Паучья вдова

Я начала прислушиваться к голосам в доме.

— Ты видела её платье?

— У неё всё лицо в царапинах… скорее всего бежала через лес…

— Бедняжка! Что же с ней сделали? И кто?..

— Да разве ж она расскажет? Ты посмотри, что с ней стало! Даже на человека не похожа.

Разговор шел между двумя кухарками трактира, которых я почти не видела, потому как сидела на полу в самом углу помещения, а огромный деревянный стол перекрывал видимость.

Но по их голосам я поняла, что подобные случаи — не редкость. Женщинам опасно ходить в одиночку по этой земле.

Вот только — почему?..

Когда та, что привела меня, возвращается, я всё ещё не могу выдавить ни звука: боюсь, что меня погонят прочь или ещё хуже — заставят отвечать за все те убийства, к которым я не имела никакого отношения. В доброту людскую я уже не верю. Не в тот мир попала.

Стараясь не думать о том, что я сошла с ума, иду за женщиной в чепце… Меня заводят в какую-то комнатушку и велят ждать. А чего ждать? Не объясняют…

Когда остаюсь одна, вновь забиваюсь в угол и напряженно смотрю на дверь. И вновь жду.

И вновь теряю счёт времени, — оттого испуганно вздрагиваю, когда дверь резко открывается.

— Милая моя, — неожиданно появляется передо мной совершенно незнакомая мне женщина в добротном платье и с аккуратно убранными волосами, — поднимайтесь, прошу вас!

Слегка удивленная сменой отношения, слушаюсь, опираясь на её руки и вставая на ноги.

— Прошу, идёмте за мной, — и женщина выводит меня в коридор, а затем через кухню — прямо на выход, почему-то придерживая за голову и словно прикрывая моё лицо от глаз работавших там кухарок.

Уже снаружи на меня накидывают плащ с капюшоном, а затем ведут по оживленным улицам поселения куда-то вперёд. Стараюсь не думать о том, что происходит. Почему-то этой женщине хочется довериться… и не ждать от неё подвоха… Поэтому, когда меня заводят в какой-то добротный дом, — правда, с черного хода, — я слегка расслабляюсь. Лучше иметь дело с образованными людьми, чем со слугами или рабочими мужиками. Здесь я хотя бы смогу получить какую-то информацию.

Шепотки, доносившиеся до меня, пока я ждала у двери, слегка спутали мои мысли:

— Ты уверена? — мужской голос, принадлежащий какому-то очень мягкому человеку, привыкшему прислуживать.

— Он сам так сказал, — ответ той женщины, что привела меня, — он же послал за мной.

— Но это невозможно! Её же считают…

— Тише! Если он сказал, значит, возможно. Помни о своем долге!

— Конечно-конечно… я сделаю всё, что нужно…

Затем ко мне вновь вышла моя новая провожатая и повела на второй этаж, где была огромная ванная, наполненная горячей водой.

Рядом с нею стояла безликая служанка, готовая помочь мне обмыть моё тело.

— Вам нужно… — произносит женщина и замолкает, словно не зная, как закончить предложение; её взгляд направлен на моё платье, больше не скрытое плащом; она смотрит на него, будто впервые заметив или впервые дав себе установку — увидеть, что со мной произошло, — Госпожа, мне так жаль!

— Госпожа? — переспрашиваю, напряженно глядя на неё.

— Прошу вас, снимите это платье, вам нужно принять ванную…

«И забыть всё то, что с вами произошло».

Она не сказала этого вслух, но почему-то я четко почувствовала, что она хотела это добавить — но сдержалась.

Следую её совету и стягиваю с себя одежду. Заметив синяки на моих руках, женщина закрывает лицо и едва сдерживает пораженный вздох.

Что такое? Они же догадывались о том, что со мной произошло! К чему сейчас эти реакции? Или ей ни о чём не рассказали? Кто она вообще?..

Забираюсь в воду и позволяю молчаливой работнице обмыть моё тело. Сама я сейчас ни на что не способна. Ни на что, кроме мысли: что поменялось?..

Почему ко мне так относятся? Почему называют госпожой? Кто я?..

И почему те четверо меня не узнали?

Те четверо, что сейчас висят в коконах мертвые…

Не думать об этом! Не думать.

