Павел Чжан и прочие речные твари

– Еще раз повторяю: я ничего не продаю.

– Место же неудачное. Вам самому лучше скинуть его по хорошей цене, пока есть предложение.

Игорь сломал веточку пополам, швырнул за лавку. Злость сладким жаром поднялась по ребрам к горлу и вискам.

– «Читальня» – одно из самых посещаемых мест в старом городе. Не надо мне рассказывать, как идут мои дела.

– Слушай, друг, – голос опять перешел на «ты», и это «ты» было уже другого оттенка. – Зачем тебе ссориться с Кириллом Максимовичем? Ты знаешь, кто он?

– Расскажи.

– Очень влиятельный человек. Очень многими зданиями владеет. Тебе бы с ним дружить, знаешь…

– А то что? Разжуй, я не догнал краями.

– Птичка по зернышку клюет… – собеседник ответил поговоркой невпопад. – Подумай, друг, – и повесил трубку.

Игорь посидел, переводя дух. После разговора у него остался неприятный осадок, вроде песка на зубах. Он даже думал перезвонить и рассказать, куда их птички могут засунуть свои зёрна, но потом забил. Реагировать на каждого урода нервов не хватит.

Игорь набрал Маршенкулова, после вернулся в дом. Марина Ахметовна допивала чай. Она глянула над кромкой чашки, стараясь не выглядеть слишком уж заинтересованной.

– Ну как вам? – Не успел Игорь ответить, как она добавила, постукивая ногтями по фарфору: – Цену можем обсудить, договоримся…

– А яблоки – антоновка?

– Что? – Марина Ахметовна на миг потерялась. – Понятия не имею, если честно. Они здесь росли еще до меня.

Ну, решил Игорь, если что, можно и посадить, не проблема.

– Меня всё устраивает, – сказал он. – У вас документы на дом в порядке или нужно будет оформлять?



Он все-таки застрял в пробке и оказался в «Диюе» только к полудню. Офис стоял пустой, все разбрелись кто куда, а то и вовсе не приезжали. Даже Маршенкулов уехал до вечера, и только Павел Чжан работал на своем месте. Одетый как депутат, сидел в напряженной позе – чуть подавшись вперед, локти на столе, темные стёкла очков поблескивали, пальцы набирали что-то в воздухе, – как будто с пятницы не уходил домой.

Так сложилось, что Павел был у Игоря на особом счету. Стоило Чжану зайти в отдел, как тут же вспоминались старые друзья из Забайкальска, те самые, что одной ногой в России, а другой в Китае, так и живут на перепутье, с видом на новый приграничный комплекс, что тянется за горизонт. Наплывали картины из детства: «Ну чё, ага, погнали?» – и всей гурьбой по очкурам, до забора на границе и обратно, теряя шлёпки и взбивая пыль. Толик, хоть и мелкий, всегда прибегал первым. Потом уже Игорь, за ним остальные. А после они вдруг солдаты империи Цин или супергерои Марвел и, сцепившись, катились в кусты, все в одну кучу – смуглые и белые ладони, русые и черные макушки, писк и визг. И мама кричала с балкона: «Порвешь штаны – будешь в драном ходить, больше не куплю!», но Игорь знал, что купит всё равно, и продолжал валяться. Вот Толику и его братьям реально попадало за штаны, отец лупасил почем зря, а мать-китаянка страшно материлась на чистом русском, грозя папашу отравить.

Диковатый Павел походил на Толика. Вылитый воробей – поджарый, злой, всегда готовый стащить упавшую крошку. По-мальчишески гладкое, узкое, всегда бесстрастное лицо, прямая спина. И холодный цепкий взгляд в прорези век, который отрезвлял в момент. Он странным образом напоминал о сухой степи, о плоском ярком небе, прилипшем к крышам пятиэтажек, жизни до похорон, до переезда. Игорь старался не таращиться, но глаза сами находили Чжана на любом собрании, в любое время, как пальцы находят болячку и раз за разом расчесывают ее до крови. Если Павел замечал, Игорь тут же что-то спрашивал – неважно что – или отшучивался и наверняка выглядел при этом тупо. Но не скажешь же правду, кому эта правда нужна?

– Можно, я гляну код? – спросил Игорь у Павла.

Моргнув, Павел прервал работу и посмотрел на Игоря, готовый клюнуть.

– Он не готов еще, – ответил, а между словами читалось: «Тебе заняться нечем?» Но всё же подключил Игоря к своему планшету. Мигнуло стартовое меню, и перед глазами загорелись строки. Они стремительно росли в длину, множились и складывались в логичное кружево, белое на сером.

Игорю давно хотелось посмотреть на процесс, как Павел находит эти стройные, изящные решения. Сам он словно достиг потолка, уперся макушкой в стекло и следил, как над ним взмывает новая звезда, уходит в стратосферу. Странно, но обидно не было. Разработка надоела, Игорь планировал сместиться в бизнес, развить «Читальню» в сеть. Перевезти бабку из душной квартиры в купленный дом, нанять сиделку из местных, привести в порядок сад.

