Ожидание

– Что? – на мгновение он оторвался от ноутбука. – Кого же?

– Еще одну маму. В той игровой группе, куда посоветовала сходить Эллис. Куда ты посоветовал сходить – чтобы я могла бы завести друзей. Я хотела спросить, могу ли я пригласить ее к нам в гости? Может быть, ты мог бы что-то приготовить?

– В гости? Какие такие гости?

– Сэм, пожалуйста.

– Когда?

– Не знаю. Через пару недель. Я подумала, можно позвать еще Ханну с Нэйтаном. Устроить небольшой дружеский ужин.

Он нахмурился.

– Не знаю. Ближе к делу мне нужно посмотреть, в какую смену я работаю.

– Сэм, – сказала Кейт. – Ты же сам говорил, что я должна встречаться с людьми. Я встретила хороших людей – Дею и Зои.

– Подожди, они что, лесбиянки?

– Да.

– В Кентербери есть лесбиянки?

– Очень смешно.

Сэм сделал большой глоток пива.

– Так я могу сказать им, что мы их приглашаем? Ты приготовишь нам ужин?

– Ладно, но тогда позовем еще Марка с Тамсин.

– Неужели?

– А почему бы нет? Мы все равно задолжали им ужин. Марк давно не ел мою стряпню. Это может вдохновить его на инвестиции.

– Отлично, – сказала Кейт.

«Вот же черт!»





Лисса




Он ей не звонил. Она ему тоже. Он ей не писал. Она тоже ему не писала. Она постоянно проверяла телефон. Держала его в кармане, ожидая вибрации сообщения, но сообщение не приходило.

Лисса уже забыла, как это бывает. Как покоряешься мужчине после секса. Похоже, это универсальный закон природы. Как за несколько быстрых движений переходишь от здравомыслия к сумасшествию, даже если это муж твоей лучшей подруги.

Муж. Твоей. Лучшей. Подруги.

Подумай об этом.



Предпремьерный показ прошел неплохо, хотя труппу и приходилось немного дотягивать до пьесы. У текста был свой внутренний двигатель, своя жизненная сила. За занавесом Лисса чувствовала оживление, видела его в глазах коллег – химия работала, пьеса ожила, они все стали частью чего-то значительного.

После в баре шептались, что на показе было много журналистов, значит, можно было ожидать рецензий. Эти новости вызвали у Лиссы хорошо знакомое чувство одновременно облегчения и ужаса.

К утру субботы онлайн вышли четыре обзора. Газеты «Телеграф», «Индепендент» и «Таймс» поставили четыре звезды, а «Ивнинг Стандард» – все пять: «Где все это время был Джонни Стоун?! С таким редким талантом он давно должен был стать известным. Для того, чтобы его талант засиял, потребовался местечковый театр и малоизвестный режиссер».

Хелен назвали «молодой актрисой, стоявщей на пороге огромного успеха».

О Лиссе написали, что она «самая томная, потерянная и чертовски опасная Елена, какую мы когда-либо видели».

В субботу Лисса отправилась прогуляться по парку, оставив телефон дома. В базарный день у нее были все шансы столкнуться либо с Ханной, либо с Нэйтаном, либо с ними обоими, покупающими хлеб, бекон, круассаны или рыбу. Они все еще занимаются сексом, Ханна и Нэйтан? И что они сейчас делают? Она могла бы пойти к ним в гости. Просто постучать в дверь и остаться на утренний кофе. «Эй, Ханна! А Нэйтан соблазнил меня. Да, в четверг, в собственном кабинете! Ты когда-нибудь занималась там с ним сексом? На его диване? И этот его трюк с большим пальцем? Так он тебя ласкает?»

Возможно, он спал с ними со всеми – с ней, Ханной, теми длинноногими сочными девушками, которые встают с его дивана, оставляя после себя тепло. Возможно, никто из них не знает подлинного Нэйтана.

А может быть, это она сама себя не знает.


Лисса спрашивала себя, нет ли какого-нибудь особого слова для такой, как она, – может быть, на греческом – которое обозначало бы женщину, предающую свою подругу.

«О Ханна. Боже мой».

Она купила круассан и, придя домой, съела его в одиночестве, стоя у раковины.

В ответ на отзывы в прессе билеты стремительно распродавались, в будни зал был заполнен на восемьдесят процентов, а на выходные мест было не достать. На репетициях в воздухе витало чувство триумфа. После вокальных упражнений они растягивались и разминались. Закончив, они вставали в круг и бросали друг другу мяч, чтобы отточить рефлексы. За десять минут до выхода они пели ту русскую народную песню.

