Пепельный рассвет

Избавившись от не вовремя накативших мыслей, я оттащил тела охранников к тому же месту, где устроил на них засаду и, привалив обоих к стене, принялся перебирать снаряжение. Нет, это не жадность и не любовь к трофеям, просто было у меня странное ощущение, словно от них обоих одинаково тянет Тьмой. Вот я и решил посмотреть, что именно в их экипировке может так фонить. И ведь нашел. Пару одинаковых металлических жетонов на шеях, с выбитым на них одинаковым гербом. Незнакомым. По крайней мере, вот так с ходу определить, кому принадлежит этот знак, я не смог. Да оно и не к спеху.

Оставив тела стражников, я вновь заглянул за угол и, убедившись, что путь свободен, двинулся вперед. Лия, я иду!





Глава 2




После встречи с охранниками опасения, что мои метания по подземным галереям и ползанья по шкуродерам могут затянуться на неопределенный срок, отступили. А ведь были вполне реальной проблемой. Здешний лабиринт пещер мне неизвестен, а стены, кажется, сами источают темные эманации, забивающие мое чутье, и это совсем не помогает в поисках. Все эти факторы мало способствовали скорому нахождению цели вылазки, но встреча с горе-стражами стала фактически точкой в моем странном путешествии. Почему? Логика. Зачем ставить охрану там, где ее легко обойти? Значит, проход, у которого я упокоил двух мордоворотов, ведет в условно изолированную часть пещерного лабиринта, где и находится моя цель. Почему «условно»? Потому, что никто не отменял возможности наличия запасного выхода с базы контрабандистов, и наличия у него своей собственной охраны. В общем, время беззаботной прогулки истекло. Начинается работа по случайно выбранной мною специальности. И нет, я говорю вовсе не о профессии ходока…

Если со зрением в мягкой тени от света флюоресцирующих мхов у меня и были проблемы, которые не помогли решить даже снятые с охранников очки ночного зрения, то вот со скрытым передвижением по штрекам и галереям все обстояло намного лучше. Как показал короткий эксперимент, я мог свободно перетекать из одного темного угла в другой, не показываясь на свету, лишь бы было хоть малейшее наложение теней. А их здесь… много. Впрочем, обнаруженные за очередным поворотом цепочки алхимических ламп несколько осложнили дело, зато полностью исправили проблему с плохим зрением. Как бы то ни было, расположенные в естественных нишах источники света все же позволили мне передвигаться в тенях, почти не появляясь на свету. Короткие прыжки-перебежки не в счет.

Именно так я и добрался до довольно просторного зала, подпираемого четырьмя широченными колоннами сталагнитов. Собственно, именно здесь, судя по всему, и расположилась перевалочная база работорговцев. Об этом говорило несколько забранных металлическими решетками ниш в стенах пещеры и аккуратно сложенные по углам тюки и ящики. Кажется, не одним «живым товаром» промышляют эти господа.

И да, помимо спящих за решетками людей и расставленных у стен ящиков с неизвестной контрабандой я обнаружил в зале небольшой, но добротно разбитый лагерь, в котором обнаружилась еще пара охранников. Спящих. Но если судить по количеству спальных мешков, это не последние свободные обитатели базы. Где-то еще шляются два человека. Сторожат запасный выход или вообще ушли в самоход? На охоту, например?

Первый боец умер во сне, без шума и пыли. А вот второго я решил коротко допросить и, тюкнув стражника в темечко, потащил бесчувственное тело прочь из зала тем же путем, что и прибыл.

На то, чтобы донести языка до границы освещения алхимлампами, у меня ушло не больше пяти минут. Неудивительно, учитывая, что обратным маршрутом я шел, фактически не скрываясь и без всякой опаски.

Удалившись достаточно далеко, на мой взгляд, чтобы не побеспокоить иных обитателей пещер возможными воплями допрашиваемого, я привел связанного охранника в чувство, предусмотрительно схватив его за горло, чтоб не орал. Можно было бы, конечно, сотворить из куска его одежды какой-нибудь кляп, но я просто не желал тратить время на лишние телодвижения.