– Ну что? – прервал его раздумья Павел.

– Круто, – кивнул Игорь и завершил соединение. – У тебя хорошо получается.

– Отлично, – не улыбаясь, Павел стукнул по дужке очков и вновь погрузился в работу. Вышло грубо, но Игорь ему прощал, пускай его.

Кто обижается на воробьев?





8


Леся, сотрудница из группы Павла, обычно работала из дома. Сегодня она наконец появилась в офисе, но не могла сосредоточиться на плевой в общем-то задаче – других ей не поручали. Она без конца ерзала, словно ей давила юбка-футляр из псевдозмеиной кожи, немаленькая грудь вздымалась под кофточкой, сложносочиненные браслеты звенели, а по губам то и дело пробегал кончик языка, на котором поблескивала бусина пирсинга.

Павла сильно отвлекало это неостановимое движение, растущее напряжение недалеко от его стола. Он даже спросил у Леси, не нужна ли ей помощь, имея в виду не только код, но та наотрез отказалась и продолжила вздыхать. И наконец, когда Павел уже был готов встать и пересесть, отправиться с планшетом в переговорную или в туалет, куда угодно, мимо прошел Лыков – расслабленная широкая походка, очередная чашка кофе и неизменный разговор по аркам.

Леся приподнялась на стуле и махнула ему плотной загорелой рукой. Браслеты зазвенели, съехав с запястья. Поняв, что ее не заметили, она окликнула Лыкова по имени, но он с кем-то спорил и двинулся дальше по проходу.

Выбравшись из-за стола, Леся подхватила планшет и поспешила следом, семеня на крохотных модных каблучках. Догнав Лыкова, она как бы случайно его толкнула, тут же рассмеялась, показав улыбку от лучших стоматологов Москвы, и вцепилась коготками в рукав лыковской толстовки. Лыков закруглил звонок, снял очки, разулыбался и заглянул в предложенный планшет.

Почему она не спросила у Павла, если был вопрос? «Ну просто тебя отвлекать не хотела», – скажет она, хоть и отвлекала его битый час. Павел, конечно же, не ревновал, такие как Леся его не привлекали. Но насколько примитивны человеческие желания и их проявления, подумал он, чувствуя, как раздражение бежит электрическим разрядом по телу и угасает в центре груди. Работать в крупнейшей IT-компании мира, но думать не о проекте – великом, самом масштабном проекте последних лет, – не о том, как стать начальником отдела, не о тайм-менеджменте и эффективности, а о зуде в собственных трусах. И плевать, что занимаешь место, которое могло бы пригодиться специалисту, нацеленному на результат. Плевать, что служебные романы почти всегда ломают карьеры и отвлекают от важного общего дела. Сплошной MS-DOS в голове: пожрать, поспать и переспать.

У Павла же в голове сидел и множился вирус Краснова. Теперь он постоянно был незримо рядом, и Павел мысленно с ним спорил, задавал вопросы, орал от несправедливости и невозможности что-либо изменить. Всё свободное время он проводил в сети, выискивая зацепки, что угодно. При помощи письма из выдуманного ПНИ Павел даже заразил вирусом планшет Краснова, но ничего не нашел. Планшет периодически выключали часов на пять-шесть, из-за чего тот полностью пропадал из поля зрения, и эти временные пробелы Павел мысленно заполнял картинами красновских извращений.


Глава «Добродела» оказался ещё и ярым борцом с сетевой зависимостью. Он продвигал запрет на гаджеты в детских домах – якобы те не отвлекали детей от учебы, и поддерживал идеи «контрас» – впрочем, осторожно и лишь некоторые (за открытую поддержку можно было загреметь в тюрьму). Автопилота и противоугонных маячков в его машине не было.

– Думаешь, самый хитрый? – процедил Павел. В носу опять свербело. – А что с твоей семьей?..

От поисков он очнулся уже в семь, когда зажужжал таймер. Павел нехотя снял очки. За окном давно стемнело, офис опустел, от Леси остался только шлейф приторных духов, и Павел понял, что даже не обедал.

Заварив лапшу, он сел у окна офисной кафешки и набрал Соню, глядя с высоты на влажную городскую хмарь. Абонент находился вне зоны действия сети. Соня часто пропадала, а после появлялась, совсем как кошка, и говорила, что была в «Благих сердцах». Иногда Павлу даже хотелось забраться в базу центра и проверить, действительно ли Соня туда ездит. Дело нескольких минут, сколько раз он проворачивал подобное от скуки в институте. Но сейчас он сдерживался. Попытка контроля – это первый знак привязанности, а Павел не хотел привязываться.

Добравшись до дома по злым и тесным пробкам, в потоке алых фар, запотевших стекол и гудков, он оставил машину чуть дальше, чем хотелось, – за три панельных, в панцире щербатой плитки дома, в просвете между грузовичками с пробитыми колесами. Уже который год они занимали место на обочине проезда, покрываясь всё новыми слоями дорожной пыли, на которой местная шпана рисовала половые органы, слова из трех букв и даже неизменную петлю «контрас».

