Память

– Вы знаете об Архипелаге Джексона?

– Я… знаком с их деятельностью, только в другом контексте. Будь я проклят, если не знаю лабораторию, которая этим занималась! Они специалисты по клонированию. Помимо всего прочего, они выполняют нелегальные операции по пересадке мозга; нелегальные повсюду, кроме Архипелага Джексона. Там выращивают молодого клона и переносят в него старый мозг – старый и богатый мозг, и… э-э… они выполняли некую генинженерную работу, о которой я не имею права рассказывать. И все это время у них в чулане сидела моя копия! Сукины дети! Они еще убедятся в моем существовании! – Майлз был вне себя от возмущения. Жаль, что личную месть Архипелагу Джексона придется отложить до лучших времен. – Так. Первые пятнадцать лет комаррское подполье никак не участвовало в операции, только деньгами. Неудивительно, что нам не удалось отследить ее.

– Да, – кивнул Галени. – Но пару лет назад они решили воспользоваться наконец этим козырем. Они получили выращенного клона – в то время это был подросточек – и начали натаскивать его на вас.

– Зачем?

– Похоже, они намерены получить империю.

– Что?! – завопил Майлз. – Нет! Только не это.

– Этот… индивид… стоял вот тут, – Галени ткнул пальцем в сторону двери, – два дня назад. Он заявил мне, что передо мной будущий император Барраяра.

– Но им придется убить и императора Грегора, и моего отца, чтобы… – в полном отчаянии начал Майлз.

– По-моему, – сухо отозвался Галени, – они к этому готовы. – Он снова улегся на скамейку. Сверкнул глазами, заложил руки за голову и промурлыкал: – Но сначала им понадобится мой труп.

– Оба наших трупа. Они не посмеют оставить нас в живых, – пробормотал Майлз в ответ.

– Кажется, я вчера об этом упоминал.

– И все же, если у них что-то не заладится, – Майлз бросил быстрый взгляд в сторону осветительной панели, – они будут нуждаться в заложниках.

Он выговорил эти слова громко и четко, подчеркнув множественное число в слове «заложники». Хотя с точки зрения Барраяра только один из них имеет ценность. Галени не дурак: он тоже знает, кто будет козлом отпущения.

Проклятие, проклятие, проклятие! Майлз сам угодил в эту западню, зная, что это западня, и надеясь получить сведения именно такого рода, какие получил. Он в бессильном отчаянии начал растирать себе затылок: если б можно было сотворить чудо и обратить ударную силу дендарийцев на это гнездо заговорщиков… Прямо сейчас…

Щелкнул замок. Для ленча рановато. Майлз резко обернулся, на какую-то безумную долю секунды понадеявшись, что увидит Элли, возглавляющую отряд наемников. Нет. Опять те двое громил – а в дверях третий с парализатором.

Один из них махнул рукой Майлзу:

– Ты! А ну иди сюда.

– Куда? – намеренно грубо спросил Майлз. Неужели это конец: отведут в подземные гаражи и там пристрелят или свернут шею? Добровольно идти на собственную казнь – это не для него.

Видимо, что-то в этом духе промелькнуло и в голове Галени, потому что, когда парочка бесцеремонно схватила Майлза, Галени кинулся на них. Тот, что держал парализатор, отключил его на полпути. Галени дернулся, оскалив зубы, и замер.

Оцепенев, Майлз позволил вытащить себя за дверь. Если смерть близка, он хочет по крайней мере встретить ее в сознании и успеть плюнуть ей в лицо, когда она подойдет к нему вплотную.





Глава 9




Когда Майлз понял, что лифт идет не вниз, а наверх, ему ненадолго полегчало. Значит, это случится не в подземном гараже. Вот Галени скорее всего прикончат там, чтобы не перетаскивать труп, но Майлз в этом смысле не представляет собой проблемы.