Допрос оказался весьма коротким, хотя и продуктивным. Стоило очнувшемуся бойцу услышать тихий, но рокочущий, пробирающий холодом до костей голос, повествующий о том, какие блюда можно приготовить из его сердца и пропитой циррозной печени, да при виде моих горящих глаз и очень широкой белозубой улыбки… в общем, сопротивлялся он недолго и спустя несколько минут такого вот психологического давления запел, аки соловей. Ну а чего еще ждать от бывшего дорожного трясуна, работающего исключительно за прибыток? Зачем он будет хранить секреты нанимателя до самой смерти? Будет, конечно… те, что наниматель предусмотрительно прикрыл блокадой разума. Но режим смены стражи на базе, как и местонахождение постов в их число не входили. А вот имя нанимателя, вопрос о котором я задал для проверки, оказалось скрыто. Охранник, может, и рад был бы сдать хозяина… он разевал рот, мычал, но ответить так и не смог… впрочем, как оказалось, теперь это стандартная его реакция на любой раздражитель. Если я правильно понял, блокада просто выжгла бандиту мозги. Вот такое кардинальное решение вопроса защиты тайн и секретов.

Зато стало понятным, почему блокада настолько куцая и не скрывает весь пласт информации о работорговцах. Стоит прикрыть ей, например, тот же режим смены охранных постов на базе, и начальник караула сдохнет тут же, как только попытается развести бойцов по этим постам. По крайней мере, я пришел к такому выводу, исходя из результатов допроса в общей сложности двух людей Риберта Синего.

Удар ножа в сердце завершил нашу беседу с бывшим татем. Потратив несколько минут на то, чтобы обыскать тело, и избавив его от ценностей, запихнуть в какую-то трещину, я развернулся и припустил обратно к лагерю работорговцев. Мне еще двух охранников снять надо…

Отыскать проход, ведущий к запасному выходу с базы, труда не составило, правда, по пути я наткнулся на еще один штрек, от которого так и веяло Тьмой. Но туда я заходить не рискнул, да и судя по оговоркам допрошенного бойца, ни он, ни его коллеги в так называемый «хозяйский зал» никогда не совались. А значит, сейчас там пусто.

Первого из охранявших запасный выход бойцов убрать оказалось не сложнее, чем отыскать этот самый выход. А нечего нарушать устав и справлять нужду на посту… ну, почти на посту. Отхожее место работорговцы организовали в нескольких десятках метров от основного зала, и представляло оно собой узкую расщелину, уходящую далеко вниз, что называется, до конца географии. Вот над этой расщелиной, сидящим в позе гордого орла, я и поймал нарушителя уставов. Очередной удар ножом из тени, на этот раз в горло, легкий толчок, и хрипящее тело летит вниз, в смрадную темноту разлома.

А вот с последним защитником базы пришлось немного позвенеть клинками. Боец выскочил из-за поворота как раз в тот момент, когда я решил метнуться из одной тени в другую и оказался на свету алхимической лампы… единственной, чтоб ее, лампы на ближайшие три десятка метров! Но освещающей штрек так, что ни одного «мостика» от тени к тени рядом с ней не найти.

Надо отдать должное противнику, он не стал терять время на идиотские вопросы, вроде: «кто ты такой», «что здесь делаешь» и тому подобные. Он мгновенно извлек из ножен тяжелый тесак и рванул на меня. Я даже испугаться не успел. А ведь было отчего! Это Дим потратил годы на то, чтобы научиться непростому искусству фехтования, если рубку на фальшионах и прочих палашах, вообще, можно так назвать. У меня же всей практики лишь год с небольшим, и то в боях с тенью! А про рейдерский посох и говорить нечего. Собственно, потому он с ходу и полетел в рожу бандита, притормозив его на секунду. И этого было достаточно, чтобы я успел взяться за фальшион.

Как бы то ни было, первые две атаки противника я парировал довольно легко, от третьего, размашистого удара ушел, ввинтившись между бойцом и стеной пещерного штрека, и упал в низком выпаде, от души полоснув его фальшионом по бедру. Противник отпрянул, неловко отмахнувшись своим тесаком, и матерно что-то прошипел, оперевшись на распаханную мною ногу. Оружие в его руках замелькало сплошной стеной стали, не давая приблизиться. Опытный, мерзавец!