— Синяки заживут, госпожа. Царапины на лице тоже. Это особая вода, в ней травы, исцеляющие и тело, и душу. Вы будете, как новенькая — совсем скоро! Лишь дайте нам позаботиться о вас! — причитала женщина, всё больше озадачивая меня.


На простую девку так тратиться не будут. И госпожой её тоже называть не будут. Меня кто-то узнал? Кто-то из тех, кто раньше видел… это тело?

Тогда сейчас мне нужен ответ лишь на один вопрос.

— Кто я? — спрашиваю ровным голосом, и рука с тряпкой на моей спине замирает.

А лицо женщины, ожидавшей у входа, резко бледнеет.

Так, ясно. Лучше дождаться, когда мы останемся наедине.

— Продолжай, — поворачиваю голову к служанке, и та вновь начинает омывать мое тело.

Молча сношу процедуру, отмечая появление ясности в сознании — особенно, когда прислужница добралась до кожи головы.

И впрямь — волшебная травка. Мой страх и моя паника почти сошли на нет. Теперь я могу здраво мыслить. А это значит — пора действовать.

Дожидаюсь, когда меня оботрут и уведут в комнату, наполненную светом от свечей. Сколько сейчас времени? Десять вечера? Или уже перевалило за полночь?.. Как сложно без времени. В покоях, выделенных специально для меня, мне предоставляют платье, которое выглядит намного дороже, чем одежда женщины, приведшей меня в этот дом…

Отпускаю работницу кивком головы, разворачиваюсь к своей спасительнице и вновь повторяю вопрос:

— Кто я?

— Госпожа, — то ли отвечает, то ли спрашивает она.

— Кто ты? — задаю второй вопрос.

— Ваша слуга, моя госпожа, как и все здесь, — покорно отвечает она, и я чувствую — на этот вопрос она может ответить без запинки. В отличие от того, предыдущего.

— Как тебя зовут? — спрашиваю также ровно.

— Должно быть, вы меня уже не помните… моё имя — Мора, моя госпожа, — вновь покорно отвечает женщина.

— Я… очень нуждаюсь в твоей помощи, Мора, — произношу медленно и осторожно.

— Я сделаю всё, что смогу, моя госпожа! — с облегчением отзывается та.

— Скажи мне, кто я.

И вновь молчание.

— Госпожа…

— Моё имя, Мора. Я хочу услышать своё имя.

Не знаю, что повлияло на эту женщину: моё спокойствие или то, как я перефразировала свою просьбу? Но она, наконец, ответила:

— Госпожа Минока.

— Верно, я твоя госпожа Минока, — прислушиваясь к собственному имени здесь, в этом мире, произношу медленно; не скажу, что я безумно рада подобному положению вещей, но от осознания факта, что я — не безродная чернавка, мне становится чуть-чуть легче, — так объясни мне, Мора, как так получилось, что вы за мной не углядели?

Рука женщины дергается к лицу, а сама она делает шаг назад, испуганно глядя на меня.

— Госпожа, да кто ж знал, куда вы исчезли? Вас же всем миром искали! Все в графстве! Даже дети! Но то — когда было! Месяц прошёл, и ваш супруг объявил, что вы умерли! Всё по закону! Мы не виноваты! Мы не знали, что вы попали в беду! Прошу вас, поверьте, моя жизнь полностью принадлежит вам! — она падает на пол, а я стою посреди комнаты и активно думаю.

Эта особа — в теле которой я оказалась, — графиня. И она замужем. И она пропала месяц назад. А я вселилась в неё только сегодня утром, обнаружив себя в сарае, запертом изнутри, в центре странной пентаграммы.

А теперь, внимание, вопрос…

Что графиня делала в этом самом сарае, спустя месяц своего побега от супруга?..

— Ты будешь помилована.

Причитания мгновенно останавливаются, а заплаканное лицо отрывается от пола, встречаясь со мной глазами.

— Моя госпожа?.. — произносят мокрые от слёз губы.

Кажется, я выбрала верный тон. Надо продолжать в том же духе.

— Твоя служба мне только начинается, — проговариваю чётко, параллельно обдумывая план действий, — Я хочу, чтобы ты всегда была рядом. Подле меня. Ты поняла это?

— Да, госпожа, — растерянно отзывается Мора.

— Хочу, чтобы ты рассказывала мне обо всём, что знаешь.

— Да, госпожа, — уже чуть менее уверенным голосом произносит та.