Комната, в которую его втолкнули те двое, оказалась кабинетом, на удивление светлым, несмотря на непрозрачные оконные стекла. На прозрачной полке стояли диски с базами данных, в углу – обычный комм-пульт. Сейчас на его экране светилось изображение камеры. Галени все еще лежал, парализованный, на полу.

Старший из тех, кто участвовал в похищении Майлза, сидел у затемненного окна на банкетке с мягким сиденьем и рассматривал инъектор, только что извлеченный из упаковки. Так. Значит, намечается не казнь, а просто допрос. Или по крайней мере допрос перед казнью. Если, конечно, этот тип не намерен попросту отравить его.

Майлз оторвал взгляд от сверкающего инъектора. Мужчина пошевелился, повернул голову и изучающе поглядел на него прищуренными синими глазами, потом скосил глаза на экран комма. Благодаря какому-то случайному совпадению позы, Майлз вдруг понял, с кем имеет дело, хотя явного сходства с капитаном Галени не наблюдалось, если не считать необычной бледности. На вид человеку с инъектором было около шестидесяти. Коротко остриженные седеющие волосы, морщинистое лицо, грузное тело, явно не принадлежавшее спортсмену или человеку, поддерживающему форму. На нем была земная одежда, отстающая примерно на одно поколение от исторических мод, которые демонстрировала нынешняя молодежь и которые Майлз вместе с Элли имел удовольствие наблюдать в пассаже. Его можно было принять за бизнесмена или преподавателя – за кого угодно, только не за террориста.

Если не учитывать его убийственной напряженности. Именно в этом – судорожно сжатых руках, раздутых ноздрях и жесткой линии рта – Сер Гален и Дув Галени – члены одной семьи, отец и сын.

Гален встал и обошел вокруг Майлза. У него был брезгливый вид человека, рассматривающего не слишком удачную скульптуру. Майлз стоял неподвижно, чувствуя себя совсем коротышкой без сапог. Наконец-то он оказался в самом центре своих напастей, обнаружил их тайный источник. И центром этим был человек, обходивший его кругом и разглядывавший с ненасытной ненавистью. Или, может быть, оба они, отец и сын, были двойным центром, сведенные вместе и наложенные друг на друга, как двойной фокус эллипса, чтобы получился наконец некий дьявольски идеальный круг.

Майлз казался себе до жути маленьким и хрупким. С Галена станется переломать ему все кости – с тем же отсутствующим видом, с каким Элли Куин грызет ногти. Просто чтобы снять напряжение.

«Видит ли он меня вообще? Или он видит только предмет, символ, обозначающий врага? Не покончит ли он со мной, как с какой-то аллегорией?»

– Так, – заговорил Сер Гален. – Наконец-то передо мной оригинал. Не слишком внушительный вид для того, кто украл у меня преданность сына. И что он в тебе нашел? Но вообще-то ты неплохо представляешь Барраяр. Чудовищный сын чудовища-отца: моральный генотип Эйрела Форкосигана, выставленный во плоти на всеобщее обозрение. Может, есть все-таки в мире справедливость.

– Очень поэтично, – с трудом выдавил Майлз. – Но поскольку вы меня клонировали, вы должны знать, что биологически это неверно.

Гален угрюмо улыбнулся.

– Не стану настаивать. – Он завершил очередной круг и остановился напротив Майлза. – Наверное, ты не виноват в том, что появился на свет. Но почему ты так и не восстал против этого чудовища – твоего отца? Он сделал из тебя то, что ты есть… – Широкий взмах руки Галена словно стер с лица земли нелепую, искореженную, подростковую фигуру, стоящую перед ним. – Какой властью обладает этот диктатор, если может гипнотизировать не только собственного сына, но и чужих сыновей? – Лежащая ничком фигура на комм-экране снова притянула к себе взгляд Галена. – Почему ты идешь за ним? Почему за ним идет Дэвид? Что за извращенное удовольствие получает мой сын, вползая в мундир барраярского громилы и шагая следом за Форкосиганом?

Гален очень неубедительно изображал насмешку: в его голосе была неподдельная боль.


