Падение

— Вы ему сами сказали, что нужно махать руками и приседать, а не бегать.

— Можешь махать руками и приседать по дороге, — милостиво разрешил физрук. — Бегать тоже будешь только на стадионе. Замолчали и дружно пошли.

— И что он злой такой? — удивилась Полина, опасливо поглядывая на спину учителя.

— Перепил вчера, — пояснил я. — Теперь у него болит голова и ломит мышцы. А еще тошнит. Зря ты этот костюм надела.

— Почему?

— Потому что он Дмитрию Семеновичу не нравится, — пояснил я.

Я решил не уточнять, что того тошнит при одном взгляде на одноклассницу. Поймет неправильно и опять обидится. Обижается она красиво, но пусть делает это на кого–то другого. Почему–то в голову полезли мысли, что Полина очень даже симпатичная: стройная смуглая брюнетка с точеным личиком, и даже слегка оформившаяся грудь заманчиво колыхается при каждом шаге.

— Ты куда уставился? — прошипела Полина.

— На блестки, — приврал я.

Грустно приврал, потому что осознал, что секс мне в ближайшее время светит только в снохождениях с Илинель, на что я не рискнул бы, даже будучи в лучшем состоянии. Теоретически я, конечно, ровесник той же Полины, но практически — взрослый мужик в детском теле, а значит, связываться с малолетками не могу, а взрослые дамы по той же причине не обратят на меня внимания. Было это всё не слишком вдохновляюще, хотя как нельзя кстати припомнились слова Айлинга о том, что маг должен уметь держать страсти в руках, это способствует правильному формированию. Вот я и держу, формируюсь изо всех сил.

— Я передумала, — неожиданно сказала Полина. — Я согласна с тобой сходить в кино.

— Сходим как–нибудь, — согласился я. — Когда у меня время появится.

Так и быть, исполню мечту Ярослава, и даже без малейшей прибыли для себя. Почему–то на Полину мой ответ произвел совсем не положительное впечатление, она возмущенно фыркнула и отошла от меня к физруку, у которого при взгляде на ученицу опять появились признаки тошноты. Но он мужественно держался, совсем как я.

На стадион пришли мы не первые, но и не последние. Пока регистрировались, пока физрук раздавал тряпочки с номером участника и школы, время пролетело. Какой–то мужик из районной администрации толкнул речь, как он рад видеть в одном месте столько увлеченных спортом детей. Поскольку большая часть моих соседей детьми себя не считала, речь им не понравилась.

— Сначала личный зачет, — инструктировал нас физрук. — Потом эстафета. А потом я вас доведу до школы и можете идти куда хотите. Хоть на контрольную, да, Елисеев?

— Это хорошо, Дмитрий Семенович, что я на контрольную еще успеваю, — согласился я, неожиданно вызвав смех среди наших.

— Я рад, что чувство юмора тебе не изменило, — кисло сказал физрук. — Надеюсь, что и с остальным у тебя полный порядок.

Я заверил, что да. Он попридирался еще к паре человек, а потом соревнования наконец начались и стало не до болтовни. Личный зачет на четыре километра мы отбегали всей толпой, я особо выделяться не стал, пришел вторым. Надеюсь, нашей школе этого хватит. Потом отбегали стометровку и дело наконец дошло до эстафеты. Нужно было там всего четыре ученика, меня поставили четвертым.

Физрук уже выглядел бодрее. Видно, в короткий промежуток успел сбегать до магазина и опохмелиться. Пахло от него самую малость, почти незаметно, но зато его настроение поднялось сразу на столько же градусов, сколько он употребил внутрь.

— Прекрасно отбегали, дети, — радостно сказал он, изучив наши результаты у судей. Елисеев, у тебя действительно будет грамота, так что о двойке не переживай. Не буду я просить Леониду Викторовну о такой глупости. Осталась самая малость — получить кубок за эстафету.

— Мы его ни разу не получали, — сказал кто–то из учеников.

— Вот именно! Теория вероятности работает на нас. Чем реже мы что–то получаем, тем больше вероятности, что получим это сегодня.

— Странная аргументация, — заметил я.

— Главное, чтобы она работала, — отмахнулся физрук.

На своих товарищей по команде я немного воздействовал магией. Конечно, это было жульничеством, но как говорил Айлинг, жульничество в свою пользу считается таковым, только если его выявили. Здесь выявлять было некому: мага никто не ждал. И я решил порадовать Дмитрия Семеновича. Бежали наши так, что у соперников просто не было шансов.

Когда нам вручали вожделенный кубок, физрук выглядел не столько счастливым, сколько ошарашенным. Нет, конечно, он настраивал нас на победу, но больше по привычке, сам в нее совершенно не верил.

— Елисеев, а ведь как чувствовал, что ты нам принесешь удачу. Решил взять тебя в последний момент, — растроганно сказал он, вертя в руках кубок. — Впереди, ребята, у нас городские соревнования. Это большая ответственность. Будем готовиться ежедневно.

Вот и делай после этого доброе дело людям, сам же и пострадаешь.





Интерлюдия 2




Андрей Кириллович Лазарев умел держать себя в руках на людях. Но когда люди заканчивались, на тех, кто оказывался поблизости, обрушивалась лавина гнева.

— Урою! — рычал он, расхаживая от стены к стене в своем немаленьком кабинете. — Какой дебил устроил это представление? Без согласования со мной!

Он резко выдохнул, остановился перед старшим сыном, который как раз зашел в кабинет.