Только Джонни не разминался. Он сидел на сцене в любимом «ванином» шезлонге, уже переодевшись в мятый льняной костюм и сдвинув шляпу на затылок. Он спокойно разгадывал кроссворд, изредка посматривая на выходки других актеров, иногда приподнимая бровь. Когда они запевали, он уходил покурить.

Лисса была благодарна, что у нее было какое-то занятие. Ей было куда ходить по вечерам, в жизни появился некий ритуал, она знала, где стоять, как говорить и куда положить руки.

Она получила сообщение от Ханны: «Купила билеты! Мы с Нэйтаном придем в четверг вечером».

«Отлично!» – ответила и почувствовала, как желудок скручивает от страха.

В конце первой недели пришла мама с Лори. После спектакля они ждали ее в баре. Сара взяла ее лицо в ладони:

– Чудесно, дорогая, просто чудесно! «Гардиан» пока ничего не написал?

«Если в театре идет постановка, но «Гардиан» о ней не написал, существует ли она на самом деле?»

– Ма, в «Гардиан» ничего нет.

Лори крепко обняла Лиссу.

– Лисс, это лучшая твоя роль, лучшая.

В понедельник пришел отец со своей женой.

– Отлично сыграно, дорогая, ты выглядела великолепно, – сказал он. – Ты напомнила мне свою мать в молодости.

Стоявшая рядом с ним женщина нервно, по-птичьи кивала, сжимая в руках сумочку.

– Мне понравилось, – присоединилась она. – Правда, в этой пьесе же ничего не происходит?

– Правда, – согласилась Лисса, – ничего особо не происходит. Когда она предложила пойти выпить, отец был готов уже согласиться, но от нее не ускользнуло, как жена ткнула его под ребра, и он только беспомощно пожал плечами.

Приходили агенты, приводя с собой кастинг-директоров «Глобуса», «Нэшнл» и прочих важных шишек. По гримерной пробегал неизбежный шепоток, мол, такие-то и такие-то сегодня здесь, и мысль о том, что эти люди будут на тебя смотреть – люди, в силах которых круто изменить твою жизнь, – холодила кровь. Важен ведь не просто талант, а молва – что скажут про тебя разные умники. Агент Майкла, кажется, притащил с собой половину всех лондонских телевизионщиков и театральных деятелей. Агент Хелен приходил уже трижды, каждый раз с новым кастинг-директором. Лисса видела их, забившихся в угол в баре после спектакля. Они были столь серьезны, словно занимались жизненно важными государственными делами. Впрочем, со столь же серьезными лицами они слушали, что говорят со сцены молодые актеры.

Ее агент пришла на утреннюю репетицию в среду, одна. Это было в середине третьей недели подготовки, когда спектакль еще не смотрелся. Лисса видела ее, сидящую в заднем ряду маленькую женщину с непослушными рыжими волосами. Уже переодеваясь, Лисса получила от нее сообщение: «Замечательно. Я должна бежать. Поговорим завтра?»

На следующий день она постоянно проверяла телефон, ожидая звонка, которого так и не случилось.

Наступил четверг, она была вне себя от нетерпения. Она отправила Нэйтану сообщение: «Ты придешь с Ханной сегодня вечером?» Он не ответил. Выйдя на сцену, она увидела Ханну, сидевшую в одиночестве и пустое место рядом. Ее переполнило разочарование и облегчение.

После спектакля в баре Ханна обняла Лиссу.

– Это было потрясающе, Лисс. Мне очень понравилось. Значит, в конце концов она получит признание?

– Кто? – Лисса чувствовала себя сбитой с толку. Ее подруга была здесь, перед ней, мысль о предательстве пылала у нее внутри.

– Ну эта полячка, режиссер.

– Ах да. Наверное, получит.

Она впилась взглядом в лицо Ханны.

– Нэйт не захотел приехать?

– Он задержался на работе и передавал тебе большой привет.

– Большой привет, вот как?

– Да, ты получила сообщение от Кейт? – спросила Ханна. – Она приглашала тебя в Кентербери?

– Я не могу. У меня спектакль. А ты поедешь?

– Думаю, да. Нам нужно выбраться из Лондона, мне и Нэйту. Совершить что-нибудь спонтанное для разнообразия.

Лисса рассмеялась.

– Спонтанность – не твоя сильная сторона, Ханна, – сказала она. – Если ты хочешь сделать что-то действительно спонтанное, то съезди куда-нибудь за пределы Англии. Например, в Берлин. Или слетай в Нью-Йорк, в Белиз.