Печенье счастья

Ни с того ни с сего у меня часто забилось сердце. Я попытался сконцентрироваться на мороженом и выдавил:

– Да я только хотел спросить… в общем, хотел узнать…

В этот момент в кухню вошел мужчина. В руках у него были две большие сумки с продуктами. У мужчины были такие же темные волосы и черные глаза, как у Бие. Он поставил сумки на табурет и снял куртку.

– Привет, пап, – сказала Бие. – Это – Оскар.

– Привет, Оскар, – улыбнулся мне папа Бие. – Ты живешь неподалеку?

Я кивнул, оставаясь немым, как рыба.





– Я встретила его на улице, – продолжила Бие. – Он хотел спросить у меня о чем-то.

Я почувствовал, что краснею, и поскорее уткнулся в мороженое. От волнения я проглотил зараз слишком большой кусок. Холод иглой пронзил горло, и я не мог ни слова выговорить. Только стоял и махал руками перед ртом, как будто показывал, что вот-вот сейчас обязательно задам свой вопрос, не беспокойтесь, только прожую сначала.

Папа Бие улыбнулся и принялся разбирать сумки. Потом он снова повернулся ко мне:

– Ты ведь был здесь недавно? Кажется, я тебя узнал.

– Меня? – еле выдавил я и с трудом проглотил кусок.

Мороженое прошкрябало по горлу и ухнуло куда-то вниз.

– Да. Или я ошибаюсь?

Я слегка покачал головой туда-сюда так, что нельзя было понять, то ли «да», то ли «нет».

– Это был он, – вмешалась Бие. – Я еще дала ему одно «печенье счастья».

– Это ведь твои родители танцевали? – по-дружески улыбнулся мне мужчина.

– А Оскар тоже умеет танцевать, – сообщила Бие и тоже улыбнулась, так что над ее носом снова появилась маленькая смешная складочка.

И я решил улыбнуться в ответ, но заледеневший от мороженого рот искривился в какой-то неестественной гримасе.

– Ну, так чего же ты хочешь?

Чего я хочу? Я совершенно точно знаю, чего я хочу. Смыться отсюда поскорее, пока окончательно не превратился в клоуна.

– Ах, это… Ничего особенного, – пробурчал я и принялся застегивать молнию на куртке. – Мне домой надо идти. Я только хотел спросить… да, а правда, что ваш ресторан только что открылся?

– Ну мы только-только переехали сюда, – сказала Бие.

– Ты ходишь в школу, которая неподалеку? – спросил меня ее папа.

Я кивнул.

– Значит, после Рождества вы, возможно, станете одноклассниками, – продолжил мужчина.

Я вытаращился на Бие, как золотая рыбка из аквариума.

– Я последнюю неделю езжу на автобусе в свою старую школу, – объяснила девочка, – но после каникул начну ходить в здешнюю.

– Вот как… – пробормотал я. – Здорово. В общем… да, я пойду. Кстати, вкусное у тебя шоколадное мороженое.

– Клубничное, – поправила Бие.

– Что? – не понял я.

– Я дала тебе клубничное мороженое, – уточнила Бие. – Шоколадное – у меня.

– Вот как…

Бие пошла проводить меня до выхода. На улице по-прежнему шел дождь вперемешку со снегом. Я поплотнее закутался в шарф и поднял воротник. Уже в помещении я начал дрожать от холода, а уж на улице меня пробил настоящий колотун. Не надо было давиться ледяным мороженым. Клубничным мороженым! Бие стояла на верхней ступеньке лестницы и смотрела на меня.

– А ты правда никогда не встречала никого по имени Оскар? – крикнул я, остановившись на тротуаре. – Это же самое обычное имя для мальчишки, какое только можно придумать.

– Я пошутила, – улыбнулась Бие. – В моем классе учится целых три Оскара. Хотя я никогда раньше не встречала таких Оскаров, как ты.


Она помахала мне рукой и, шагнув внутрь, закрыла за собой дверь.





Прикид для дискотеки




Дома меня встретила тишина. Я скинул хлюпающие на каждом шагу ботинки и полурастаявшим снеговиком опустился на коврик в прихожей.

Бедный я, бедный! И почему, когда я получил печенье, меня дернуло произнести такую ерунду? До чего же глупо все получилось. Если бы я только получил еще одно «печенье счастья», то все бы исправил… Но я совсем недавно, ничего толком не объяснив, ушел от Бие, за спиной которой стояла целая банка с печеньем.