Вспыхнув, Майлз отрезал:

– Но мой отец никогда не бросал меня в беде!

Голова Галена дернулась, последний намек на веселье исчез. Он резко отвернулся и двинулся к банкетке за инъектором.

А Майлз мысленно проклял свой длинный язык. Если бы не его мальчишество и тщеславное желание оставить за собой последнее слово, этот человек продолжал бы говорить, и он узнал бы что-то полезное. А теперь говорить будет он, а узнавать – Гален.

Двое охранников взяли его за локти. Тот, что стоял слева, поднял рукав. Ну вот, начинается. Гален прижал инъектор к вене на локтевом сгибе Майлза, и тот услышал шипение, а потом ощутил легкое жжение.

– Что это? – успел спросить Майлз. Он успел заметить, каким детски слабым и неуверенным стал его голос.

– Суперпентотал, разумеется, – деловито бросил Гален.

Майлз не удивился, хотя внутренне весь сжался, зная, что его ждет. Он изучал фармакологию суперпентотала, его применение и действие в курсе безопасности в Императорской военной академии Барраяра. Средство использовали для допроса не только в имперской службе, но и по всей галактике, поскольку это был почти идеальный препарат – безвредный для допрашиваемого даже при повторных дозах и обладающий сокрушающей эффективностью. Правда, он не представлял опасности вообще, а в частности… Существовало мизерное количество несчастных, у которых была на него естественная или искусственно созданная аллергическая реакция. Майлза никогда не считали нужным подвергнуть операции по созданию искусственной аллергии: он представлял собой гораздо большую ценность, чем любая секретная информация. Другие агенты-шпионы были не столь удачливы. Анафилактический шок – это еще менее красивая смерть, чем дезинтеграционная камера, к которой обычно приговаривают шпионов.

Майлз в отчаянии ждал, когда превратится в маразматика. Адмиралу Нейсмиту приходилось присутствовать при многочисленных допросах с применением суперпентотала. Это средство вызывало мощный прилив добродушия и болтливости и уносило всю способность логически мыслить. Наблюдать такое было забавно – человек вел себя как кошка, хлебнувшая валерьянки. Еще несколько секунд – и он сам превратится в такую вот кошку.

Отвратительно думать, что капитан Галени был так же постыдно обработан. Да еще четыре раза кряду, судя по его словам. Неудивительно, что он такой дерганый.

Майлз почувствовал, как у него колотится сердце, словно от слишком большой дозы кофеина. Его зрение обострилось до почти болезненной четкости. Контуры предметов начали светиться, а сами предметы почти физически стали давить на него. Гален, отступивший к пульсирующему окну, превратился в обнаженную электросхему, включенную в цепь и полную смертельного напряжения.

О нет, на добродушие это не походило.

Видимо, наступает естественная кома. Майлз сделал последний вдох. Вот удивятся допрашивающие…

Но, к великому изумлению Майлза, он продолжал тяжело дышать. Значит, это не анафилактический шок. Просто еще одна чертова индивидуальная реакция. Он только надеялся, что это не вызовет тех кошмарных галлюцинаций, которые случились после чертова успокоительного, которое ему дал когда-то неопытный доктор. Вдруг Майлзу захотелось кричать. Его зрачки резко дергались в ответ на малейший жест Галена.

Охранник пододвинул Майлзу стул и помог усесться. Майлз благодарно упал на сиденье, сотрясаясь от безудержной дрожи. Ему казалось, что сознание разрывается на части, как ветхая ткань, а потом куски складываются обратно, словно на экране кто-то крутит запись фейерверка сначала в одну, потом в другую сторону. Гален хмуро смотрел на него.

– Опиши процедуры системы безопасности для входа и выхода из барраярского посольства!

Наверняка они уже выжали эту информацию из капитана Галени – значит, просто проверяют действие суперпентотала.