Выиграв таким образом несколько секунд, боец явно взял себя в руки, резко дернул одну из завязок на штанах, затягивая ее до предела, чтобы притормозить кровотечение и, сменив стойку, неожиданно махнул мне рукой. Мол, давай, атакуй. В ответ я пожал плечами, и направленный моей рукой, уже не раз хлебнувший сегодня крови, нож влетел точно в левый глаз противника. И ведь мерзавец почти отбил его! Боюсь, если бы не моя изрядно выросшая сила, этот финт мог и не удаться.

А бой я все же выиграл. Рука противника разжалась, и тесак зазвенел на камнях, а следом и его владелец, вперившийся в меня единственным уцелевшим глазом, чуть постояв, грузно осел на пол. Я же принялся за очередной сбор трофеев. Жаль, что не было времени обыскать того «орла», что улетел инспектировать отхожую яму. У здешних охранников весьма неплохое снаряжение, да и денежки в кошельках водятся. Непонятно только, на кой им в этих пещерах понадобилось серебро и золото? С кем здесь торговать-то?

Разведав дорогу к запасному выходу и убедившись, что там меня не ждут никакие сюрпризы, я развернулся и потопал обратно, но по пути не удержался и заглянул-таки в зал, служивший маяком чутью, благодаря которому мне не пришлось долго плутать в поисках базы работорговцев. Эманации Тьмы здесь были просто запредельными, и входить в само помещение я не рискнул. Остановился на самом пороге и, окинув взглядом открывшуюся картину, освещенную алхимическими лампами, невольно вздрогнул. Больше всего это место напоминало какую-то смесь лаборатории алхимика и прозекторской в морге… вспомнить бы еще, откуда мне известно, как выглядит последнее, м-да. Рабочие столы вдоль стен, заставленные химической посудой, горелками и прочими перегонными кубами, фонящие Тьмой стеллажи с зельями и алхимическими эликсирами, шкафы, явно предназначенные для хранения ингредиентов, в которые я не полезу даже под страхом расстрела. И думать не хочу, какие именно материалы там лежат, учитывая, что в центре помещения возвышается стол с металлическим покрытием и широкими кожаными ремнями, явно предназначенными для фиксации человека. А уж в сторону глубокой, заляпанной кровью ванны, стоящей в нескольких метрах от стола, мне и смотреть не хотелось. Но большую тревогу вызывала огромная, вырезанная на идеально ровном полу окружность с вписанными в нее неясными мне фигурами и знаками. Линии выбитого в камне рисунка казались полными непроницаемо черных чернил, а если присмотреться, то даже в слабом свете единственной алхимлампы, освещавшей эту часть лаборатории, можно было увидеть, как над линиями этого странного «чертежа» вьется тонкий, черный же дымок. Почти прозрачный, но крайней неприятный.

Поняв, что у меня нет никакого желания лезть в это логово колдуна, я осторожно развернулся и на цыпочках, словно боясь потревожить царящую здесь тишину, удалился прочь. Лишь выбравшись в зал, где работорговцы устроили свой лагерь, я почувствовал, что меня отпустило. Нет, я по-прежнему чувствовал эманации Тьмы, но сейчас это ощущение не шло ни в какое сравнение с тем, что придавило меня на пороге лаборатории. И я был этому рад, честное слово! Пусть в логово колдуна лезут святоши, а я туда ни ногой. У меня, вообще, здесь совершенно иная задача, которой, кстати, и пришла пора заняться.

Тюк с вещами, собранными с тел охранников, упал на пол, рядом с небольшим, еле тлеющим костром в «лагере» работорговцев, а я, вооружившись снятой со стены алхимической лампой, двинулся к зарешеченным нишам, а там… Нет, я предполагал, что Лия может оказаться не единственной жертвой этих уродов, но никак не ожидал увидеть целую дюжину пленников, сладко посапывающих на грубо сколоченных топчанах. По четверо в каждой «камере».

Звякнув изъятой у одного из охранников связкой ключей, я открыл замок на одной из решеток и скользнул в нишу. Прислушался к ровному, но уж очень замедленному дыханию пленников, покачал головой и, подняв с топчана бесчувственное тело Лии, вышел из «камеры».

