные минные силы, совсем безнадежной ситуация не выглядела. Но под утро узнали, что обрывки ночных депеш сообщали всего лишь о ложном контакте патрульных сил с противником у мыса Пещурова. После вчерашнего ночного нападения, закончившегося фактическим разгромом их угольной станции и потерей нескольких небольших судов, нервы у всех были на пределе.

Хотя полный конец для отряда контр-адмирала Ямада, приданных ему патрульных сил и охраняемых всем этим полузагруженных пароходов теперь, по меньшей мере, откладывался, стало окончательно ясно, что пора поспешить с эвакуацией. Оставаясь в Корее, экспедиционный корпус очень быстро разделит участь второй резервной дивизии, в то время как мог бы быть использован в грядущих боях, судя по развитию событий, уже за японскую землю.

Однако прямого приказа из Токио все еще не было. Понимая, что каждый час задержки грозит невосполнимыми потерями, заручившись действенной поддержкой в этом вопросе контр-адмирала Ямада, генерал Иноуэ на свой страх и риск распорядился начать отступление, а экипажам пароходов – освободить как можно больше места для приемки пехоты и ее снаряжения.

Транспортов для вывозки всех войск не хватало. Поэтому было приказано пока готовить эвакуацию только частей, действовавших в районе Порта Шестакова. Их еще в темноте начали отводить с передовых позиций и стягивать в бухту, сразу размещая на судах. При этом солдат набивали в трюмы как селедку в бочки, прямо поверх уже имевшегося там груза, который еще не успели переправить на берег. Для вывоза тяжелого вооружения не оставалось ни времени, ни места на палубах, поэтому часть пушек, обозы и прочее имущество планировали подрывать, сжигать или просто топить в море.

К вечеру с посыльным судном наконец пришло официальное распоряжение из Главной квартиры о начале срочной эвакуации войск из бухты Ивон-Пакчи, а полки, высаженные в заливе Ханхынман, оставались в Корее и должны были, сколько возможно, держать блокаду Гензана. К ним выдвигались подкрепления из состава 8-й дивизии, контролировавшей южную часть Кореи.

После получения этих подкреплений предстояло занять круговую оборону и всеми силами удерживать занимаемые в данный момент позиции, а также защищать тракт Гензан – Сеул, по которому теперь будет осуществляться их снабжение через порт Чемульпо. Пускать противника южнее тракта категорически запрещалось.

Командующий корейским корпусом прекрасно понимал, что в сложившихся условиях русские скоро перейдут в наступление, и долго удерживать кольцо окружения вокруг Гензана не удастся. Тогда все тяжелое осадное вооружение, скорее всего, будет потеряно, поскольку его невозможно протащить через перевалы. Там даже без противодействия противника могла пройти только пехота с двуколками и вьючные обозы.

Его правоту сразу же подтвердили русские, устроившие обстрел из тяжелых корабельных орудий японских позиций в Ейко-ван, явно начав размягчать передовые позиции. Сообщить эти соображения своему начальству и согласовать множество связанных с этим вопросов с вышестоящими штабами ни времени, ни возможности не было. Поэтому, несмотря на прямой приказ из Токио, Иноуэ решил использовать места, изначально зарезервированные им для лучшей пехоты от Ейко-ван, для вывоза всего тяжелого вооружения, что успеет, с обоих плацдармов.

По его требованию в залив Ханхынман отправили истребитель с копией приказа ГШ и его собственным распоряжением срочно отвести всю осадную и дальнобойную артиллерию к местам погрузки и принимать ее на суда немедленно после их прихода без дополнительных приказов. Тем временем в Ивон-Пакчи начали формировать конвой для рейса в залив. Это рискованное мероприятие со стороны флота организовывал и обеспечивал флаг-офицер штаба отряда судов особого назначения капитан второго ранга Хираока.

Несмотря на ценность груза, за ним смогли направить только три самых быстроходных парохода для приемки на борт орудий и обученного личного состава осадных батарей, а также наиболее ценного имущества, которое не успевали или не имели возможности вывезти по суше.

И так эта инициатива генерала Иноуэ задерживала конвой в заливе почти на сутки сверх графика, вызывая явное неудовольствие адмирала Ямада.

К тому времени к побережью Кореи для ускорения вывозки войск и грузов уже прибыли все мобилизованные пароходы, сосредоточенные в заливе Вакаса, а также вспомогательные крейсера с миноносцами из состава отряда судов особого назначения, ранее использовавшиеся в блокадных дозорах севернее и южнее Цусимы. Полным ходом шло формирование караванов, которым занимался непосредственно начальник отряда капитан первого ранга Фудзии, чьи корабли взяли на себя еще и разведку на дальних подступах к Броутонову заливу. Для обеспечения надежной связи ему придавались мобилизованные быстроходные пароходы «Кумамото-мару» и «Кобе-мару» с некоторым артиллерийским вооружением и сильными станциями беспроволочного телеграфа.

Директивой Императорской ставки, полученной утром 27-го, на мероприятия по эвакуации всего корпуса отводилось лишь два дня. После истечения срока этой директивой признавалось невозможным продолжать вывозку войск, так же как и любое снабжение по морю корейского корпуса, в условиях полного господства флота противника. Более того, с большой вероятностью следовало ожидать появления русской эскадры у побережья восточной Кореи с целью уничтожения всего японского, что там еще останется. Контр-адмиралу Ямада предписывалось принять меры по уменьшению возможных потерь при перевозках.

На состоявшемся в бухте Ивон-Пакчи в тот же день совещании флотского руководства было решено продолжать максимально плотно блокировать Гензан. Именно оттуда следовало ожидать разведывательных вылазок и самых первых атак противника. Также, по примеру морского района Мозампо, принять все меры по пресечению радиосообщения между русскими гарнизонами в пределах залива. Сил для этого с одновременным сохранением дозоров на северо-восточном направлении имелось еще вполне достаточно. Воспользовавшись таким прикрытием, следовало постараться отправить за 27 и 28 сентября как можно больше судов с войсками, погрузка которых уже шла полным ходом.

Следующие две ночи и два дня все наличные силы миноносцев и вспомогательных крейсеров контр-адмирала Ямада, возглавляемые офицером его штаба капитан-лейтенантом Иджуином, обеспечивали блокаду гензанских фарватеров. В то время как сам начальник 7-го боевого отряда с «Фусо» и канонерками прикрывал эвакуацию от возможных ударов со стороны Цусимы, а «Нанива» с парой вспомогательных крейсеров – от Владивостока.

Тем временем транспорты, уже принявшие на борт пехоту, сбиваясь в небольшие группы или вообще по одному, покидали залив и без всякого охранения уходили на юго-восток. На первом этапе, двигаясь от бухты к бухте, они спускались вдоль корейского берега южнее мыса Пещурова, а потом ночью рывком пересекали Японское море и всем скопом шли в залив Вакаса.

В итоге эвакуация вместо 28 сентября, назначенного крайним сроком, завершилась только на рассвете 30-го, с пиком отправки судов, пришедшимся именно на последние день и ночь. Но, вопреки ожиданиям, ни один пароход с войсками не был потерян. Блокаду Гензана удалось обеспечить достаточно надежно, успешно предотвратив прорыв миноносцев и более крупных кораблей из Ейко-ван в северо-восточном направлении. А ожидавшегося нападения тяжелых русских кораблей со стороны Цусимы так и не последовало, что позволило силам прикрытия также благополучно пересечь Японское море.