– …действие суперпентотала. – Майлз услышал, как повторяет вслух свои мысли. О дьявол! Он надеялся, что его индивидуальная реакция включает в себя способность не вываливать свои мысли наружу. – …Что за отвратительная картина…

Качая головой, Майлз уставился на пол у своих ног, словно ожидая увидеть там месиво из кровавых кусочков собственного мозга.

Сер Гален шагнул вперед и рывком приподнял ему голову, прошипев сквозь зубы:

– Опиши процедуры системы безопасности для входа и выхода в барраярское посольство!

– Этим занимается сержант Барт, – импульсивно начал Майлз. – Несносный болван! Никакого savoir-faire[3], полнейший солдафон.

Не в силах остановиться, он выдал не только шифры, пароли, места установки сканеров, но и расписание дежурств, свое личное мнение обо всех служащих, в придачу едко раскритиковав недостатки системы безопасности. Одна мысль влекла за собой следующую взрывной цепочкой, наподобие цепочки шутих. И Майлз говорил как заведенный, весело и бессвязно.

Он не только не мог остановиться сам – Гален тоже был бессилен остановить его. Обычно допрашиваемые под суперпентоталом, увлекаемые ассоциациями, отклоняются от предмета, и лишь постоянные подсказки следователя возвращают их к теме. Майлз обнаружил, что проходит через то же самое, только со страшной, небывалой скоростью. Обычных допрашиваемых можно остановить словом, но Майлз замолкал только тогда, когда Гален отвешивал ему несколько тяжелых пощечин. Тогда Майлз сидел некоторое время молча и тяжело дышал.

Пытка не входила в программу допроса под суперпентоталом, потому что счастливо одурманенные жертвы попросту не чувствовали боли. С Майлзом было иначе – боль то приливала, то уходила; то он испытывал сонливость, то мука обжигала его, полностью опустошая разум. К собственному ужасу, он вдруг расплакался. Потом так же неожиданно перестал, глупо икая.

Гален стоял как зачарованный и рассматривал Майлза с явным отвращением.

– Что-то не так, – пробормотал один из охранников. – Он что, нейтрализует действие суперпентотала благодаря какой-то новой обработке?

– Да нет, какая там нейтрализация, – возразил Гален и взглянул на часы. – Он не скрывает информацию. Только дает больше, чем надо. В тысячу раз больше.

Комм настоятельно засигналил.

– Я подойду, – предложил Майлз. – Наверное, это меня.

Майлз вскочил со стула, но колени у него подогнулись, и он повалился лицом в ковер. Жесткий ворс уколол щеку. Двое охранников тут же подняли его и снова усадили на стул. Комната медленно плыла кругами, то в одну, то в другую сторону. На вызов ответил Гален.

– Докладываю. – Из комма раздался собственный решительный голос Майлза в его барраярском воплощении.

Лицо клона показалось Майлзу не таким уж знакомым, как то, которое он каждый день видел в зеркале.

– У него пробор не на ту сторону, – заметил Майлз, ни к кому не обращаясь. – Ах нет…

Все равно никто его не слушал. Майлз начал размышлять об углах падения и отражения, и его мысли со скоростью света отскакивали от зеркальных стен его пустого черепа.

– Ну как? – Гален тревожно подался к пульту.

– Я чуть не провалился в первые пять минут. Тот здоровый сержант-водитель в дендарийской форме оказался чертовым кузеном. – Голос клона звучал тихо и напряженно. – К счастью, мне удалось превратить недоразумение в шутку. Но они поселили меня с этим подонком. А он храпит.

– Вот уж точно, – подхватил Майлз как ни в чем не бывало. – А чтобы развлечься по-настоящему, подождите, пока он начнет во сне заниматься любовью. Черт, хотел бы я, чтобы мне снились такие сны. У меня бывают только кошмары: например, я играю в поло против команды мертвых цетагандийцев, а мячом служит голова лейтенанта Марко. Она кричит каждый раз, как я ударом гоню ее к воротам. А потом я падаю и попадаю под копыта…