Все попытки разбудить девушку провалились с треском. Нет, я понимал, что работорговцы должны были применить серьезное снотворное, если не хотели возиться с бодрствующим «живым товаром», но крепость примененного ими препарата меня все же удивила. С другой стороны… может, оно и к лучшему? Ну разбужу я всех этих бедолаг и что с ними потом делать? Они ж шуметь начнут, возмущаться, кричать… оно мне надо? Объяснять, что-то им доказывать… нет-нет-нет! Ну его к черту. Беру Лию в охапку, прячу свои вещи где-нибудь поблизости, и бегом обратно в Горный. За ночь, глядишь, доберусь, а там пусть святоши разбираются с перевалочной базой работорговцев, лабораторией и пленниками. Ничего с бедолагами за одну ночь не случится. Но сначала… сначала было бы неплохо осмотреть лежащие у стен грузы. Глядишь, найдется среди этих тюков и ящиков нечто, что я могу забрать себе в качестве награды за вскрытую сеть темных, а? Ну, не все же, что здесь лежит, запрещено, правда?

Как я и предполагал, среди сложенного вдоль стен груза не нашлось ничего, на что могло бы отреагировать мое чутье. Зато вполне обычной контрабанды здесь было более чем достаточно, что, впрочем, объяснимо. Колдун там Риберт или нет, он – торговец. А какой торговец откажется от возможности заработать лишнюю монету? Тем более, что некоторые товары могут принести не один золотой, а десять, сотню или даже тысячу. И для этого они вовсе не обязаны относиться к запрещенным или противозаконным. Порой достаточно провезти вполне обычные товары мимо сборщиков пошлин, не оплатив установленного сбора, чтобы их продажа на месте удвоила прибыль.

Взять хотя бы те же самые пресловутые шкурки гумпов, которыми оказались набиты добрых два десятка тюков из запасов работорговцев. Торговля ими в Горном вроде как находится под контролем Дима. Ха! Но кто мешает оформить сделку вне городских стен? Ходоки передают представителям Риберта добычу, те оплачивают полученное и… в пределах городских стен этот товар не появляется вовсе. Он отправляется в этот схрон, а уже отсюда разъезжается по всей империи, а то и отправляется дальше, за ее пределы. Предельно просто и эффективно. Бедный Дим… Впрочем, с возведением владения на Гумповой речке эту проблему можно будет считать решенной. А вот кое-какие ингредиенты для зельеваров я, пожалуй, все же приберу к рукам. Немного. Пару тючков тут, пару коробочек здесь… Риберту они уже не понадобятся, так чего добру пропадать? Все равно святоши их под себя загребут, бесплатно и без последующего возврата этих ингредиентов на рынок. А городским зельеварам, между прочим, тоже с чем-то работать нужно. Вот им я и сдам эти травки и порошки. По честной цене. М-да, осталось только вытащить все набранное из пещеры и спрятать трофеи до подходящего случая… где-то поблизости.



Устроенный бывшим соседом шум во внутреннем дворе городского особняка Дима не только всполошил гвардейцев, но и выявил весьма серьезное упущение в охране дома. И если командира гвардейцев больше беспокоил первый вопрос, то Гилда, как мажордома и, соответственно, главного «по тарелочкам» на территории особняка, волновал именно второй, то есть вскрывшиеся недостатки охраны вверенного ему объекта. Самого же Дима куда больше заинтересовало содержание записки, столь нестандартным образом доставленной ему чуть ли не прямиком в окно кабинета.

Барон не стал терять время и уже через четверть часа текст послания был доведен до каждого из собравшихся в его особняке гостей.

– Он теперь каждого свидетеля резать будет? – спросил глава стражи, едва получив отчет одного из своих подчиненных, доложившего о найденном патрулем трупе корчмаря Биггена.

– Да уж, это больше похоже на саботаж, чем на помощь в расследовании, – поддержал коллегу имперский дознаватель, искоса поглядывая на хозяина дома.

– А мне кажется, он поступил совершенно верно, – протянул Томвар, поигрывая эфесом тяжелого меча. – Скольких еще несчастных этот самый Бигген отправил бы на тот свет ради горсти золотых?! Тьму надо искоренять словом, делом и клинком, так говорит его преосвященство, отец Тон. И этот самый Реданерг действует согласно завету пресвитера Меча. Мне это по нраву!