Павел пересек неосвещенный сквер с призрачными тенями собачников и их собак, по грязи доскользил до лаза меж домами – панельки стояли под углом в девяносто градусов, но смыкались не до конца, оставив метровую щель. В нее и проходили все, не желавшие огибать длинное здание через сквер.

Павел перешагнул невысокий бордюр под балконами, забитыми сросшимся в пестрые блоки хламом, и попал в колодец двора. Из сумрака, разбавленного светом фонарей, доносились крики и тугие звуки ударов. Их Павел не спутал бы ни с чем. Прошел бы мимо – но услышал звонкий детский крик, и ноги сами понесли к игровой площадке. Кровь прилила к рукам, ударила в голову. Мелькнула здравая мысль вызвать полицию, но тут же исчезла, утонула в накатившей злости.

Их было четверо: трое подростков ростом с Павла, и пацанчик лет десяти-одиннадцати, одетый дорого и чисто. Он казался еще меньше, съежившись у горки, обеими руками вцепился в сумку и вжимал ее в живот. Один из лбов пытался ее отнять, тянул за лямку, второй занес кулак, третий, в залихватской кепке в клетку, стоял и наблюдал.

– Это что здесь происходит? – спросил Павел, убирая арки в сумку.

Подростки вздрогнули, отшатнулись от мальца, но, разглядев, кто перед ними, слегка расслабились. Да, Павел совсем не походил на силача.

– Они тебя бьют? – Хотя глупый вопрос, понятно же: да, бьют, и сильно.

– Никто его не бьет, он наш друг, – тут же отозвался тот, что в кепке. Он улыбался, держал руки в карманах джинсов. Другие тоже заулыбались, один похлопал мальчишку по плечу, одернул перекосившийся ворот куртки.

Мальчик неуверенно кивнул. На его губе блестела кровь.

Ага, такой же друг шпане, как мышка кошкам. И Павел был давно знаком с его оцепенением, вот с этим чувством, когда ни рукой, ни ногой двинуть не можешь от шока, от страха, что сейчас опять примутся бить, и на этот раз больнее. А бить станут, ведь ты не отвечаешь. Не они, так кто-нибудь еще.

– Правда? А твои родители знают, что ты здесь?

– А тебе чё надо? – снова влез парень в кепке.

Павел ему не ответил, хотя внутри всё дрогнуло, забулькало, вскипая.

– Где ты живешь? Я могу проводить тебя до подъезда, – сказал он мальчику, выманивая его из обступившей стаи.

Но мальчик не отвечал и не шевелился. Тот, что в кепке, сплюнул себе под ноги, глянул на корешей. Кореша неуловимо подобрались.

– Паш-шел бы ты отсюда, китаеза, пока ноги не оторвали. Понаехали.

Он подошел и не спеша, лениво толкнул Павла в грудь.

Страх и злость, проект и весь культурный слой – всё тут же отвалилось, стихло. Остался лишь звон в ушах. Мир сузился до зыбкого просвета, а руки делали. Главного в кепке за шиворот о расписанную цветочками стену, второму в нос, а третьему по-подлому в живот и в пах, коленом, дважды. Еще раз в нос, и вроде как он тоже пропустил удар, но боли не было.

Привычка. Старые инстинкты. Как будто не было последних лет, и снова он на пустыре у пруда, где либо ты, либо тебя, и всем плевать, останешься ли ты в живых. Шваль вылезла на свет из Павла под молодой звериный рев: бей его, бей его, бей китаёзу!

Подростки всё быстро поняли и сбежали, драться с ними было легко и даже стыдно. Их жертва вжалась в угол между лесенкой и горкой, слизывала кровь с губы. У Павла на языке тоже было солоно. Он ощупал челюсть. Точно назреет синячище.

Тяжело дыша, он упер кулаки в бока, навис над спасенным:

– Ты чего с ними пошел, а?

Пацаненок молчал, с испугом глядя снизу вверх на Павла.

– Набери родителям сейчас же. Или дай планшет, я сам им наберу. – Павел протянул ладонь, но мальчишка вздрогнул, сжался.

– Не трожь меня, чего пристал? – захныкал он, размазывая сопли и грязь по лицу.

– Я тебя спас, мелочь. А в следующий раз никого рядом не окажется, и что будет? Ты хоть представляешь, что они могли сделать? Бежать нужно от таких сразу, понял? Ловить момент и драпать.

– Пошел ты со своими советами! Урод косоглазый! – крикнул мальчишка, но последовал совету – понесся прочь, за гопотой, только яркий рюкзак подпрыгивал на плече маячком.

В висках у Павла застучала кровь. На миг захотелось догнать и немного придушить парня, сжать пальцы на тонком горле до красноты, чтобы не смел так говорить, не смел…

Спокойно. Спокойно, Павел, ты ведь давно не шваль, ты выше этого.

Он взъерошил волосы, с силой выдохнул, подобрал улетевшую в грязь под горкой сумку и заторопился прочь. Он что, мальца ругал или себя? Боялся за кого? Дался ему этот клоп, в самом-то деле… Чужие проблемы. Уже не его, нет.





9