Неужели я так и буду молчать всю оставшуюся жизнь?

– Нет, так не пойдет, – пробормотал я.

Снаружи донесся шум поднимающегося лифта. Я не захотел, чтобы мама или папа нашли меня на коврике в прихожей, поэтому поднялся и отправился на кухню. Я услышал ключ в замке, дверь открылась и до меня донеслось мамино жизнерадостное «хо-хо». В этот момент мой взгляд упал на блестящую бумажку, прилепленную к холодильнику. Ох, я же совсем об этом забыл. Со страхом я понял, что до конца моих мучений еще далеко. На записке было написано:



Дискотека!!!





Да, так оно и есть. Завтра – пятница, и у нашего и параллельного классов будет дискотека. А теперь догадайтесь, чья мама отправится туда следить за порядком!

– Привет, старик, – прощебетала мама, влетая на кухню со своей сумкой и массой разноцветных пакетов.

Обычно вид множества пакетов у мамы в руках, да еще в декабре, будит во мне жгучее любопытство. Сразу появляется уйма важных вопросов, вроде: мягкие внутри вещи или твердые? есть ли сюрпризы? спрячет ли мама пакеты в гардероб или запихнет куда-нибудь еще?

Но сейчас я внимательно смотрел на маму. Щеки у нее раскраснелись, челка намокла от снега. Я понял, что видок у нас у обоих тот еще. Вдобавок на лице у мамы блуждала загадочная улыбка. Она скинула с себя пальто и сделала пируэт. Затем вытащила что-то из пакета. Я упал в обморок.

Ну нет, я, конечно, не упал, но до этого было недалеко.

– Зацени, что я нашла в «Муравейнике»![9] – радостно выдохнула мама, потрясая какой-то вещью. – Какая находка!

«Находка» больше всего походила на палатку, которую сорвало ветром, изрядно поносило-потрепало, потом она попала в руки веселых пьяных хиппи, которые от души разрисовали ее цветочками всех форм и расцветок и решили для прикола напялить на себя как какой-нибудь крутой прикид.

Мама приложила к себе платье и закружилась в вальсе по кухне.

– Правда, оно прелестно-о-о? – пропела она и чмокнула меня в щеку.

– Н-не знаю. – Я начал заикаться.

Мама вместе с платьем и пальто через плечо понеслась к зеркалу в прихожей. Я нерешительно поплелся за ней следом.

– Вообще оно… ничего так, красивое, – промямлил я. – Красивое летнее платье.

– Красивое вечернее платье, – сделав упор на слове «вечернее», поправила меня мама.

Я почувствовал приближение катастрофы.

– Но не для дискотеки, правда? – робко спросил я.

– Именно для дискотеки, – заверила меня мама.

– МАМА! Только не завтра!!!

– Эй, мистер Зануда! – Мама взъерошила мне волосы. – Я надеваю на себя то, что хочу, и заруби себе это на носу. Кстати, я и тебе кое-что купила. – И она протянула мне пакет. – На, примерь.

Я взял пакет и отправился в свою комнату.





Моя комната – это отдельная тема. Она совсем крошечная, и путь в нее лежит через кухню, поэтому ее иногда в шутку называют комнаткой для прислуги. Я считаю, что это самая лучшая комната в нашей квартире: во-первых, конечно, из-за того, что она моя, а во-вторых, из-за того, что она не похожа на обычную четырехугольную комнату. Стена, которая обращена во двор, скошена, из-за чего комната выглядит почти треугольной. У одной из стен стоит кровать, у другой – маленький письменный стол. Оставшийся свободным в середине комнаты треугольный кусочек пола застелен чудесным мягким ковриком цвета весенней зелени. А на скошенном кусочке стены, как раз между кроватью и столом, осталось немного места для зеркала. Я встал перед ним и, задержав дыхание, открыл пакет.

Там лежала рубашка. Сине-зеленая клетчатая рубашка. Выглядела она вполне пристойно. По крайней мере, мне так показалось. Моя проблема в том, что я совершенно не умею полагаться на свой собственный вкус. Возможно, рубашка была красивой. А может, наоборот, смешной. Как я мог знать это наверняка?