– По нраву, не по нраву… Он нарушает закон! Если каждый вооруженный проходимец будет примерять на себя судейскую мантию, империя утонет в крови! – резко отозвался дознаватель под короткий, но энергичный кивок главы стражи. – Его нужно схватить и судить как убийцу! Пусть перед присяжными доказывает обоснованность убийства уважаемого горожанина!


– Если сведения о купце подтвердятся, Церковь возьмет этого ходока под защиту, – тихим голосом проронил предстоятель Горного Дома и, еле заметно усмехнувшись бледными губами, добавил: – Если он пройдет проверку на Тьму, разумеется.

– И оставите без внимания убийство Биггена?

– Сударь Пилам, вам ли не знать законы Нойгарда вообще и положение о церковной защите в частности? – почти ласково произнес священник, и имперский дознаватель сдулся. Лишь проворчал что-то себе под нос.

– Кроме того, у вас есть доказательства, что корчмаря убил именно мой друг? – осведомился Дим. – Может быть, это дело рук людей Риберта?

– Полагаете, темные что-то почуяли и начали рубить концы? – задумчиво протянул глава стражи, глядя куда-то в стену. – Может быть, очень может быть. Но вашего… друга все же стоит отловить и хотя бы допросить.

Надо отдать должное центурию Альвису. Когда это было необходимо, он умел мыслить быстро, и сейчас прекрасно понял, что дальнейшее давление на барона судьбой его странного друга может привести к серьезным трениям меж городской и церковной властями. А в условиях приграничья, да под напором тварей Пустошей, то и дело накатывающих на Горный, подобная ссора смерти подобна.

Но тут вновь подал голос командор томарцев, возвращая собеседников к основной теме беседы.

– Итак, господа, что будем делать с этим письмом? Берем купчишку? – прогудел Томвар.

– Без доказательств? – Дознаватель тяжко вздохнул, всем своим видом давая понять, что сдается. Дураком он не был и прекрасно понял игру центурия. А без поддержки стражи… зачем ему эти проблемы с Церковью, томарцами и единственным титулованным владетелем в этих землях? Пиламу с этими людьми еще работать и работать!

– Согласно уложению о приграничных поселениях, я имею право проверять сообщения добрых горожан и жильцов об имеющихся у них подозрениях в сношении с Тьмой, в отношении любых лиц недворянского происхождения, пребывающих на территории Горного. В присутствии представителя Церкви, разумеется, – произнес центурий Альвис, помогая тем самым дознавателю отступить без потерь.

– Вот только означенный Реданерг не является ни горожанином, ни жильцом, – прочно встав на позицию упертого законника, озабоченного лишь неукоснительным следованиям имперским установлениям, въедливо заметил Пилам.

– Хм, думаю, эту проблему мы вполне способны решить в ближайшее время, – переглянувшись с Димом, кивнул Томвар. – Как считаете, при ходатайстве его милости барона Гумпа…

– И брата рыцаря Томарского ордена, ландкомандора Томвара, – подхватил Дим, – Городской совет согласится принять в жильцы Горного ходока Мида Реданерга? Разумеется, после уплаты житейского взноса, установленного городским положением.

– Шестьсот золотых… уважаемый ходок обладает подобной суммой? – улыбнулся центурий.

– Деньги могут быть внесены в городскую казну немедленно, – отозвался барон.

– Я вызову казначея и главу городского совета немедленно, – кивнул Альвис и, подозвав одного из застывших у стены порученцев, быстро набросал пару записок, которые и вручил стражнику. – Все равно устраивать облаву на темных без ведома брата было бы неправильно. Ну а казначей… кто-то же должен будет вести учет арестованного имущества?

– Значит, все же берем этого… Риберта, да? – довольно ухмыльнулся Томвар.

– Только после появления в городе нового жильца, – с деланой строгостью ответил дознаватель.

– И в присутствии представителя Церкви, – произнес предстоятель, ставя точку в этом затейливом споре.





Глава 3




В Горный я возвращался рысью, как какой-нибудь скакун. Да и как еще меня называть, с Лией-то за спиной. Спит всадник или бодрствует, без разницы. Тот, кто его тащит на своем горбу, иначе как скакуном называться не может. По-моему, так.