— Узнал кто?

— У наших алиби, — уверенно ответил Кирилл. — Проверили всех, кто в принципе имеет силу. Полиция тоже никому не смогла предъявить обвинение из наших. Было бы ночью — были бы проблемы. Но посреди рабочего дня всегда находится куча свидетелей. Записи на камерах опять же подтверждают. У Мальцевых на камерах посторонних нет. Ходят слухи, что покуривает этот Андрей. Вот и докурился до волхвов в клубах дыма.


— Наркотиков в крови не обнаружено. Это мне осведомитель из клиники сообщил, — проворчал Лазарев–старший, успокаиваясь на глазах. — Но запись из кабинета Андрея Мальцева они никому не выдали. Даже полиции.

Отец с сыном были очень похожи: те же русые волосы, только у отца изрядно тронутые сединой, те же серые глаза, те же тяжелые подбородки. Но вот характерами они кардинально отличались: взрывной у старшего и совершенно меланхоличный у младшего. Отец иногда порыкивал, что сын уж слишком равнодушно ко всему относится, на что сын обычно отвечал, что если принимать все близко к сердцу, то сердца скоро не останется. Судя по всему, сердце Кирилла ни разу не страдало.

— Значит, на ней тоже ничего нет. Уверен, Мальцева и без наркотиков посещают глюки, — совершенно равнодушно заметил Кирилл. — Папа, наши не имею никакого отношения к мальцевским закидонам, как бы тем ни хотелось доказать обратное.

— Я там был, — тихо сказал Андрей Кириллович. — И я тебе точно скажу, сын, там веет чем–то нашим. Неуловимо веет.

В глазах Кирилла зажглись огоньки интереса. Кому–то другому слова отца могли показать если не глупостью, так началом старческого маразма, но близкие знали, что глава клана просто так на предчувствия не ссылается. А еще — что предчувствия его не обманывают. И если ему кажется, что там был кто–то из клана, значит, кто–то был.

— Я всех наших магов проверил.

— Значит, не всех.

— Да бог с тобой, папа, ты серьезно веришь, что кто–то мог проникнуть в кабинет Мальцева, ни разу не засветившись ни на одной камере? Это невозможно.

— Сам знаю, что невозможно! — рявкнул опять разозлившийся Лазарев–старший. — Мне нужна запись из кабинета Мальцева.

— Попробую достать.

— Немедленно!

— Немедленно можно только из моего кабинета, — огрызнулся Кирилл. — У меня есть пару человечков у Мальцевых, но не факт, что они имеют доступ к записям. Нужно время и деньги.

— Всем нужны наши деньги, — саркастически сказал Лазарев. — Представляешь, мне тоже. — Сын не ответил, поэтому Лазарев–старший решил сменить тему: — Что там с тем сигналом из полиции?

— Ерунда, — отмахнулся Кирилл. — История нас никоим образом не касается. Мальчик действительно из моих детей, но бесперспективный. Я его проверял.

— Проверь опять.

— Зачем? — удивился Кирилл.

Простой вопрос опять взбесил Лазарева–старшего.

— Затем, что я так хочу. Пока еще я глава клана, понял? И мои приказы должны исполняться без всяких там «зачем».

Кирилл сухо кивнул и ушел, а его отец почти сразу забыл свою странную просьбу, непонятно почему пришедшую ему в голову.





Глава 13




На контрольную я все же пошел, несмотря на то что Полина предлагала прогулять, и не просто так — а ради нее. Даже пыталась использовать запрещенный прием: прижалась ко мне и предложила пойти в кино прямо сейчас. На что я ей ответил:

— Ермолина, учиться надо так, чтобы не бояться контрольных.

— Ярик, что ж ты такой упертый? — проворчала она. — Неужели не можешь что–то сделать ради других?

— Вот когда другие что–то сделают ради меня, тогда и я подумаю, не пойти ли им навстречу.

— Так я и думала, что ты обиделся, — чему–то обрадовалась Полина. — Ярик, я уже извинилась. Пойдем в кино? Ну ее, эту контрольную.

Она сделала умильную рожицу, на которой уже отразилась уверенность, что контрольную мы прогуляем. Пришлось ее разочаровать.

— Ты можешь идти в кино, я иду на контрольную.

— Ага, могу. Леонида мне потом все мозги выест чайной ложечкой, — пробурчала она. — А я так обрадовалась, когда меня на соревнование забрали. Ярик, ну пожалуйста…

— Ермолина, могу только посоветовать тренировать не только ноги, но и мозги. В красивой девушке все должно быть красиво.

— А я красивая? — закокетничала она.

Разговор пошел по кругу. Но до школы мы дошли. Аккурат к последнему уроку, на котором была контрольная. У классной при виде нас аж брови попытались залезть на самый верх лба, подчеркнув линию волос, но говорить она ничего не стала, вручила нам, как и остальным, по листку с заданиями и принялась ходить по проходам, внимательно следя, чтобы никто никому не помогал. Написал я минут за пятнадцать и понес тетрадь на учительский стол.

— Елисеев, еще полчаса, — неожиданно участливо сказала классная. — Успеешь решить хоть что–то. Не надо сразу сдаваться.

— Я все решил, Леонида Викторовна. Контрольная легкая. Смысл мне дальше сидеть? Я в школу зашел только ради контрольной, а так у меня дел полно.

— Дел у него полно! — громогласно возмутилась она. — Учти, Елисеев, будешь у меня переписывать, пока тройку не получишь.