Как бы то ни было, но за ночь я добрался до города и даже, памятуя о поисках одного мирного ходока, развернутых стражей, умудрился просквозить незамеченным мимо патрулей. Правда, уже на финише мне пришлось приложить немало усилий, чтобы затянуть на стену свой спящий «груз», не привлекая внимания бдительных наблюдателей. Но справился, хотя, скажу честно, бежать по ночному тракту с Лией за спиной было куда проще и легче, чем перебираться вместе с ней через стену города. А все потому, что даже самые большие тени напрочь отказывались прятать ее вместе со мной. В одиночку – пожалуйста. С рюкзаком – тоже без проблем. А вот живого, пусть и спящего, человека скрыть в тенях мне так и не удалось. Вот и пришлось хорониться от проходящих мимо патрулей «по-честному».

А вот в дом Дима я вошел открыто. Остановился перед единственным известным мне входом и внаглую затарабанил в запертые двери… после чего еще добрых четверть часа ждал, пока матерящийся караульный, напрочь не желавший сотрудничать, все же пошлет своего напарника за мажордомом.

В отличие от гвардейца Гилд не стал держать меня у запертых дверей. Открыв калитку в воротах, мажордом приподнял над головой фонарь и, удостоверив личность ночного визитера, посторонился, пропуская меня во внутренний двор особняка. И… вот ведь натуральный мажордом-дворецкий… даже ухом не повел, заметив крепко примотанную девицу за моей спиной.

– Я велю приготовить для дамы отдельные покои, – прогудел Гилд с едва заметной вопросительной интонацией.

– Не стоит, уважаемый, – покачал я головой. – Если моя комната в порядке, дама вполне может переночевать в ней. Мне, кажется, еще долго будет не до сна.

Последнюю фразу я произнес, увидев встречающего нас на ступенях барона. Весьма напряженного барона, надо заметить.

– Да вы прямо-таки провидец, уважаемый Мид! – прищурившись, прошипел мой бывший носитель и кивнул Гилду на мою ношу. – Сообщи Дарине, что гостье нужна ее помощь. Пусть возьмет пару гвардейцев и устроит эту девицу в свободных покоях.

– Насчет помощи это вряд ли. – Я помотал головой. – Лию чем-то опоили. Спит беспробудно и вряд ли проснется сама в ближайшее время. Так что незачем беспокоить Дарину. Да и вторые покои готовить, когда моя комната свободна… Зачем такие сложности?

– Мид, – барон устало потер ладонью лоб, – не вмешивайся в то, чего не понимаешь. Незамужнюю девицу нельзя таскать на руках кому ни попадя. И не пререкайся. Ее счастье, что никто вас не видел, кроме моих людей, а они знают суть проблемы и будут молчать! Ославил бы девку на весь город. Незамужнюю девицу нельзя оставлять без присмотра дуэньи в доме неженатого мужчины. И уж тем более ее нельзя селить в спальне неженатого мужчины. Даже если эта спальня гостевая и даже если речь идет не о высокородной даме, а всего лишь о подавальщице из подозрительной корчмы. Гилд, выполняй. А ты, Мид… идем. У нас много дел.

– Идем-идем, – вздохнул я, направляясь следом за хозяином дома, мысленно удивляясь тому, как быстро и резко меняет человека жизнь. Кажется, пару лет назад я имел дело с совсем другим человеком. Тот Дим запросто ел с ножа, вытирал руки о штаны и шастал по спальням девиц самого разного сословия, совершенно не заморачиваясь на тему правил приличия. Да и в своем, пусть и съемном жилье, он, бывало, принимал не только обитательниц Веселого квартала, но это нарушение этикета его ничуть не смущало. А вот поди ж ты! Нацепил баронскую корону, и понесло…

– Что, удивляешься? – будто спиной почуяв, произнес Дим, открывая дверь в уже знакомую мне гостиную.

– Есть такое дело, – согласился я. – Не ожидал от тебя такой отповеди.

– Ты просто не подумал, – неопределенно повел плечом Дим. – Девчонке этой в Горном еще жить и жить. Будь все по-тихому, никто бы и слова не сказал. Но ведь ты же ее в мой дом на закорках приволок, вас, считай, все мои домочадцы видели. И если бы я не побеспокоился о приличиях, уже завтра твою зазнобу на всех городских углах шлюхой обзывали.